Сквозь тонкое кружево занавесок проникал закатный свет, окрашивая террасу в золотисто-розовые тона. Мы с Виктором сидели в плетёных креслах и смотрели на сад — наконец-то наш собственный. Дом, о котором я мечтала столько лет, стоял позади нас — новенький, пахнущий свежей краской и деревом.
Виктор покачивал в руке бокал с вином — третий за вечер, хотя обычно он пил мало. Я заметила, как он несколько раз набирал воздух, словно хотел что-то сказать, но останавливал себя.
— У тебя такое лицо, будто собираешься сообщить, что забыл оплатить половину стройматериалов, — пошутила я, пытаясь разрядить странное напряжение.
Он улыбнулся, но как-то натянуто.
— Лид, я тут подумал… — он отпил глоток. — Может, стоит оформить дом на папу? Временно.
— На твоего отца? — я не сразу поняла, к чему он клонит. — Зачем?
Виктор пожал плечами, словно говорил о чём-то совершенно обыденном.
— Так безопаснее. Мало ли что. Сама знаешь, с моей работой всякое бывает. А так — на пенсионера записано, никто не придерётся.
Я медленно поставила свой бокал на столик. Вроде бы в его словах была логика, и всё-таки что-то царапнуло внутри. Что-то неправильное.
— А как же моя доля? Я ведь тоже вложилась, — стараясь говорить спокойно, напомнила я.
— Лидуш, это же формальность, — его рука легла на мою. — Документы — это просто бумажки. Ты же знаешь, что дом наш.
Его голос звучал мягко, успокаивающе. Как всегда, когда он хотел, чтобы я согласилась с чем-то, что мне не нравилось.
— Давай не будем сейчас об этом, — я выдавила улыбку. — Такой вечер хороший.
Виктор с облегчением кивнул и тут же сменил тему, начав рассказывать о планах на сад. Но я уже не слушала. Я смотрела на наш новый дом и думала о том, что он вдруг стал немного чужим. И о том, что Витя не стал настаивать. Будто знал, что вернётся к этому разговору позже. Когда я буду меньше сопротивляться.
Солнце окончательно скрылось за соседними домами. В вечернем воздухе запахло прохладой и чем-то цветущим. Я поёжилась, хотя было совсем не холодно.
— Зайдём в дом? — предложил Виктор.
Я кивнула, стараясь не думать о том, чей именно это будет дом — по документам. И почему для Вити так важно, чтобы не мой.
Горький кофе
Кофе в турке убежал, залив плиту коричневой пеной. Я выругалась сквозь зубы, схватила тряпку и принялась оттирать липкие потёки. День не задался с самого утра — сначала не включился будильник, потом выяснилось, что закончился шампунь, а теперь ещё и это.
Когда на кухню вошёл Виктор, я всё ещё возилась с плитой.
— Опять кофе сбежал? — он потянулся к шкафчику за чашкой. — Я же говорил, купи себе нормальную кофеварку.
— Ты обещал купить в прошлом месяце, — напомнила я. — Но потом решил, что лучше вложиться в новые шторы в гостиную.
Виктор пожал плечами:
— Ну, это же наш дом, хочется, чтобы всё было красиво.
— Наш дом? — я выпрямилась, держа в руке мокрую тряпку. — Точно наш?
Он нахмурился, глядя на меня с лёгким раздражением:
— Начинается…
— Я вчера разговаривала с твоим отцом, — мой голос дрожал. — Он сказал, что думает сдать второй этаж квартирантам на лето. Сдать, Вить. В нашем доме.
Виктор застыл на мгновение, потом как-то слишком спокойно налил себе кофе:
— А, ты об этом. Это просто разговоры. Папа любит построить планы.
— Но дом оформлен на него?
— Ты же знала, — он посмотрел на меня с удивлением. — Мы же обсуждали это ещё на террасе, помнишь? Ты согласилась.
— Я не соглашалась! — я почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. — Я сказала, что не хочу обсуждать это вечером!
— Но потом мы поговорили, — его тон стал покровительственным. — Лид, у тебя что, память отшибло? Я всё объяснил про риски с моей работой, а ты сказала «хорошо».
Я застыла, пытаясь вспомнить такой разговор. Неужели действительно было? Или он снова делает так, что я начинаю сомневаться в собственной памяти?
— И теперь твой отец будет решать, кто будет жить в доме, который мы строили вместе? На который я потратила все свои сбережения?
Виктор поставил чашку на стол:
— Не драматизируй. Ты прекрасно знала, на что идёшь.
Это было как пощёчина. В груди что-то оборвалось, и я вдруг увидела ситуацию с пронзительной ясностью.
— А если я захочу продать свою долю?
— Какую долю, Лид? — он даже рассмеялся. — Юридически у тебя нет никакой доли. Ты сама на это согласилась.
Он говорил со мной как с капризным ребёнком. Так же, как говорил мой бывший муж, объясняя, почему я осталась без квартиры после развода. Как говорил отец, когда забирал мою зарплату «на хранение».
И тут я поняла — меня снова использовали. А я снова позволила.
Решение
Экран компьютера светился в полутёмной комнате. За окном шумел дождь, барабаня по карнизу. Виктор уехал на два дня в командировку, и дом казался непривычно просторным и тихим.
Я ещё раз взглянула на открытую страницу с расписанием поездов. Калининград. Утренний поезд. Билет в одну сторону.
Курсор завис над кнопкой «Купить». Сердце стучало где-то в горле.
Смогу ли я начать всё с начала? В сорок шесть лет, с одним чемоданом вещей и небольшой суммой, которую удалось отложить втайне от Виктора. У Маринки, моей младшей сестры, тесновато, но она уже пообещала, что я могу пожить у неё, пока не найду работу и жильё.
Пальцы сами нажали на кнопку. Система попросила заполнить данные. Я вводила их, чувствуя странную лёгкость. Кусочек пластика банковской карты под пальцами казался ключом от двери, ведущей к свободе.
Покупка завершена. Билет на завтрашний поезд теперь был моим.
Я закрыла ноутбук и подошла к шкафу. Чемодан стоял на антресоли — тот самый, с которым я когда-то приехала в этот город. С ним же и уеду.
Собирала вещи я методично, без спешки. Сложила свитера и блузки, которые могли пригодиться для собеседований. Любимую чашку с котёнком, подаренную Маринкой. Фотографию мамы в простой рамке. Немного косметики. Документы.
Я оглядела спальню, которую обставляла с такой любовью. Огромная кровать, туалетный столик, картина с морским пейзажем — всё это останется здесь. Останутся занавески, которые я выбирала, перебрав десяток магазинов. Останутся книги на полках — их слишком много, чтобы увезти с собой.
Останется дом. Дом, который никогда не был моим.
За окном постепенно стемнело. Я зажгла настольную лампу и достала лист бумаги. Письмо Виктору далось нелегко — я несколько раз рвала начатые варианты. В конце концов, написала коротко:
«Витя, я уезжаю. Не ищи меня, это моё окончательное решение. Ты получил дом, я забираю свою свободу. Думаю, это честный обмен. Лидия.»
Перечитала. Сложила лист вдвое и положила на кухонный стол — так, чтобы он сразу заметил.
Потом села в кресло и закрыла глаза. Внутри была пустота, но не та мучительная, когда не знаешь, что делать дальше, а спокойная, как после долгой уборки. Я выбросила из своей жизни хлам — страх, унижение, манипуляции. И теперь в ней появилось место для чего-то нового.
Завтра в это время я уже буду далеко отсюда. Эта мысль не пугала. Она согревала, как обещание весны после долгой зимы.
Эхо шагов
Виктор вернулся поздно вечером, уставший после долгой дороги. Дом встретил его непривычной тишиной.
— Лида? — позвал он, бросая ключи на тумбочку в прихожей. — Ты спишь?
Ответа не последовало. Он пожал плечами — наверное, обиделась после той ссоры на кухне. Сколько раз говорил ей не принимать всё близко к сердцу.
Виктор прошёл на кухню, открыл холодильник. Есть хотелось зверски, но внутри обнаружилась только пара йогуртов и открытая банка оливок. Странно, обычно Лида готовила что-нибудь к его приезду.
Тут взгляд упал на сложенный вдвое лист бумаги на столе. Он машинально развернул его, пробежал глазами текст, сначала не осознавая смысла слов.
Уезжает? Куда уезжает?
Он перечитал записку ещё раз, потом швырнул её на стол и быстро направился в спальню.
— Лида! — крикнул он, распахивая дверь. — Ты что, шутки шутишь?
Комната была пуста. Он открыл шкаф — половина вешалок пустовала, словно через гардероб прошёл аккуратный смерч, забрав с собой все её вещи.
— Чёрт, — процедил Виктор сквозь зубы.
Он достал телефон и набрал её номер. Гудки шли, но трубку никто не брал. После пятого гудка включилась голосовая почта.
— Ты что творишь? — рявкнул он в динамик. — Немедленно перезвони мне!
Он обошёл весь дом, словно надеясь найти её спрятавшейся в одной из комнат. В ванной не было её косметички и халата. С книжной полки исчезли любимые детективы. Даже дурацкий кактус, который она держала на подоконнике, пропал.
Она действительно ушла. Не просто хлопнула дверью, а собрала вещи и уехала.
Виктор вернулся на кухню, налил себе коньяка и залпом выпил. Потом ещё. Внутри клокотала ярость, смешанная с недоумением. Как она могла? После всего, что он для неё сделал! Он же купил ей этот чёртов дом!
«Ты получил дом, я забираю свою свободу…»
Он снова глянул на записку. Вот, значит, как она всё восприняла? Ну и ладно. Её проблемы. Зато теперь никто не будет пилить его за каждую мелочь и закатывать истерики на пустом месте.
Виктор налил ещё коньяка и вышел на террасу. В темноте дом соседей светился жёлтыми окнами. Там, наверное, ужинала семья — муж, жена, дети. Обычная семья в обычном доме.
А у него теперь дом без хозяйки. Огромный, пустой дом, в котором почему-то эхом отдаются его шаги.
«Дом,» — подумал он, делая глоток обжигающего напитка. «Зато полностью мой. Точнее, отца. Но это неважно. Главное, что никто не сможет на него претендовать.»
Он вернулся в дом, и его снова накрыло ощущением пустоты. Глупость какая-то. Подумаешь, ушла женщина. Не первая, не последняя.
Коньяк закончился слишком быстро, а пустота никуда не делась.
Возвращение к себе
Калининградский вокзал встретил меня промозглым ветром и моросящим дождём. Я стояла на перроне, оглядываясь по сторонам, крепко сжимая ручку чемодана, словно боялась, что он убежит. Люди спешили мимо — кто-то встречал, кто-то провожал, кто-то просто куда-то торопился.
Я никуда не торопилась. Впервые за долгое время.
— Лидка! — раздался знакомый голос, и я увидела Маринку, машущую мне от входа в здание вокзала. Всё такая же — невысокая, полноватая, с копной рыжеватых кудрей, выбивающихся из-под вязаной шапки.
Чемодан вдруг стал неподъёмным, а ноги — ватными. Я добрела до сестры и буквально упала в её объятия.
— Ну вот, реветь сразу начала, — проворчала она, крепко прижимая меня к себе. — И чего ты так долго тянула? Я же говорила — бросай его.
— Я не из-за него плачу, — прошептала я, вытирая слёзы. — Просто… Я так устала, Маринка.
Она похлопала меня по спине:
— Пойдём отсюда. Дома поговорим.
Дома. У меня больше не было дома. Только маленькая комната в Маринкиной квартире, которую она делила с восемнадцатилетним сыном. Мне вдруг стало страшно — а правильно ли я поступила?
Мы сели в маршрутку. Сестра болтала всю дорогу — о своей работе в библиотеке, о том, что её Славка поступил в мореходку, о соседке, которая завела четвёртую кошку. Я слушала вполуха, глядя в окно на незнакомый город, который теперь станет моим.
— …и я поговорила с нашей заведующей, — донеслось до моего сознания. — Она сказала, что как раз нужен человек в отдел периодики. Платят немного, конечно, но на первое время…
— Ты уже нашла мне работу? — я повернулась к сестре.
— А что такого? — она пожала плечами. — Ты же всегда с книжками возилась. И опыт есть — сколько ты в своей библиотеке проработала перед замужеством? Лет десять?
— Двенадцать, — автоматически поправила я.
— Вот видишь! — Маринка довольно кивнула. — Завтра сходишь на собеседование. Я уверена, что тебя возьмут.
Маршрутка притормозила, и мы вышли в окружении хрущёвок. Знакомые с детства пятиэтажки, разве что покрашенные в разные цвета, а не серые, как в моих воспоминаниях.
Пока поднимались по лестнице, я думала о том, что скажу завтра на собеседовании. О том, что давно не работала по специальности. Что ушла из профессии ради первого мужа, а потом было уже поздно возвращаться.
Но, может быть, теперь самое время?
Маринкина квартира оказалась маленькой, но уютной. Пахло свежей выпечкой и кофе.
— Ты пеки? — удивилась я, разуваясь.
— Славка научил, — усмехнулась сестра. — Представляешь, мой оболтус увлёкся кулинарией. Говорит, что это помогает ему думать.
Она провела меня в небольшую комнату, где стояла кровать, письменный стол и шкаф.
— Располагайся. Это теперь твоё.
Я поставила чемодан у стены и села на кровать. Неожиданно навалилась усталость — кажется, я не спала нормально с тех пор, как приняла решение уехать.
— Отдыхай, — Маринка погладила меня по плечу. — Я разогрею суп, потом поедим. И знаешь что, Лид?
— Что? — сонно спросила я.
— Я рада, что ты вернулась. Не из-за этого твоего… — она поморщилась, — а к себе. Ты вернулась к себе.
Когда за сестрой закрылась дверь, я легла на кровать и закрыла глаза. За окном шелестел дождь, где-то вдалеке гудели корабли в порту.
И впервые за много лет я почувствовала, что нахожусь именно там, где должна быть.
