В тот вечер ничто не предвещало беды. За окном моросил осенний дождь, а на кухне было тепло и уютно. Я готовила борщ — любимый мамин рецепт, с говядиной на косточке и чесночными пампушками. Когда Алексей вернулся с работы, он был необычно оживлен. Принес бутылку вина, коробку конфет для мамы, а мне — маленький букетик хризантем.
— Что празднуем? — я улыбнулась, принимая цветы.
— Жизнь, — подмигнул он, — и еще кое-что обсудить хочу. Но потом, за ужином.
Мама приехала ровно в семь. После первой рюмки настойки она порозовела и начала рассказывать байки из своей молодости. Алексей слушал внимательно, подливал ей, смеялся над шутками. Не помню, когда в последний раз видела их в такой гармонии.
— Ириш, у меня к тебе серьезный разговор, — произнес он, когда мы перешли к чаю с тортом. — Я тут подумал про нашу квартиру.
Я замерла с вилкой в руке. Квартира досталась мне от бабушки. Единственное наследство, которое у меня было.
— Что с ней? — спросила я, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
— Да ничего особенного. Просто я общался с юристом на работе, и он говорит, что лучше все оформить на одного человека. Налоги, коммуналка, вся эта бюрократия… — Алексей говорил спокойно, разрезая торт на идеально ровные куски. — Предлагаю все переоформить на меня. Так будет проще управляться с документами.
Я молчала. В голове крутились вопросы, но почему-то стыдно было их задавать. Он ведь не предлагал ничего криминального. Просто удобство. А я опять со своей вечной подозрительностью…
— Иришка, ну что ты как маленькая! — вмешалась мама. — Алеша дело говорит. Ты разве в этих бумажках что-то понимаешь? А у него и образование соответствующее, и на работе юрист знакомый.
— Да, но…
— Никаких «но»! — мама накрыла мою руку своей. — Ты же не думаешь, что твой муж тебя обманет? Сколько лет вместе живете?
— Восемь, — вздохнула я.
— Вот именно. А ты как девочка несмышленая. Доверяй уже мужу.
Алексей достал из портфеля какие-то бумаги.
— Я уже все подготовил. Просто поставь подпись, и не будем больше к этому возвращаться.
У меня внутри все сжалось. Что-то было не так, но я не могла понять, что именно. Рядом сидела мама, напротив — муж. Два самых близких человека. Неужели я им не доверяю?
— Давай, подписывай, — подтолкнула меня мама. — У меня еще автобус в девять.
И я подписала. Быстро, не вчитываясь. А зачем? Алексей сказал — значит, так надо. Он в этом разбирается лучше меня.
Мама уехала довольная. Муж был непривычно ласков. Только на душе почему-то скребли кошки. Но я отогнала эти мысли. В конце концов, мы семья. А в семье нужно доверять друг другу.
Как же я ошибалась.
Разговор во дворе
День выдался на редкость солнечным. После затяжных дождей погода радовала теплом, и я решила потратить свой выходной на уборку на балконе — пересадить герань и вынести старые коробки. С утра настроение было приподнятое, я даже напевала что-то из старых песен, пока развешивала выстиранные шторы.
Спустившись выбросить мусор, я увидела Марию Николаевну из третьего подъезда. Она сидела на лавочке, кормила голубей. Увидев меня, приветливо помахала рукой:
— Иришка! Иди сюда, посиди со мной!
Я присела рядом. Мария Николаевна была из тех соседок, что знали всё обо всех, но не из желания посплетничать, а просто потому, что искренне интересовалась жизнью людей. После смерти мужа она жила одна, дети давно разъехались.
— Как твои дела, деточка? Давно тебя не видела. Всё бегаешь, работаешь?
— Да, Мария Николаевна, работы много, — я с удовольствием подставила лицо солнечным лучам. — А сегодня вот решила дома прибраться.
— Молодец какая! А я вот второй день сижу, тетрадки проверяю. Хоть на пенсии, а всё равно подрабатываю в школе. Привычка уже.
Мы поговорили ещё немного о погоде, о её внуках, о новом магазине, что открылся через дорогу. И вдруг она, будто вспомнив что-то важное, хлопнула себя по колену:
— Ой, Ириш! А я ведь хотела тебя поздравить с переездом! Ты уж извини, запамятовала сразу. Когда вы съезжаете-то?
Я недоуменно посмотрела на неё:
— С каким переездом? Никуда мы не переезжаем.
Мария Николаевна смутилась, поправила очки:
— Как же… А Зинаида из правления сказала, что вашу квартиру покупает какой-то бизнесмен. Документы вроде уже оформляются. Я ещё удивилась, что вы уезжаете и никому не сказали. Думала, может, от чужих глаз скрываете.
В груди что-то оборвалось, к горлу подступил холодный ком. Я почувствовала, как кровь отливает от лица.
— Этого не может быть, — голос предательски дрогнул. — Я ничего не продавала. Мы никуда не собираемся.
Она всплеснула руками:
— Господи, прости меня старую! Наверное, перепутала что-то. Ты не бери в голову. Я вечно все перемешаю. Склероз уже.
Но я видела по её глазам — не перепутала. И она поняла, что сказала лишнее.
— А Зинаида точно про нашу квартиру говорила? Про тридцать седьмую?
— Ну да, — она уже с тревогой смотрела на меня. — Ирочка, ты чего так побледнела? Воды принести?
Перед глазами поплыли документы, которые я подписала неделю назад. Бумаги, в которые даже не заглянула. Голова закружилась, и я вцепилась в скамейку.
— Всё в порядке, — прошептала я, поднимаясь. — Мне просто надо идти.
— Ириш, я что-то не то сказала? Ты не бледней так! — крикнула она мне вслед, но я уже почти бежала к подъезду.
В лифте я прислонилась к холодной стене и закрыла глаза. Это какая-то ошибка. Не может Алексей продавать квартиру. Мою квартиру! Да ещё и за моей спиной. А мама? Она же была с нами за столом, когда я подписывала…
Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Нет, не может быть. Я должна всё выяснить. Должна узнать правду.
Разговор с матерью
К маме я поехала сразу же, даже не переодевшись. Всю дорогу в автобусе меня трясло. В голове крутились обрывки мыслей — не может быть, это какая-то ошибка, недоразумение. Алексей не мог так поступить. Мама не могла быть в этом замешана. Только не она.
Мамина квартира находилась в старом районе. Пятиэтажка, окруженная тополями, палисадник с георгинами — в детстве это место казалось мне райским уголком. Я поднялась на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки. Звонок отозвался резкой трелью.
— Ирочка? — мама открыла дверь, на лице удивление. — Что случилось? Почему не предупредила, что приедешь?
Я прошла в квартиру. Тот же запах пирогов и лаванды. Те же кружевные салфетки на комоде. Вечная стабильность маминого мира.
— Мам, мне нужно с тобой поговорить.
Она провела меня на кухню. Привычным жестом поставила чайник, достала варенье, печенье в вазочку. А я сидела и не могла начать разговор, боясь услышать ответ.
— Ну, что стряслось? На тебе лица нет, — мама села напротив.
— Мам, ты знаешь что-нибудь про продажу нашей квартиры?
Она замерла на секунду. Рука с ложкой варенья остановилась в воздухе. А потом она спокойно положила варенье в свою чашку и размешала.
— С чего ты взяла?
— Соседка сказала, что слышала об этом в правлении ТСЖ.
Мама вздохнула, отпила чай.
— И что? Сплетни, Ира. Ты же знаешь, что у нас во дворе языки без костей.
— Мам, я просто хочу знать — это правда или нет? Я имею право знать, если речь о моей квартире.
— Твоей квартире? — она подняла брови. — Но ты же сама всё переоформила на Алексея. Теперь это его квартира.
У меня внутри что-то оборвалось. Значит, это правда. Значит, я действительно подписала документы о передаче прав собственности. Но продажа…
— Алексей собирается продать квартиру?
Мама отвела глаза, начала протирать и без того чистый стол.
— Послушай, доченька. Алеша же мужчина. Ему виднее, как распоряжаться имуществом. Он заботится о вашей семье.
— Заботится? Мам, он за моей спиной продает квартиру, которая досталась мне от бабушки! Мою единственную недвижимость! И ты знала об этом?
Она поджала губы.
— Не повышай на меня голос. Я тебе мать, в конце концов.
Я чувствовала, как к горлу подступают слезы, но сдержалась.
— Мам, пожалуйста. Просто скажи правду. Ты знала?
— Алеша сказал, что вы вместе так решили, — наконец проговорила она. — Что собираетесь купить жильё получше, в новостройке. А эту квартиру продать. Ты сама всё подписала, Ира.
— Я ничего не подписывала о продаже! Он сказал, что это для удобства оформления коммунальных платежей!
Мама посмотрела на меня с жалостью:
— Доченька, ну что ты как маленькая? Ты же подписала документы, даже не читая. О чём тогда говорить? Алексей всё делает правильно, он о вас заботится. Мужчина должен принимать решения в семье.
Я смотрела на неё и не узнавала. Мама всегда была моей защитницей. Всегда была на моей стороне. А теперь…
— Но это мой дом, мам. Он хочет оставить меня без крыши над головой. И ты его поддерживаешь?
— Не драматизируй, — она встала, убирая чашки. — Алеша купит вам новую квартиру. Лучше прежней. Он так сказал.
— И ты ему веришь?
Мама вздохнула, словно разговаривала с несмышленым ребенком:
— Конечно верю. И тебе советую: доверься мужу. Хватит делать из мухи слона.
Я поднялась из-за стола. Внутри была пустота. Я не могла злиться. Не могла кричать. Просто не могла поверить, что собственная мать встала на сторону зятя, а не дочери.
— Ты хоть спросила его, куда он собирается вложить деньги от продажи? Хоть поинтересовалась?
— Он мужчина, Ира. Ему виднее. И прекрати истерику — не к лицу взрослой женщине.
Я развернулась и пошла к двери. В прихожей остановилась. Хотела сказать что-то резкое. Обидное. Но вместо этого просто тихо произнесла:
— Спасибо, мама. Теперь я всё поняла.
В кабинете юриста
Юридическая консультация располагалась в маленьком офисе на первом этаже жилого дома. Я нашла ее случайно — проезжая мимо на автобусе, заметила вывеску и решила зайти. Не могла же я обратиться к тому юристу, о котором говорил Алексей. Мне нужен был независимый специалист.
В приемной пахло кофе и бумагой. Молоденькая секретарша с ярким макияжем подняла на меня глаза:
— Вам назначено?
— Нет, но мне очень нужна консультация. Это срочно.
Она посмотрела в компьютер:
— Павел Сергеевич сможет вас принять через полчаса. Устроит?
Я кивнула и опустилась на стул у окна. Время тянулось мучительно долго. Я судорожно перебирала в сумке бумаги, которые успела найти дома — копию свидетельства о праве собственности, договор дарения от бабушки. В голове был туман.
— Проходите, Павел Сергеевич вас ждет, — наконец позвала секретарша.
Юрист оказался моложе, чем я ожидала — лет сорока, с аккуратной бородкой и умными глазами за стеклами очков.
— Присаживайтесь, — он указал на стул. — Чем могу помочь?
Я начала сбивчиво рассказывать о своей ситуации. Говорила торопливо, перескакивая с одного на другое, боясь упустить важные детали. Он слушал внимательно, не перебивая, только иногда делал пометки в блокноте.
— Значит, вы подписали документы, но не знаете точно, что это были за документы? — уточнил он, когда я закончила.
— Да. Муж сказал, что это для упрощения оплаты коммунальных платежей. Я даже не подумала, что…
— Понимаю, — кивнул он. — Такое часто случается в семейных отношениях. Доверие подводит. Давайте проверим по базе, что именно было оформлено.
Он застучал по клавишам компьютера. Я затаила дыхание.
— Так, вот что у нас есть, — он поправил очки. — Две недели назад была оформлена доверенность на вашего мужа с правом продажи недвижимости. А через три дня после этого зарегистрирован договор купли-продажи.
У меня перехватило дыхание.
— То есть… квартира уже продана?
— По документам — да. Новый собственник уже зарегистрирован. Некий Сергеев Игорь Валентинович. Сделка оформлена по всем правилам, с вашей подписью.
Я почувствовала, как начинают дрожать руки.
— Но я не подписывала договор продажи! Я подписала… я даже не знаю, что именно я подписала.
Юрист посмотрел на меня с сочувствием:
— А ваша подпись на документах стоит?
— Наверное. Я действительно что-то подписывала. Но мне сказали…
— Есть еще один момент, — он снова посмотрел в монитор. — В качестве свидетеля сделки указана Петрова Вера Николаевна. Это ваша мать, верно?
Меня словно ударили под дых. Мама была указана как свидетель. Значит, она не просто знала — она принимала в этом участие.
— Вы не знаете, кто такой этот Сергеев? — тихо спросила я.
— По базе данных — индивидуальный предприниматель. Но… — он замялся, — есть одна странность. Адрес его регистрации совпадает с адресом офиса компании вашего мужа.
В кабинете вдруг стало нечем дышать. Мама. Алексей. Какой-то Сергеев. Моя квартира. Всё смешалось в голове.
— Я могу что-то сделать? — голос охрип, в горле пересохло. — Можно как-то отменить сделку?
Юрист задумчиво постучал ручкой по столу.
— Есть несколько вариантов, но нужно действовать быстро. Если вы можете доказать, что подписали документы под давлением или будучи введенной в заблуждение… или если подпись подделана… — он внимательно посмотрел на меня. — У вас есть документы на руках?
Я покачала головой:
— Дома ничего не нашла. Видимо, муж забрал все бумаги.
— Это усложняет дело, — он вздохнул. — Но я бы рекомендовал написать заявление в полицию о возможном мошенничестве. И еще… — юрист понизил голос, — я не хочу вас пугать, но похоже, что ваш муж и этот Сергеев могут быть связаны. Возможно, это фиктивная сделка.
Я сидела, чувствуя, как немеют кончики пальцев. Фиктивная сделка. Мама как свидетель. Алексей, которому я верила восемь лет.
— Что мне делать? — прошептала я.
— Для начала — не показывать мужу, что вы что-то знаете, — ответил юрист. — Собирать информацию. И приходите ко мне завтра с паспортом — будем готовить документы для обращения в суд.
Когда я вышла из кабинета юриста, мне казалось, что все смотрят на меня. Вокруг шла обычная жизнь — люди спешили по своим делам, смеялись, разговаривали по телефону. А я стояла посреди улицы, и мой мир рушился на глазах.
Но внутри, где-то глубоко, начала зарождаться решимость. Нет, я не буду жертвой. Не позволю им просто так отобрать то, что принадлежит мне. Впервые за долгое время я почувствовала в себе силы бороться. И я буду бороться до конца.
Расставить все точки над «и»
Я три дня собиралась с духом, примеряла разные планы, составляла в голове речь. И решилась. Позвонила маме с таким воодушевлением в голосе, что сама удивилась, как натурально вышло:
— Мамуль, приходи в воскресенье на обед! Я так соскучилась, хочу примирения, посидим, поговорим…
Она, конечно, обрадовалась. Алёша тоже. Ещё бы, последнюю неделю я вела себя как в воду опущенная, почти не разговаривала, а тут вдруг семейный обед.
В воскресенье встала чуть свет. Руки дрожали, но я методично делала всё, что запланировала. Налепила пельменей — Алёша их обожает. Испекла шарлотку по маминому рецепту. Борщ сварила — наваристый, густой, с говядиной на косточке. Кто бы мог подумать, что готовлю всё это я — ему, обманщику, и ей, предательнице!
Накрыла стол в гостиной — красивая скатерть, любимые тарелки, даже свечи. Полное впечатление, будто действительно мириться собралась.
А сама за эти дни собрала целое досье. Паша, мой юрист, оказался просто золотом — достал копии документов, организовал экспертизу подписей. Света с работы (у неё муж в полиции) помогла узнать про этого Сергеева. Оказался, правда, другом Алёши с института. И не владельцем моей квартиры, а пешкой в игре. Но это уже детали…
Когда раздался звонок в дверь, я вздрогнула. Вдохнула-выдохнула, как перед прыжком в воду, и пошла открывать. С улыбкой — натянутой, но они вряд ли заметят.
— Доченька! — мама выпорхнула из-за спины Алёши с букетом астр. — Я так рада, что ты одумалась!
Я чуть не задохнулась от обиды. «Одумалась»! Она серьёзно так считает? Но улыбка не дрогнула:
— Проходите, всё готово.
За столом я наливала борщ, подавала хлеб, лепетала что-то про погоду, соседей, котёнка, которого подобрала Верка с первого этажа. Мама с Алёшей переглядывались, ничего не понимая, но радуясь, что я «пришла в себя».
— А десерт будет? — поинтересовался Алёша, разомлевший от борща и пельменей. — Шарлотка твоя пахнет обалденно.
— Десерт будет особенный, — я поднялась. — Подождите минутку.
На кухне достала из шкафчика папку с документами. Внутри заключение эксперта по почерку, распечатки сообщений Алёши с этим Сергеевым, фотографии… Ноги вдруг стали ватными, к горлу подкатил ком. А что если сейчас разрыдаюсь? Опозорюсь? Не смогу сказать то, что должна? Прислонилась к стене, сжала кулаки до боли. Нет. Я смогу. Я сильная.
Вернулась в комнату, положила папку на стол:
— Вот наш десерт.
— Что это? — Алёша тупо уставился на папку.
— Открой, — я села на своё место, пальцы вцепились в край скатерти под столом. — Тебе понравится.
Он открыл. Начал бегло просматривать бумаги. Я видела, как меняется его лицо — удивление, замешательство, испуг, злость.
— Ты… ты следила за мной? — хрипло выдавил он.
— Нет, — я говорила тихо, но твёрдо. — Я просто решила узнать, какие документы подписала. И что мне с этим дальше делать.
— О чём вы? — мама переводила взгляд с меня на Алёшу. — Что там такое?
— Там, мама, документы о продаже моей квартиры, — я посмотрела ей в глаза. — Моей квартиры, которую вы с Алёшей за моей спиной продали. О которой ты подписала бумажку, что я якобы при тебе подписала договор купли-продажи. Хотя я его в глаза не видела.
Мама побледнела:
— Ты что городишь? Алёша, скажи ей!
— Что он мне скажет, мам? — я постаралась говорить ровно, хотя внутри всё кипело. — Что он продал мою квартиру своему другу, а деньги потратил на первый взнос за новую? Что в новой квартире моего имени нет? Что там прописана Олеся, его молоденькая помощница? Или что он планировал после развода оставить меня без крыши над головой?
— Это неправда! — Алёша вскочил на ноги. — Я собирался… Я бы дал тебе денег!
— «Дал бы денег»! — я горько рассмеялась. — За мою собственную квартиру? Как щедро! И сколько бы ты мне отвалил? На комнату в коммуналке? Или на съёмную конуру? Знаешь, что самое противное? Если бы ты просто предложил развестись, всё поделить честно — я бы поплакала, но пережила. Но ты же решил всё по-умному…
— Алёша, что она такое говорит? — мама прижала ладони к щекам. — Это же неправда, да?
Он молчал, вертел в руках какую-то бумажку. Потом процедил сквозь зубы:
— Ты ничего не докажешь… Твоя подпись везде стоит.
— Не моя, — я улыбнулась. — А поддельная. Эксперт уже дал заключение. И Игорь Валентинович Сергеев очень не хочет стать соучастником мошенничества. Он уже дал показания.
— Ты врёшь! — Алёша побелел.
— Звякнуть ему? — я достала телефон. — Или в полицию сразу поедем? У меня уже и заявление готово. И адвокат отличный.
Мама разрыдалась. Громко, с подвываниями, как в детстве на «Титанике». Алёша заметался по комнате, бормоча ругательства. Я сидела, глядя в одну точку. Не верила, что решилась. Что сказала всё это. Внутри была пустота.
— Заявление в полицию — это минимум три года, если докажут крупное мошенничество, — я говорила как-то очень спокойно, будто о погоде. — Тебе решать, конечно. Но у меня есть другой вариант.
— Какой? — он посмотрел с ненавистью.
— Ты расторгаешь договор купли-продажи с Сергеевым. Возвращаешь мне право собственности. И мы тихо-мирно разводимся, — я подняла на него глаза. — И ещё — ты съезжаешь. Сегодня же. Я уже поменяла замки.
— Дура! — взорвался он. — Да я тебя на куски порву! Ты кем себя возомнила?
— Хозяйкой своей жизни, — я встала. — И своей квартиры. Даю тебе два дня на решение. Потом — заявление в полицию, в прокуратуру и твоему руководству. И пост на «Фейсбуке» с фотографиями твоей Олеси. Очень милые фоточки, кстати.
Мне вдруг стало смешно. Я всегда была такой правильной, такой незаметной. «Мягкой», как говорил Алёша. А сейчас угрожаю мужу, шантажирую его… и мне даже не стыдно!
— Ты… — он задохнулся от бешенства, но потом как-то сдулся, опустил плечи. — Ладно. Я подумаю.
— Думай, — кивнула я. — А сейчас — уходи.
— Вещи хоть дай собрать!
— Вещи привезёшь документы — заберёшь вещи, — отрезала я.
Он схватил куртку и вылетел, хлопнув дверью так, что зазвенели стёкла.
Мама продолжала плакать, размазывая тушь по щекам:
— Ирочка, девочка… я не знала… я думала…
— Знала, мама, — я смотрела на неё с печалью. — Просто не хотела думать плохо о нём. И решила, что дочь переживёт. Ведь мужчине виднее, да?
— Доченька… — она потянулась ко мне, но я отстранилась.
— Уходи, мам. Пожалуйста. Мне сейчас нужно побыть одной.
Когда за ней закрылась дверь, я опустилась на пол прямо там, в прихожей. И разрыдалась — горько, отчаянно, до дрожи во всём теле. Оплакивала прошлое, разрушенные мечты, предательство близких.
Но где-то глубоко внутри, за слезами и болью, теплилось странное чувство. Гордость? Облегчение? А может, просто радость от того, что наконец-то сказала вслух всё, что так долго копилось в душе. И теперь, когда буря отгремит, обязательно наступит покой.
Моя новая жизнь
За окном валил снег — первый в этом году. Огромные хлопья кружились, словно в каком-то волшебном танце, и я, как завороженная, сидела в кресле, закутавшись в старый бабушкин плед. На столике дымилась чашка с травяным чаем, пахло корицей и мёдом.
Смешно, но только сейчас я поняла, что никогда раньше не сидела вот так — просто глядя в окно, никуда не торопясь, наслаждаясь моментом. Всегда была суета, бесконечные дела, уборка, готовка, «надо-надо-надо». А теперь я просто сидела и смотрела на снег. И это было… прекрасно.
Три месяца пролетели как один миг. Бумажная волокита с расторжением договора, нервотрёпка с приставами, бессонные ночи с мыслями «а вдруг не получится?» Но всё разрешилось даже быстрее, чем я ожидала. Алёша сдался — побоялся проблем на работе. Сергеев сразу пошёл на попятную, когда я пригрозила заявлением в полицию. Даже на адвоката не пришлось тратиться — хватило одной встречи, чтобы всё уладить.
Квартира теперь полностью моя, документы в порядке, а на сердце… на сердце легко и немного грустно. Столько лет рядом с человеком — и всё оказалось ложью. Обидно? Ещё как. Но знаете, что странно? Я не чувствовала себя несчастной. Только очень-очень усталой.
Я обвела взглядом комнату. Она теперь совсем другая — новые занавески, переставленная мебель, все вещи Алёши сложены в коробки и отправлены к его маме. Бабушкина софа, которую он ненавидел, вернулась на прежнее место у окна. Мой старый торшер снова стоял в углу. В общем, всё моё, родное.
Телефон завибрировал, высветилось мамино имя. Я вздохнула. Она звонила каждый день, а иногда и по два-три раза. Текстовые сообщения сыпались одно за другим: «Как ты?», «Что делаешь?», «Доченька, перезвони».
Я не перезванивала. Не могла. Обида ещё слишком свежа была, не успела затянуться коркой. Но время шло, и я понимала, что рано или поздно придётся поговорить. Ведь она моя мать, единственная. Другой не будет.
Звонок в дверь раздался так неожиданно, что я вздрогнула и расплескала чай. Кого это принесло в такую метель? Неужели Алёша снова заявился с какими-то претензиями?
Глянула в глазок — и обомлела. На пороге стояла мама. Закутанная в шарф по самые глаза, с огромной коробкой в руках, припорошенная снегом. Сердце заколотилось быстро-быстро. Первым порывом было не открывать, сделать вид, что меня нет дома. Но что-то внутри дрогнуло. Может, вспомнилось, как в детстве она приходила ко мне в комнату мириться первой, всегда с гостинцами, с виноватой улыбкой…
Щёлкнул замок.
— Здравствуй, Ириша, — её голос звучал непривычно робко. — Я тут пирогов напекла… С яблоками и корицей, как ты любишь.
Я молча отступила в сторону, пропуская её.
— Ох, какая метель разыгралась! — затараторила она, стряхивая снег в прихожей. — В двух шагах ничего не видно. Еле до подъезда добралась.
— Раздевайся, — сказала я. — Чай будешь?
Она кивнула с такой благодарностью, будто я предложила ей как минимум королевский обед.
Пока я гремела на кухне чашками, она разглядывала квартиру. Шагала из угла в угол, трогала вещи, качала головой.
— Уютно у тебя стало, — наконец произнесла она. — По-новому.
— Угу, — я поставила чашки, разрезала пирог. — Присаживайся.
Мы молчали. Я видела, как она украдкой разглядывает меня, отмечает каждую перемену. А их и правда было много — и короткая стрижка вместо длинных волос, и новая одежда (джинсы и свитер вместо привычных платьев), и даже взгляд другой — прямой, цепкий. Раньше я всегда глаза отводила, когда нервничала.
— Ты похудела, — вздохнула мама. — И бледная какая.
— Нормальная я, — отрезала, и вдруг поняла, что огрызаюсь по привычке, а она и правда волнуется. — То есть… всё хорошо, правда. На работе аврал, устаю немного. Но это пройдёт.
Мама отщипнула кусочек пирога, покрутила в пальцах.
— Ты меня не простила, да? — спросила вдруг тихо.
Я застыла с чашкой. Не ожидала, что она вот так сразу, начистоту. Думала, будет юлить, оправдываться, как всегда.
— Не знаю, — честно ответила я. — Я стараюсь. Но это… это как заноза под ногтем. Всё время саднит.
Она низко опустила голову, плечи задрожали. И меня вдруг затопила такая щемящая жалость, что защипало в носу. Слабая, постаревшая женщина. Моя мама. Та, которая в детстве могла всё на свете, а теперь вот сидит передо мной, сгорбившись, и плачет беззвучно.
— Не плачь, — я дотронулась до её руки. — Я всё понимаю. Ты думала, что для меня же лучше делаешь.
— Нет, — она подняла на меня покрасневшие глаза. — Я просто струсила. Как и всю свою жизнь. Перед твоим отцом робела, перед начальством, перед соседями… Всегда думала, как бы кого не обидеть, особенно тех, кто сильнее. И с Алёшей так же. Он такой уверенный был, напористый. А ты… тихая девочка, мягкая. Вот и решила, что он лучше разберётся.
— Мне это дорого обошлось, — я вздохнула. — И квартиру чуть не потеряла, и нервы, и время…
— Знаю, — она прерывисто вздохнула. — Каждый раз засыпаю с мыслью — а что если бы он тебя правда на улице оставил? Что бы я тогда делала?
Я покрутила в руках чашку, собираясь с мыслями.
— Знаешь, мам, в чём главная боль? Вы оба… вы оба думали, что я слабая, беспомощная, не способная постоять за себя. Что я без вашей «помощи» пропаду.
— Прости, девочка, — она всхлипнула. — Я больше никогда…
— Верю, — я сжала её холодные пальцы. — Просто дай мне время, ладно? Я прощу, обязательно прощу. Только не дави, не названивай по сто раз в день. Мне нужно… привыкнуть к новой жизни. К себе новой.
Она молча кивнула. Потом достала из сумки конверт:
— Вот… Я тут кое-что сберегла за эти годы. Подумала, может, тебе понадобится на ремонт или ещё на что.
— Не надо, мам, — я отвела её руку. — Я справлюсь. У меня зарплата хорошая, работа нравится. Ты лучше себе что-нибудь купи. Пальто новое, например. Этому уже лет двадцать.
— Пятнадцать! — возмутилась она, а потом вдруг фыркнула, рассмеялась. И я тоже. Как в детстве, заливисто, до слезинок в уголках глаз.
Мы говорили ещё часа два — о её соседях, о моей работе, о том, как она влезла на антресоли и застряла. Обо всём, кроме Алёши. Его как будто и не было в нашей жизни. И это казалось… правильным.
Когда она ушла, снежная буря уже улеглась. На улице было свежо, воздух звенел от мороза, а небо расчистилось — яркие звёзды подмигивали с тёмной синевы.
Я стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. На душе было легко-легко. Будто огромный груз свалился с плеч, и я наконец могла расправить крылья, вздохнуть полной грудью.
Телефон пиликнул — сообщение от Кати, коллеги: «Новоселье в субботу, в час. Будут все наши. Приедешь?»
«Конечно!» — быстро набрала я, улыбаясь. Новые встречи, новые лица, новые истории.
Впереди была целая жизнь — моя собственная, никому не подчинённая. И я была готова прожить её по-настоящему. Так, как хочу я сама.
