Будильник прозвенел так неожиданно, что я вздрогнула всем телом. Господи, опять проспала! Третий раз за неделю. Заведующая меня точно съест с потрохами. Скинув одеяло, я босиком метнулась в ванную.
— Лёш, почему ты меня не разбудил? — крикнула я, на ходу пытаясь расчесать спутанные волосы.
Он появился в дверном проёме ванной, сонный и помятый, но уже в халате. В руках дымилась чашка кофе. Я всегда завидовала его способности просыпаться раньше будильника.
— Ты так сладко спала, — протянул он, отпивая глоток. — Решил дать тебе ещё минут двадцать.
— Двадцать? — я чуть не выронила зубную щётку. — У меня совещание в девять!
Холодная вода немного привела меня в чувство, но времени катастрофически не хватало. Выскочив из ванной, я заметалась по квартире, пытаясь одновременно собрать документы, найти колготки без затяжек и вспомнить, куда вчера положила ключи от машины.
— Лариса, успокойся, — Алексей поставил передо мной чашку с кофе. — Выпей, а то опять с голодным желудком умчишься.
Я благодарно кивнула, но руки всё равно дрожали. Перед глазами стоял недовольный взгляд начальницы и гора непроверенных отчётов на моём столе.
— Кстати, ты заполнила те бумаги на машину? — как бы между прочим спросил Алексей.
Я застонала. Совсем из головы вылетело.
— Нет, а надо было сегодня, да? — виновато посмотрела я на него.
— Ага, — он кивнул, но тут же улыбнулся. — Слушай, не переживай. Я всё сделаю — только подпиши, где нужно. И сам отвезу документы.
Я сделала большой глоток кофе, почувствовав, как тёплая волна благодарности накрывает меня с головой. Как хорошо, что у меня есть он — моя поддержка и опора в этой бесконечной круговерти событий.
— Правда? — я с надеждой посмотрела на мужа. — Ты мой спаситель!
Алексей подмигнул, взяв со стола папку с документами:
— Давай, ставь свою закорючку вот тут и тут, — он перелистнул несколько страниц. — И ещё вот здесь. И можешь спокойно ехать, не думая ни о чём.
Я быстро пробежала глазами по строчкам, но буквы сливались перед глазами. Какие-то бланки на продление страховки, чисто формальные вещи. Бросив беглый взгляд на часы, я схватила ручку и быстро расписалась в указанных местах.
— Ты моё золото, — я чмокнула Алексея в щёку, допила кофе и схватила сумку. — Вечером буду не поздно, обещаю!
— Удачного дня, Лариса, — сказал он мне вслед, и в тот момент мне показалось, что в его голосе промелькнула какая-то странная нотка. Но некогда было об этом думать — я уже неслась вниз по лестнице, на ходу застёгивая куртку.
Пустое место
День выдался суматошный. Одно совещание сменялось другим, телефон разрывался от звонков, а к обеду на стол лёг новый проект, который нужно было сдать «ещё вчера». Домой я возвращалась с единственным желанием — принять горячую ванну и завалиться спать.
Сумерки уже окутали двор, когда я свернула на нашу улицу. В глазах рябило от усталости, в висках стучало. Автоматически притормозив у поворота к нашему дому, я вдруг поняла, что что-то изменилось. Что-то было не так.
Мой взгляд заскользил по знакомым очертаниям двора. Детская площадка с облезлой горкой, старая липа у третьего подъезда, ряд машин вдоль бордюра… Машин! Моя синяя «Тойота» всегда стояла на привычном месте, третьем от угла. Всегда. Последние пять лет.
Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Может, просто не заметила в темноте? Нет, на этом месте стоял чей-то серебристый «Фольксваген». Странно.
Объехав двор по кругу, я убедилась — моей машины нигде не было. Уголёк тревоги, вспыхнувший в груди, начал разгораться сильнее. Может, Алексей куда-то поехал? Но нет, он же не водит. У него даже прав нет.
Припарковавшись на чужом месте, я быстро набрала его номер. Гудки шли, но трубку он не брал. Пришлось ехать домой с этим неприятным комком в горле.
В подъезде пахло жареной картошкой и чем-то кислым. Лифт, как назло, застрял на верхнем этаже. Перешагивая через ступеньки, я поднялась на наш четвёртый, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. И не от подъёма.
Ключ в замке повернулся с привычным щелчком. В коридоре горел свет.
— Алёша, ты дома? — крикнула я, скидывая туфли.
— На кухне! — донеслось в ответ.
Что-то в его голосе заставило меня замереть на мгновение. Он звучал… слишком беззаботно? Слишком нарочито?
Я прошла на кухню, чувствуя, как подкашиваются ноги от усталости. Алексей сидел за столом с кружкой чая и листал что-то в телефоне. При моём появлении он улыбнулся, но как-то неестественно.
— Ты не знаешь, где машина? — спросила я, опираясь о дверной косяк. — Во дворе её нет.
На секунду мне показалось, что в его взгляде промелькнуло что-то похожее на… вину? Но он тут же отхлебнул чай и, не глядя мне в глаза, произнёс:
— А, ты заметила. Да, её там нет.
— И где она? — я старалась говорить спокойно, но внутри уже всё переворачивалось от нехорошего предчувствия.
Он наконец поднял на меня взгляд, и я поняла — случилось что-то серьёзное.
— Я её продал, Ларис, — сказал он почти небрежно. — Ну, ты всё равно почти не ездишь.
Мир словно остановился. В ушах зашумело, а перед глазами поплыли цветные пятна.
Горький чай
— Что значит «продал»? — мой голос звучал так, будто шёл откуда-то издалека.
— То и значит, — пожал плечами Алексей, снова отхлебнув чай. — Продал. Мужик хороший попался, сразу наличкой расплатился.
Я медленно опустилась на стул напротив него. Ноги отказывались держать. В голове крутилась одна мысль: «Это шутка, это всё шутка». Но по его лицу я видела — не шутка.
— Ты продал мою машину, — произнесла я, делая ударение на каждом слове. — Мою личную машину. Которую я покупала на свои деньги. Даже не посоветовавшись со мной?
— Ой, Лариса, ну чего ты завелась? — он закатил глаза. — Подумаешь, машина. Старая уже была, сколько ты на ней отъездила? Шесть лет? Семь? Давно пора было поменять.
— Шесть, — машинально ответила я. — И дело не в этом. Как ты мог продать то, что тебе не принадлежит?
Алексей вздохнул, отставил кружку и посмотрел на меня так, как смотрят на капризного ребёнка:
— Ты же сама подписала доверенность и договор купли-продажи. Сегодня утром.
Меня словно окатили ледяной водой. Те бумаги… которые я второпях подмахнула, даже не прочитав… Это были не страховые документы?
— Ты… ты мне соврал, — прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. — Ты сказал, что это продление страховки…
— Я такого не говорил, — отрезал он. — Ты сама не захотела читать, что подписываешь. Я просто решил вопрос, который давно напрашивался. Эта развалюха только деньги из семьи тянула — страховка, техобслуживание, бензин. А ты на ней — только на работу и обратно. Смысл?
Я сидела, оглушённая его словами и той бесцеремонностью, с которой он перечёркивал мои чувства. Машина была не просто средством передвижения. Это была моя первая крупная покупка, мой маленький символ независимости. Я копила на неё три года, отказывая себе во всём.
— И сколько ты за неё выручил? — спросила я, стараясь говорить ровно.
Алексей назвал сумму — примерно половину от той, что я заплатила шесть лет назад. Потом добавил:
— Деньги пойдут на ремонт кухни, помнишь, мы говорили? А на работу можешь ездить на маршрутке, как раньше. Или я буду тебя возить, когда надо.
В его голосе не было ни капли раскаяния. Только практичность и какое-то самодовольство человека, уверенного, что поступил правильно. Сделал за жену то, до чего у неё «руки не доходили».
— Но я не хотела её продавать, — произнесла я, всё ещё надеясь достучаться до него. — Это было моё решение — оставить или продать.
— Ларис, ну что ты как маленькая? — он раздражённо хмыкнул. — У нас семья, общий бюджет. Зачем нам две машины? Моя новее и просторнее. А эти деньги реально нужны на ремонт. Ты же сама говорила, что кухня страшная.
Я сидела, глядя на него, и понимала, что не узнаю человека напротив. Словно маска слетела, и за ней оказался не заботливый муж, а беспринципный делец, для которого чужие границы — пустой звук.
— Ты обманул меня, — сказала я тихо. — Подсунул документы утром, когда я спешила.
— Я просто взял ответственность на себя, — парировал он. — А то мы бы ещё полгода это обсуждали.
Я встала. Руки тряслись.
— Иди к чёрту со своей «ответственностью», — прошептала я и вышла из кухни, оставив его с недопитым чаем и недоумённым выражением лица.
Бумажная правда
Ночь прошла в каком-то бреду. Я ворочалась на диване в гостиной, куда ушла спать, не в силах находиться рядом с Алексеем. Сон приходил и уходил, а в голове крутились обрывки мыслей и воспоминаний.
Утром я встала разбитая, с красными глазами. В квартире стояла непривычная тишина. Алексей уже ушёл — он работал с восьми. Маленькая трусливая часть меня была рада, что не придётся снова видеть его лицо.
Я набрала номер начальницы и сообщила, что беру отгул за свой счёт. Пожалуй, впервые за пять лет. Она удивилась, но спорить не стала, услышав мой голос.
Заварив крепкий чай, я села на кухне, пытаясь разложить мысли по полочкам. Горькая правда была в том, что документы я действительно подписала сама. Пусть и введённая в заблуждение, но формально всё было законно.
Второй час утра я потратила на поиски этих самых документов. Перерыла весь шкаф, все полки, куда Алексей обычно складывал «важные бумаги». И нашла — в ящике его рабочего стола, в самом дальнем углу, под стопкой старых квитанций.
Дрожащими руками я развернула листы, стараясь унять бешеный стук сердца. Договор купли-продажи транспортного средства. Моя синяя «Тойота». Моя подпись.
Но когда я перевернула страницу, то похолодела. Дата договора — неделя назад! А я подписывала эти бумаги только вчера утром…
Перелистнув ещё несколько документов, я увидела и квитанцию о получении денег, датированную тем же числом. Алексей получил деньги за мою машину неделю назад! А значит — он всё спланировал заранее. Договорился с покупателем, оформил документы и, вероятно, даже отдал ключи. И всё это время делал вид, что ничего не происходит.
Я опустилась на пол, прямо рядом с рабочим столом, сжимая бумаги в руках. Внутри словно что-то оборвалось. Это был не просто импульсивный поступок, не минутное помутнение. Он сознательно спланировал обман. А вчерашним утром просто подсунул мне задним числом оформленные документы, чтобы «подстраховаться».
Сколько ещё таких «сюрпризов» он готовил за моей спиной? Что ещё продал или планировал продать?
Тошнота подкатила к горлу. Я вспомнила, как год назад исчезли мои золотые серьги — подарок мамы на тридцатилетие. Алексей сказал, что их, наверное, украли во время нашего отпуска. А два месяца назад пропала старинная ваза, которую я унаследовала от бабушки. Он предположил, что её случайно разбила уборщица.
Я стала перебирать в памяти и другие странности. Деньги, которые я откладывала на новый диван, и которые потом «пришлось потратить на ремонт машины». Часы, которые сломались и «пришлось выбросить». Антикварная брошь, которую я «где-то потеряла».
Всё это время он распоряжался моими вещами как своими? Продавал? Закладывал? И на что уходили деньги? Не на ремонт кухни, это точно.
Я нашла в телефоне номер покупателя машины, указанный в договоре. «Дмитрий», — гласила запись. Палец завис над кнопкой вызова. Стоит ли звонить? Что я скажу ему? Что муж продал мою машину без спроса, а документы подделал?
Звонить я не стала. Вместо этого встала, сложила бумаги в свою сумку и пошла в спальню собираться. Мне нужно было срочно поговорить с кем-то, кто мог бы дать совет. И этим человеком точно не был Алексей.
Голос дочери
Телефон моей дочери не отвечал, и я решила поехать к ней без предупреждения. Как назло, дождь разошелся не на шутку. Пришлось бежать от остановки до ее дома, перепрыгивая через лужи и проклиная себя за то, что не взяла зонт.
Когда Маша открыла дверь, то просто уставилась на меня:
— Мам? Ты чего такая мокрая?
Я хотела что-то объяснить, но вместо слов из горла вырвался всхлип. Маша тут же втащила меня в прихожую, помогла снять мокрую куртку и, не задавая вопросов, повела на кухню.
— Садись. Сейчас чай будет, — она достала чашки, включила чайник.
Господи, как хорошо у неё на кухне. Чисто, уютно. Занавески в цветочек, пирог на столе, кошка дремлет на табуретке. Совсем не похоже на нашу с Алексеем квартиру, где всегда как-то неуютно, будто временно.
— Он продал мою машину, — выпалила я. — Мою машину, Маша!
Дочь замерла, не донеся чашку до стола:
— Как это — продал?
Я рассказала ей всё. Про бумаги утром, про обман, про дату недельной давности. Маша не перебивала, только хмурилась всё сильнее.
— Знаешь, мам, — сказала она, когда я закончила рассказ, — я не удивлена. Вот честно. Алексей давно… как бы это сказать…
— Договаривай, — поторопила я.
— Да пользуется он тобой! — Маша хлопнула ладонью по столу. — Вспомни, как он убедил тебя не ехать к тете Вале на юбилей. А как не разрешил тебе купить себе новое пальто? А твои курсы английского? «Ларисе пятьдесят лет, зачем ей английский?» Ты что, не видишь? Он тебя как в клетке держит!
Я смотрела на нее и не узнавала. Моя тихая Машенька никогда не говорила так резко. А теперь как с цепи сорвалась.
— Почему ты раньше мне ничего не говорила? — спросила я тихо.
— А смысл? — Маша вздохнула и села напротив. — Ты бы всё равно его защищала. «Алеша много работает», «Алеша нервничает»… Да и не моё это дело вроде как. Но машина — это уже через край.
Она помолчала, потом взяла меня за руку:
— Мам, я случайно слышала, как он разговаривал по телефону на даче. Кому-то деньги должен. Много. Имей в виду.
Что-то щелкнуло в моей голове, словно последний кусочек пазла встал на место. Исчезавшие вещи, непонятные траты, постоянные отговорки… Как я могла столько лет не замечать очевидного?
— Знаешь, мам, — сказала Маша, — ему на тебя просто наплевать. Так не поступают с теми, кого любят.
В её словах была такая простая и горькая правда, что у меня снова навернулись слезы. Но теперь в них было не только отчаяние. Что-то еще. Что-то похожее на облегчение.
Последняя капля
Домой я вернулась уже в сумерках. Сидя у Маши, мы с ней составили целый план действий: проверить счета, отозвать доверенности, посетить юриста. Я чувствовала себя немного увереннее, хотя внутри всё ещё клокотал гнев.
Алексей был дома. Судя по запаху еды, он даже приготовил ужин — редкий случай. Я поняла, что это попытка задобрить меня. Но было уже поздно.
— Я звонил тебе весь день, — сказал он вместо приветствия, когда я вошла в кухню. — Где ты была?
— У дочери, — ответила я, не снимая куртки.
— Понятно, — он усмехнулся, помешивая что-то в кастрюле. — Жаловалась на меня, значит.
Я промолчала, просто глядя на него. Как же раньше я не замечала этого снисходительного тона? Этой позы хозяина положения?
— Ларис, ну хватит дуться, — Алексей выключил плиту и повернулся ко мне. — Подумаешь, машина. Я же объяснил — нам нужны были деньги на ремонт.
— Нам? — переспросила я. — Или тебе на твои долги?
Он дёрнулся, словно от пощёчины:
— Какие ещё долги? О чём ты?
— О звонках от каких-то Вадиков. О твоих постоянных «займах до зарплаты». О том, что деньги в этом доме утекают неизвестно куда, — я говорила тихо, но внутри всё клокотало. — Скажи честно, Алексей, куда ушли деньги за машину?
— Я же сказал — на ремонт кухни! — он повысил голос. — Тебе что, моего слова мало?
— Да, мало, — спокойно ответила я. — Потому что ты врёшь. Ты уже солгал мне с документами на машину. Почему я должна верить тебе сейчас?
— Потому что я твой муж! — рявкнул он, стукнув ложкой по столу. — И я имею право распоряжаться нашим общим имуществом!
— Машина не была общим имуществом, — возразила я. — Я купила её до нашего брака, на свои деньги.
— Да нам она вообще не нужна была! — воскликнул он. — Только деньги на неё уходили! Страховка, бензин, техобслуживание!
— Не нужна ТЕБЕ, — поправила я. — Мне она была нужна.
— Ой, только не начинай эту песню про независимость! — Алексей закатил глаза. — Тебе пятьдесят два года, какая к чёрту независимость? Ты должна думать о семье, о будущем, о пенсии, в конце концов!
Его слова ударили больнее, чем он мог предположить. «Тебе пятьдесят два», да. И что? Это повод забыть о своих желаниях, потребностях, правах? Стать бессловесным придатком мужа?
— Знаешь, что, — сказала я, чувствуя, как внутри поднимается волна ярости, — ты продал не просто машину. Ты продал моё доверие. И его не купишь обратно ни за какие деньги.
— Господи, ну какая же ты чёрствая! — воскликнул он театрально. — Я забочусь о нас, решаю проблемы, пока ты витаешь в облаках! Кто-то должен быть практичным в этой семье!
— Практичным? — я горько усмехнулась. — Обманывать жену — это теперь называется «быть практичным»?
— Я не обманывал! — он почти кричал. — Ты сама подписала бумаги! Сама!
— Потому что доверяла тебе, — тихо сказала я. — Потому что думала, что ты никогда не используешь это доверие против меня.
Мы стояли друг напротив друга, как два чужих человека. И в этот момент я поняла — между нами давно уже ничего нет. Ни любви, ни уважения, ни доверия. Только привычка и страх одиночества. С моей стороны — уж точно.
— Завтра я пойду к юристу, — произнесла я, поворачиваясь к двери. — И отзову все доверенности, которые когда-либо выдавала на твоё имя. Все до единой.
— Ларис, ты спятила? — он схватил меня за руку. — Какой ещё юрист? Мы семья! Мы должны решать проблемы вместе!
— Вместе? — я высвободила руку. — Как ты «вместе» со мной решил продать мою машину?
— Ты пожалеешь об этом, — процедил он, меняясь в лице. — Очень пожалеешь.
— Нет, Алексей, — покачала я головой. — Я жалею только о том, что не сделала этого раньше.
В кабинете у юриста
Ночь в гостиной на диване. Хорошо, что замок на двери крепкий – Алексей долбился полночи. Утром, как только за ним закрылась входная дверь, я схватила телефон.
— Машка, найди мне юриста. Срочно.
К двенадцати я уже сидела в обшарпанном офисе на первом этаже какого-то бизнес-центра. Ожидала чего-то более презентабельного, но Маша уверяла: «Она лучшая, ей можно доверять».
Елена Викторовна оказалась моей ровесницей, только выглядела строже – очки, волосы в пучок, никакой косметики. Зато глаза умные, цепкие.
— Так-так, — она быстро проглядела документы, которые я принесла. — А муж-то хитёр. Бумаги оформлены грамотно. Ваша подпись стоит где нужно.
— Но я же не знала, что подписываю! — вырвалось у меня. — Он сказал, что это страховка!
— Верю, — кивнула юрист. — Но формально всё законно. Можно попробовать через суд, конечно… но потребуется доказать факт обмана. Свидетели были?
— Нет, — я поникла. — Мы одни были. Утром, я спешила…
Елена Викторовна сняла очки, потерла переносицу:
— С машиной, боюсь, придется попрощаться. Если покупатель действовал добросовестно, отменить сделку не получится. Но мы можем кое-что сделать… чтобы обезопасить вас на будущее.
— Что?
— Отозвать все доверенности, что вы когда-либо выдавали мужу. И проверить вашу кредитную историю. Вдруг он еще какие-то финансовые операции проворачивал втихаря.
Что-то сжалось внутри. А ведь это вполне возможно, учитывая таинственные долги, о которых говорила Маша.
— Давайте так и сделаем, — кивнула я.
Мы начали составлять заявления об отзыве доверенностей. К моему ужасу, их набралось семь: на представление интересов в банке, на распоряжение имуществом, на получение пенсии мамы, на управление машиной…
— Вы хоть понимаете, что эти бумажки — практически ключи от вашей жизни? — тихо спросила Елена Викторовна. — Так нельзя, милая. Даже мужу.
— Я думала, в браке всё должно быть на доверии, — пробормотала я, чувствуя себя полной дурой.
— Доверие — это когда вы знаете, что делает другой человек с вашими вещами и деньгами, — отрезала юрист. — А не когда даете ему право делать что угодно втайне от вас.
Я кивнула. Странно, но с каждой подписью под заявлением об отзыве доверенности мне становилось легче. Будто рвала невидимые веревки, которыми была привязана.
— С этими документами сегодня же к нотариусу, — напутствовала Елена Викторовна. — И больше никаких бумаг не подписывайте не глядя. Даже открытки поздравительные.
— Поздно я к вам пришла, — вздохнула я, вставая. — Мне пятьдесят два, а я только жить учусь.
— Не поздно, — она пожала мне руку. — Поздно — это когда в могиле. А вы еще побарахтаетесь.
Я вышла из офиса с тяжелой папкой и каким-то новым чувством внутри. Не просто облегчением — решимостью. Пора менять свою жизнь.
Чемоданы в коридоре
# Чемоданы в коридоре
Весь день я провела как в угаре. Нотариус, банк, звонки юристу… Нельзя было терять ни минуты — я знала, что вечером придется объясняться с Алексеем.
Маша названивала:
— Мам, переезжай ко мне, пока всё не утрясется.
— Нет, — отрезала я. — Я не собираюсь бегать от него. Это моя квартира.
Когда я вернулась домой, уже стемнело. Дверь открыла своим ключом и замерла – в квартире горел свет. Обычно в это время Алексей еще на работе. На тумбочке в прихожей записка, неровным почерком: «Я на кухне. Поговорим. А.»
Сердце забилось чаще, но я стиснула зубы. Ну уж нет, больше я ему не поддамся.
В кухне пахло перегаром. Алексей сидел за столом с бутылкой коньяка, который я берегла для особых случаев. Два стакана, в одном на донышке плещется янтарная жидкость.
— Явилась, — он попытался улыбнуться, но вышла кривая ухмылка. — За стол, Лариса. Нам нужно серьезно поговорить.
— О чем? — я осталась стоять у двери.
— Из банка звонили, — он плеснул себе еще коньяка. — Закрыла наш счет? Не слишком ли резко? А как же семья, доверие?
— Это ты мне про доверие будешь рассказывать? — я аж задохнулась от возмущения. — После того, как продал мою машину?
— Ой, да сколько можно! — он грохнул кулаком по столу. — Подумаешь, машина! Я признаю – был не прав. Надо было сначала с тобой поговорить.
— Не надо было врать, Алексей. И подсовывать документы на подпись. Это, между прочим, мошенничество, за которое срок дают.
Он дернулся, будто я ударила его. Допил коньяк залпом, поморщился.
— Так ты что, в тюрьму меня упечь хочешь? Родного мужа? Человека, который о тебе заботился?
— Нет, — я покачала головой. — Я просто хочу развода.
Он аж подпрыгнул, опрокинув стул:
— Ты что, рехнулась? Из-за дурацкой машины готова семью разрушить? После всего, что я для тебя сделал?
— А что именно ты для меня сделал? — я скрестила руки на груди. — Продал мои вещи? Обчистил кошелек? Врал на каждом шагу?
— Я тебя обеспечивал! — он уже орал. — Решал твои проблемы! На себе весь этот дом тащил!
— Неправда, — я даже рассмеялась. — Я всегда больше зарабатывала. И за квартиру платила, и за отпуск, и за продукты.
— Я возил твою мать по больницам! Копал грядки на даче! — он метался по кухне. — Был с тобой, когда ты болела!
И тут меня осенило:
— И все эти годы думал, что я в неоплатном долгу перед тобой, да? Что должна сносить любое твое вранье и самодурство?
Он осекся на полуслове. Я попала в точку.
— Собирай вещи, — я повернулась к двери. — Я подала на развод.
— Что? — он вытаращил глаза. — Да ты не можешь…
— Могу. Квартира оформлена на меня. Тебе лучше съехать.
Как он кричал! Как метался по квартире, собирая вещи! Пытался запугать, вызвать жалость, давил на чувство долга. А я стояла и смотрела на него как на чужого человека. Семь лет жизни с этим человеком – и ни капли сожаления.
— Ты пожалеешь, — бросил он напоследок, застегивая сумку. — Клянусь, пожалеешь!
— Уже нет, — покачала я головой. — Жалею только, что не сделала этого раньше.
Дверь хлопнула так, что зазвенела люстра.
А я осталась одна посреди пустой квартиры с чувством странного покоя. Будто после долгой болезни спала температура.
Моя машина
Прошел месяц. Самый тяжелый, но и самый важный в моей жизни. Сколько раз за этот месяц я просыпалась среди ночи от страха? Сколько раз плакала, уткнувшись в подушку? Казалось бы, что тут такого — ушел муж, продал машину. Разве мало женщин через это проходят?
Но дело было не в машине, конечно.
Алексей приходил трижды. Сначала орал под дверью, требовал пустить, угрожал. Потом приполз с цветами — каялся, плакал, обещал. В третий раз просто сидел на лавочке у подъезда. Я прошла мимо, сделав вид, что не заметила.
После того как он в очередной раз заявился пьяным и колотил в дверь так, что соседи вызвали полицию, я сменила замки и написала заявление участковому. Больше он не появлялся.
Самое удивительное — я не скучала по нему. Не было ни тоски, ни одиночества, ни слез в подушку. Только какое-то странное чувство свободы и легкости, словно сбросила тяжелый рюкзак, который годами таскала на себе.
— Мам, ты прямо расцвела, — сказала Маша, когда я зашла к ней на обед. — Давно тебя такой не видела.
Я и сама это чувствовала. Стала высыпаться, похудела, даже волосы перекрасила. На работе повысили — оказывается, начальство давно присматривалось, но считало, что мне «некогда из-за семейных обязательств».
На отложенные за годы деньги купила подержанный «Рено» песочного цвета. Не новый, конечно, но и не развалюха. Моя машина. Купленная на мои деньги, для моих поездок. Мне никто не указ, никто не продаст ее без спроса.
Сегодня повезла ее на мойку. Пока работники наводили красоту на моей «ласточке», я сидела в кафешке напротив, пила кофе и думала о том, как странно повернулась жизнь. В пятьдесят с лишним начать все сначала — смешно, наверное. Но мне совсем не смешно. Мне хорошо.
Телефон зазвонил так неожиданно, что я вздрогнула. На экране высветилось: «Алексей». Он не звонил уже недели две. Я заколебалась — отклонить или ответить? Почему-то нажала на зеленую трубку.
— Лариса, не бросай трубку, — голос Алексея звучал непривычно тихо и как будто жалобно. — Мне надо поговорить с тобой.
— О чем? — спросила я, помешивая ложечкой в чашке.
— Лариса, я… я столько передумал за это время. Мне так жаль, что все так вышло. Ты была права насчет машины, насчет всего… Я не уважал твоих границ.
Каким тоном он это говорил! Будто слова из книжки по психологии вычитал и репетировал перед зеркалом. Фальшь в каждом звуке.
— Мы могли бы попробовать все сначала, — продолжал он. — Я изменился, правда. Давай встретимся хотя бы…
— Знаешь, Алексей, — перебила я, глядя в окно на свою мокрую, сверкающую машину, — когда-то я любила тебя. И верила, что ты любишь меня.
— Я и сейчас люблю! — воскликнул он. — Поэтому и звоню!
— Нет, — покачала я головой. — Ты не умеешь любить. Ты умеешь брать. И это, поверь, совсем разные вещи.
Я отключила телефон, не дожидаясь ответа. Допила кофе залпом, расплатилась. День стоял солнечный, но прохладный – конец апреля, самое мое любимое время. Деревья в нежной зелени, тюльпаны распускаются.
Моя машина ждала у входа — чистая, блестящая.
Я провела рукой по теплому капоту. Смешно, но именно эта история с машиной и стала точкой отсчета. Точкой, с которой началась моя новая жизнь.
Последний звонок
На кухонном столе высилась гора яблок — вчера набрала на даче, руки до сих пор помнят тяжесть корзины. Золотые осенние деньки… Всегда любила сентябрь.
Три месяца прошло с развода. Алеша не стал артачиться — видно, опасался, что заявление напишу. Да и зачем ему эта возня? У него, поговаривают, уже новую дамочку нашёл — моложе, сговорчивее. Дай Бог ей терпения.
— Варенье будешь? — спросила у дочки, которая прибежала на чай прямо с работы.
— Мам, ты раньше не варила варенье, — хитро прищурилась Маша. — Откуда такие перемены?
— С тех пор, как твой «дядя Алёша» перестал ныть, что сладкое не любит, — я подмигнула ей. — Теперь делаю что хочу. Знаешь, как это прекрасно?
Маша смотрела на меня с каким-то удивлением.
— Ты прямо светишься, мам. Кто бы мог подумать, что в твоём возрасте…
— А что ты заладила — «возраст» да «возраст»? — перебила я, размешивая чай. — Ещё не старуха! Вон, на работе повысили, на английский хожу. Жизнь только начинается.
Когда Маша ушла, я долго стояла у окна, глядя на свою машину во дворе. «Рено» — не новый, конечно, но мой. Никто не посмеет его продать без спроса.
Телефон зазвонил так неожиданно, что я вздрогнула.
— Лариса, это я, — голос Алексея звучал виновато. — Не бросай трубку…
— Чего тебе? — спросила без злости. Её уже не было, только равнодушие.
— Как ты там? Справляешься?
Я фыркнула:
— Лучше, чем когда-либо. А что?
— Да нет, я просто… — он замялся. — Думал, может, встретимся? Поговорим? Я же не со зла тогда с машиной, просто…
— Алексей, — твёрдо прервала его. — Поезд ушёл. И не в машине дело. Просто я наконец поняла, что достойна нормального отношения. Без обмана, без контроля, без одолжений.
В трубке повисло молчание.
— Ты, как всегда, права, — наконец вздохнул он.
— Нет, не «как всегда», — улыбнулась я, глядя в окно на жёлтые листья. — Раньше я крупно ошибалась на твой счёт. Но люди учатся на ошибках.
— Может, хоть кофе выпьем? Как старые друзья?
— Прощай, Алёша, — сказала я и отключилась.
Как это ни странно, именно его нелепая афера с машиной и стала тем толчком, который изменил всю мою жизнь. К лучшему.-либо.
В трубке повисло молчание. Затем он произнёс:
— Я рад. Правда рад. Слушай, я понимаю, что уже поздно что-то менять, но я хотел бы…
— Стоп, — перебила я его. — Я знаю, что ты хотел бы. Вернуться. Начать сначала. Но это невозможно, Алексей. И дело не в машине. Дело в том, что я наконец-то поняла: я достойна большего. Достойна уважения. Достойна честности.
Он снова замолчал, и я услышала его тяжёлый вздох:
— Ты права. Как всегда.
— Не «как всегда», — поправила я. — Раньше я часто ошибалась. Но больше не буду.
Я посмотрела в окно, где в лучах вечернего солнца золотился клён, и вдруг поняла, что больше не хочу продолжать этот разговор. Он принадлежал прошлому — как и сам Алексей.
— Прощай, — сказала я и, не дожидаясь ответа, отключила телефон.
А потом поставила пирог в духовку, включила любимую музыку и подошла к окну. Моя машина стояла на привычном месте, поблёскивая в лучах заходящего солнца. Она ждала новых дорог — как и я сама.
