Розы после дождя пахли особенно сладко. Я осторожно срезала подсохшие бутоны, напевая что-то под нос. День выдался тёплый, солнечный, и казалось, ничто не предвещало беды. Вот уже пять лет я жила одна в своём доме на окраине городка, наслаждаясь тишиной и покоем.
Скрип калитки заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидела мужчину с потрёпанной дорожной сумкой. Сердце пропустило удар — Юрий. Постаревший, осунувшийся, но всё тот же взгляд, от которого когда-то подкашивались ноги.
— Здравствуй, Ира, — голос хриплый, усталый. — Прости, но мне некуда идти.
Секундная оторопь сменилась тревогой. Шесть лет назад он ушёл, хлопнув дверью. Шесть лет я училась жить без него, строила дом, сажала розы, заново собирала себя по кусочкам.
— Юра? Что случилось? — я отряхнула землю с ладоней, не зная, как реагировать.
— Всё рухнуло, Ириш. Квартиру забрали за долги, работы нет. Пустишь на пару дней? Только перекантоваться.
В голове промелькнуло: «Откажи, немедленно откажи». Но что-то внутри — то ли жалость, то ли отголоски прежних чувств — не давало произнести короткое «нет».
— На пару дней, — неуверенно произнесла я, пропуская его во двор. — Комната сына свободна.
Он улыбнулся с облегчением и шагнул вперёд. Я смотрела, как он идёт по дорожке к дому — сутулый, с проседью в волосах. Такой чужой и одновременно до боли знакомый.
— Спасибо, Ириш. Я не забуду, — обернувшись, сказал он.
Я молча кивнула, чувствуя, как внутри разливается беспокойство. Сердце отбивало тревожный ритм, словно предупреждая: не впускай прошлое, оно опасно. Но дверь уже распахнулась, впуская в дом человека, который когда-то разбил мне сердце.
Тени прошлого
Третий день Юрий жил в моём доме, и с каждым часом мне казалось, что время повернуло вспять. Он быстро освоился — выносил мусор, чинил прохудившийся кран на кухне, даже пытался готовить. Сегодня, вернувшись с работы, я застала его моющим посуду.
— Помнишь, как мы ездили на озеро? — спросил он, не оборачиваясь. — Тогда ещё палатку унесло ветром, и мы ночевали под открытым небом.
Я помнила. Помнила звёздное небо, его тёплые объятия и обещания вечной любви. Обещания, которые рассыпались, как карточный домик.
— Помню, — сухо ответила я, доставая из холодильника продукты.
В гостиной он подолгу рассматривал фотографии — меня с сыном, с внуком, с подругами. Снимки счастливой жизни, в которой ему не было места.
— Андрей совсем взрослый стал, — заметил Юрий, когда я проходила мимо. — А это его сын?
— Да, Мишка. Ему четыре.
— Надо же… А я и не знал, что у меня внук есть.
Я прикусила губу. Хотелось напомнить, что он сам отказался от сына, прислав открытку на восемнадцатилетие и больше не объявляясь. Но промолчала — не хотелось начинать войну.
Вечером мы пили чай на веранде. Пахло жасмином, и в сумерках его лицо казалось моложе, как в те времена, когда мы только начинали встречаться.
— Хороший дом ты построила, Ириш, — он обвёл взглядом двор. — Уютный.
— Спасибо, — я отхлебнула чай, стараясь не поддаваться теплу, разливавшемуся в груди от его похвалы.
На ночь я плотно закрыла дверь своей спальни. Лёжа в темноте, прислушивалась к шагам в доме, к звуку льющейся воды, к скрипу половиц. Сквозь сон слышала, как он бродит по дому, словно призрак прошлого, ищущий свое место в настоящем.
Первый удар
Неделя пролетела незаметно. К Юриному присутствию я почти привыкла — он старался не мешать, помогал по хозяйству, даже починил скрипучую калитку. «Пара дней» растянулась, но я не торопила события, малодушно откладывая неприятный разговор.
В тот вечер мы сидели на веранде. Солнце садилось за верхушки сосен, окрашивая небо в розовый цвет. Юрий задумчиво перелистывал старый фотоальбом.
— Смотри, это когда мы только участок купили, — он ткнул пальцем в пожелтевшую фотографию, где мы, молодые и счастливые, стоим на пустыре.
— Да, тогда здесь ничего не было, — кивнула я, вспоминая, как мечтали о большом доме с садом.
Юрий отхлебнул чай и как бы между прочим произнёс:
— А ведь ты дом начала строить, когда мы ещё были вместе. Помнишь, я тебе помогал с проектом?
Что-то в его тоне заставило меня насторожиться. Слишком небрежно это прозвучало, слишком расчётливо.
— Ты о чём? — я внимательно посмотрела на него.
— Да так, вспомнилось просто, — он пожал плечами. — Забавно получается — фундамент-то закладывали вместе, а живёшь одна.
Внутри всё сжалось. Я отчётливо почувствовала подвох в этих словах, замаскированный под ностальгию.
— Юра, ты ушёл ещё до начала стройки, — мой голос стал холоднее. — Фундамент я заливала уже без тебя. И деньги собирала сама, по крохам.
— Но участок мы выбирали вместе, — упрямо продолжал он. — И первый взнос…
— Который я выплачивала потом десять лет! — я с трудом сдержала раздражение.
Он вдруг широко улыбнулся, совсем как раньше, когда хотел загладить вину за очередную выходку:
— Да ладно тебе, Ириш, я же просто вспоминаю. Мы столько вместе прошли.
Но в глазах его я видела что-то новое — холодный расчёт, оценивающий взгляд. Так смотрят не на бывшую жену, а на потенциальную добычу.
Той ночью я долго не могла уснуть, прокручивая в голове его слова. Звучали они безобидно, но чутьё подсказывало — это был только первый ход в какой-то большой игре.
Бумажный нож
Утро выдалось промозглым, с мелким дождём, стучащим по карнизам. Я проснулась разбитой после бессонной ночи. На кухне уже хозяйничал Юрий — варил кофе и что-то насвистывал.
— Доброе утро, — улыбнулся он. — Завтрак почти готов.
Я кивнула, не разделяя его бодрости. Настроение было паршивым, словно предчувствие беды нависло над домом.
Звонок в дверь раздался, когда я допивала кофе. На пороге стоял почтальон Семёныч, промокший до нитки.
— Вам заказное, Ирина Михайловна, — он протянул мне конверт. — Распишитесь вот тут.
Я машинально поставила подпись и закрыла дверь. Юрий наблюдал за мной из кухни с каким-то странным выражением лица.
Вскрыв конверт, я пробежала глазами официальные строки и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Повестка в суд. Истец — Юрий Петрович Соколов. Требование — признать право собственности на часть дома.
— Что это? — я подняла глаза на Юрия, всё ещё не веря в происходящее.
— А, пришла уже? — он невозмутимо отхлебнул кофе. — Я думал, завтра только принесут.
— Что. Это. Такое? — каждое слово давалось с трудом, горло перехватило.
— Повестка, Ириш, — он пожал плечами. — Ты же юрист, должна понимать. Я подал иск о разделе имущества.
— Какого имущества? — я почувствовала, как дрожат руки. — У нас ничего общего нет уже много лет!
— А дом? — он указал рукой вокруг. — Земля оформлялась, когда мы были в браке. Я имею право на долю.
Я смотрела на него, не узнавая. Человек, с которым прожила пятнадцать лет, отец моего сына, превратился в чужака с холодными глазами дельца.
— Вот для этого ты вернулся? — голос предательски дрогнул. — Прикинулся несчастным, чтобы я тебя пустила, а сам…
— Это ничего личного, — перебил он. — Просто по закону у меня есть права. Можешь спросить любого юриста.
— Вон из моего дома, — тихо, но твёрдо произнесла я.
— Твоего ли? — усмехнулся он. — До суда я никуда не уйду. Имею полное право находиться в спорном имуществе.
Я стояла, сжимая в руке злосчастную бумагу, и чувствовала, как внутри поднимается волна — не отчаяния, нет. Ярости.
Шепотки за спиной
Новости в нашем посёлке разлетаются со скоростью лесного пожара. Не прошло и трёх дней, как всё вокруг гудело от сплетен. По дороге в магазин я ловила на себе любопытные взгляды соседей, а продавщица Нина сочувственно вздыхала, отпуская хлеб.
— Держись, Михайловна, — шепнула она, наклонившись через прилавок. — Мой тоже пытался после развода на дачу претендовать, еле отбилась.
Я кивнула, стараясь сохранять достоинство. Внутри всё переворачивалось от мысли, что моя личная драма стала темой обсуждения на лавочках.
Возвращаясь домой, я увидела компанию соседок у подъезда. Разговор притих, когда я проходила мимо, и это было красноречивее любых слов.
— Ирочка, присядь с нами, — окликнула меня Вера Степановна, старейшая жительница нашей улицы. — Давно не видались.
Отказываться было неловко. Я присела с краю лавочки, чувствуя себя как на допросе.
— Тяжело тебе сейчас, милая, — Вера Степановна похлопала меня по руке. — Но ничего, справедливость восторжествует.
— Да какая справедливость, — вдруг подала голос Зинаида с соседней улицы. — Если муж участвовал, значит, имеет право. Закон есть закон.
— Бывший муж, — я не выдержала. — И он палец о палец не ударил при строительстве.
— А кто ж докажет теперь? — пожала плечами Зинаида. — Столько лет прошло. Может, он и правда помогал.
Я закрыла глаза, считая до десяти, чтобы не сорваться.
— Мужик он, конечно, так себе, — продолжала Зинаида. — Но раз по закону положено…
— По закону много чего положено, — перебила её Вера Степановна. — Только совесть никаким законом не пропишешь. А её у Юрки отродясь не было.
Вернувшись домой, я застала Юрия у телевизора, как ни в чём не бывало. Он даже не повернул головы, когда я вошла. В собственном доме я чувствовала себя чужой, незваной гостьей.
Вечером позвонил сын. Андрей был в ярости, предлагал «поговорить с отцом по-мужски». Я еле отговорила его от приезда — только скандала с рукоприкладством не хватало.
— Мам, я завтра к юристу зайду, всё узнаю, — пообещал он напоследок.
Я легла спать с тяжёлым сердцем. За стеной слышался храп Юрия — спокойный, безмятежный. Ещё бы — чего волноваться человеку, который пришёл отнимать чужое?
По следам правды
— Ирина Михайловна, вы понимаете, что шансы невелики? — адвокат Светлана, молодая женщина с уставшими глазами, смотрела на меня с сочувствием. — Если земля действительно была приобретена в браке…
— Так и было, — я кивнула. — Но дом… дом я строила уже после развода. Одна.
— А документы есть? Договоры со строителями, чеки на материалы?
Я покачала головой. Столько лет прошло — какие чеки? Всё оплачивала наличными, многое делали знакомые за символическую плату или бутылку.
— Тогда придётся искать свидетелей, — вздохнула Светлана. — Кто-то должен подтвердить, что бывший муж не принимал участия в строительстве.
Выйдя из конторы, я долго сидела в машине, уставившись в одну точку. Кого позвать свидетелем? Кто помнит, что было пятнадцать лет назад?
И вдруг меня осенило. Василий! Бригадир строителей, которые заливали фундамент и возводили стены. Он тогда ещё удивлялся, что женщина одна такую стройку затеяла.
На следующее утро я отправилась в путь. Егорьевск, где теперь жил Василий, находился в двух часах езды. Я оставила Юрию записку, что уехала по делам — объясняться не хотелось.
Дом Василия нашёлся быстро — маленький городок, все всех знают. Сам хозяин, загорелый, с выцветшими от солнца волосами, колол дрова во дворе.
— Ирина? — он прищурился, вглядываясь в моё лицо. — Вот так встреча! Проходи, чего на пороге стоять.
За чаем с малиновым вареньем я рассказала ему о своей беде. Василий слушал внимательно, хмурился, качал головой.
— Да помню я твоего благоверного, как не помнить, — проворчал он. — Приезжал пару раз на стройку, ходил, командовал. Мы тогда ещё посмеивались — сам палец о палец не ударит, а указания раздаёт. Три дня помаялся и пропал.
— Ты можешь это подтвердить? — я затаила дыхание. — В суде?
— А то! — Василий стукнул ладонью по столу. — Конечно, подтвержу. У меня даже журнал учёта может сохранился, кто когда работал и кто платил. Я же тогда ещё бухгалтерию сам вёл.
Он порылся в старом шкафу и вытащил потрёпанную тетрадь в клеточку.
— Вот, гляди, — он перелистал пожелтевшие страницы. — Май 2008-го. «Получено от И.М. Соколовой…» И дальше все платежи только от тебя. Нигде Юрия и близко нет.
Я смотрела на выцветшие записи, и впервые за эти дни почувствовала, как к горлу подступают слёзы — не от горя, а от облегчения.
— Спасибо, Вася, — только и смогла выговорить я.
— Да ладно, — он смущённо отмахнулся. — Правда она всегда дорогу найдёт. Скажи только дату суда — приеду как штык.
Момент истины
Наш районный суд — древнее здание с облупившейся штукатуркой и скрипучими дверями. Я сидела в коридоре, теребя ремешок сумки. Внутри всё сжималось от мысли, что через несколько минут придётся смотреть в глаза человеку, который хотел отнять мой дом. Мой, чёрт возьми!
Василий опоздал — застрял в пробке на въезде в город. Примчался запыхавшийся, с каплями пота на лбу.
— Извини, Ириш! Еле добрался.
Светлана успокаивающе похлопала меня по руке:
— Не нервничайте так, Ирина Михайловна. У нас хорошие шансы.
Юрка появился перед самым началом. Выглаженная рубашка, новый галстук, прилизанные волосы. Рядом — адвокат, молоденький пижон с надменным лицом. Вот же… Нет, не буду ругаться. Сегодня я должна быть выше этого.
— Прошу всех встать! Суд идёт! — раздался голос секретаря.
Пожилая судья с уставшим лицом и седыми волосами села за стол, пролистала бумаги и объявила:
— Дело номер 237 по иску гражданина Соколова к гражданке Соколовой о признании права собственности…
Адвокат Юрки говорил гладко, словно читал с листа. Про совместное имущество, про вклад истца, про нарушение прав. Слушая его, я чувствовала, как внутри закипает обида. Вклад? Какой, к лешему, вклад? Последний гвоздь в мой дом он не забил!
Настал мой черёд говорить. Горло перехватило. Я встала, судорожно сжимая папку с документами.
— Я… я хочу сказать… — голос предательски дрогнул.
«Соберись, Ирка!» — приказала я себе.
— Уважаемый суд, — начала я заново, твёрже. — Да, земля была куплена в браке. Но дом я строила одна. После развода. На свои кровные.
Рассказала, как брала кредит, как сверхурочно работала, как экономила на всём. Как руки в мозолях были от раствора. Как спала по четыре часа, чтобы успевать на стройку до работы.
— Мой бывший муж за пятнадцать лет ни гвоздя не забил, ни копейки не дал, сына навещать перестал. А теперь, когда дом построен и сад цветёт, вдруг вспомнил про свои права?
Я не выдержала и посмотрела на Юрку. Он сидел, отвернувшись к окну, будто разговор не о нём. Ну да, правду слушать всегда неприятно.
Василий, вызванный свидетелем, говорил просто и по делу. Без лишней воды, по-мужски:
— Помню эту стройку, ещё бы! Ирина каждый день приезжала, всё контролировала. А муж… бывший который… приехал пару раз, походил, руками помахал и исчез. Помню, пацаны ещё подшучивали — боится, мол, руки испачкать.
Василий достал потрёпанную тетрадь:
— Вот, записи все храню. Тут чёрным по белому — платежи от Соколовой И.М. За материалы, за работу. Нигде фамилии мужа нет.
Юркин адвокат стал задавать какие-то заумные вопросы, пытаясь запутать. Но Василий только хмыкал:
— Я, конечно, институтов не кончал, но память у меня что надо. Всё как было, так и рассказал.
К концу заседания я чувствовала странную лёгкость. Будто гора с плеч. Что бы ни решил суд, я сказала свою правду. И, глядя на кислую физиономию бывшего, понимала — он это тоже чувствует.
На перерыве Светлана шепнула:
— По-моему, всё идёт отлично. Судья явно на вашей стороне.
Я только кивнула, не в силах говорить от волнения. Впервые за долгое время в душе затеплилась надежда — справедливость всё-таки существует.
Разбитые планы
Суд завершился через три дня. Услышав решение судьи — отказать Юрию в иске — я почувствовала, как с плеч свалился неподъёмный груз. Он даже не остался дослушать все формальности, выскочив из зала с покрасневшим лицом.
Светлана пожала мне руку:
— Поздравляю, Ирина Михайловна. Справедливость восторжествовала.
— Спасибо вам, — я не скрывала радости. — Без вас я бы не справилась.
Василий похлопал меня по плечу своей большой ладонью:
— Правильно всё вышло. Нечего на чужое зариться.
Домой я возвращалась с лёгким сердцем. Небо казалось голубее, воздух — свежее, даже птицы пели звонче.
Юрий встретил меня в коридоре — мрачный, с сумкой в руках.
— Вещи собираешь? — я не смогла сдержать облегчения в голосе.
— А ты думала, я тут останусь? — он бросил на меня злой взгляд. — После такого унижения?
— Унижения? — я покачала головой. — Юра, ты сам всё это начал. Пришёл в мой дом, притворился нуждающимся, а сам…
— Твой дом, твой дом, — передразнил он. — Как будто без меня ты бы смогла его построить! Кто тебе землю помог выбрать? Кто первый взнос сделал?
— Который я потом вернула с процентами, — напомнила я. — И я благодарна за советы по выбору участка. Но дом, Юра… дом я построила сама. Без тебя. Ты даже не знаешь, чего мне это стоило.
Он швырнул какие-то вещи в сумку и резко застегнул молнию.
— Что ж, поздравляю, — процедил он сквозь зубы. — Ты выиграла. Только теперь навсегда потеряла сына.
— Андрей давно всё понял, — тихо ответила я. — Он на моей стороне.
Юрий замер на мгновение, потом криво усмехнулся:
— Конечно, настроила его против родного отца. Всегда этим грешила.
Мне стало бесконечно горько от этой несправедливости. Сколько лет я выгораживала его перед сыном, придумывала оправдания его отсутствию, хранила фотографии, чтобы Андрей не забыл отцовское лицо.
— Ты сам всё разрушил, Юра, — сказала я, чувствуя невероятную усталость. — И тогда, и сейчас.
Он подхватил сумку и направился к двери. На пороге обернулся:
— Ну и живи со своей независимостью. Одна. Как старая кошёлка.
Дверь хлопнула так сильно, что со стены упала фотография. Я подняла её — старый снимок, где мы всей семьёй у моря. Андрей совсем маленький, смеётся, брызгаясь водой. А мы с Юрием счастливые, молодые…
Я убрала фотографию в ящик стола. Время собирать камни и время их разбрасывать. Прошлое должно оставаться в прошлом.
Что мы строим
Прошёл месяц. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Я снова могла спокойно спать по ночам, не вздрагивая от каждого шороха, не боясь встретить чужой взгляд на кухне.
В то воскресенье ко мне приехали Андрей с Мишкой. Сын выглядел спокойным — наконец-то ушла та напряжённость, которая появилась после всей этой истории с судом.
— Мам, ты как? — спросил он, обнимая меня.
— Хорошо, сынок, — я поцеловала его в щёку. — Правда хорошо.
Мишка с криком умчался в сад — смотреть на новых рыбок в пруду. Мы с Андреем сели на веранде с чаем.
— Я тут подумал, — он смотрел куда-то поверх моей головы. — Надо дом как-то… юридически защитить. Мало ли что.
Я улыбнулась. Мой мальчик всегда был практичным.
— Уже, — ответила я. — Была у нотариуса на прошлой неделе.
— И что решила?
— Оформила дарственную, — я отхлебнула чай. — На Мишку.
Брови Андрея поползли вверх:
— На Мишку? Но ему же только четыре!
— Ну и что? — я пожала плечами. — Зато теперь никто не сможет претендовать. Дом останется в семье, как я и хотела.
Сын покачал головой, но в глазах плясали смешинки:
— И ты решилась? А как же «крыша над головой», «своя крепость» и всё такое?
— А что крыша? Будет и дальше надо мной. Просто теперь я знаю, что защитила наше будущее. Мишкино будущее.
Мы сидели и разговаривали до самого вечера. Я рассказывала сыну истории из своего детства, о которых он никогда не слышал. О том, как мы с бабушкой жили в крохотной комнатушке. Как я мечтала о своём доме, где никто не будет командовать и указывать. О том, что дом — это не только стены, крыша и фундамент. Это ещё и кусочек души.
Ночью, когда все уснули, я достала из шкафа большую фотографию нашего дома — недавно заказала у фотографа, вышло очень красиво, особенно розовые кусты на переднем плане. В рамку вложила записку для внука, которую он прочтёт, когда вырастет:
«Не всё, что ты строишь с кем-то, принадлежит вам обоим. Иногда ты строишь для себя — и это нормально. Но ещё важнее — строить для тех, кого любишь. Береги этот дом, малыш. В него вложена вся моя любовь.»
Я повесила фотографию на стену в гостиной. Из соседней комнаты доносилось сопение внука. За окном шелестели листвой яблони, которые я посадила пятнадцать лет назад. Всё было на своих местах. И я наконец тоже была на своём.
