Ветер продирал до костей. Небо затянуло серой пеленой, как будто сама природа оплакивала уход Сергея Викторовича. Вера стояла у свежего холмика, кутаясь в чёрное пальто. Траурная процессия уже начала расходиться — кто-то спешил в тепло, кто-то просто выполнил долг и теперь мог вернуться к своим делам.
А она всё стояла. В голове не укладывалось — вот и всё. Сорок лет вместе, а теперь… пустота. И бесконечная тишина впереди. Комок подкатил к горлу, но слёз уже не было — все выплаканы за бессонные ночи в больнице.
— Держись, мам, — дочь осторожно тронула за плечо, но Вера только кивнула. Говорить не было сил.
— Поехали домой, холодно, — голос дочери доносился словно издалека. — Все уже ушли…
Не все. Вера почувствовала чей-то взгляд и обернулась. Алексей — младший брат мужа, стоял поодаль, засунув руки в карманы дорогого пальто. На губах играла странная полуулыбка, будто неуместная на кладбище.
— Идите, я догоню, — шепнула Вера дочери.
Алексей неспешно приблизился, оглядывая её оценивающим взглядом.
— Как ты? — спросил он тоном, в котором не было ни грамма искреннего участия.
— Как я могу быть? — голос Веры прозвучал глухо.
Алексей кивнул с деланным пониманием и вдруг положил руку ей на плечо:
— Ты ведь теперь одна, Вера. Одна со всем этим хозяйством, — он обвёл рукой, словно указывая на что-то за пределами кладбища. — Квартира, дача, машина… Ты всё это не потянешь сама.
Вера подняла на него удивлённый взгляд:
— О чём ты?
— О справедливости, — улыбка стала шире. — Серёжа бы хотел, чтобы всё было по справедливости. Он ведь всегда хотел как лучше для всех нас.
Вера опустила глаза. Внутри всколыхнулось что-то — не то усталость, не то глухое раздражение. И тревога. Тревога вместе со старым, хорошо знакомым чувством вины.
— Давай поговорим не здесь и не сейчас, хорошо? — тихо сказала она, отступая на шаг.
— Конечно-конечно, — покладисто согласился Алексей. — Отдыхай, приходи в себя. Просто помни — справедливо будет поделить. Ты ведь сама не справишься.
Уходя с кладбища, Вера чувствовала, как его взгляд прожигает спину. Мысли путались. Сорок лет они с Сергеем строили свою жизнь по кирпичику, всё вместе, всё пополам. А теперь… Теперь в их дом пришла смерть, а следом уже стучится алчность.
Тяжёлые мокрые хлопья снега падали на чёрное пальто, медленно таяли. Как слёзы. Как несбывшиеся надежды.
На весах закона
Солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи, расчерчивая стол нотариуса на светлые полосы. Вера сидела, нервно сжимая в руках сумочку. После похорон прошло три дня. Три дня, наполненных звонками Алексея, его «дружескими советами» и плохо скрытыми угрозами.
Елена Сергеевна, нотариус с тридцатилетним стажем, разложила перед ней документы. Худощавая, с аккуратно собранными в пучок седыми волосами, она внушала спокойствие и уверенность.
— Завещание составлено грамотно, никаких юридических зацепок для оспаривания нет, — она поправила очки, глядя на Веру поверх тонкой золотой оправы. — Весь объект недвижимости и имущество оформлены как совместно нажитое, и по закону переходят вам как супруге.
Вера кивнула. Где-то на краю сознания она понимала, что должна испытывать облегчение, но вместо этого чувствовала только сосущую тревогу.
— А если… — голос предательски дрогнул. — Если родственники мужа захотят оспорить?
Елена Сергеевна мягко улыбнулась:
— На каком основании? Обязательная доля полагается только нетрудоспособным иждивенцам, несовершеннолетним детям или родителям. Брат вашего мужа не входит в эту категорию.
Солнечный луч переместился, теперь освещая руки Веры — бледные, с проступающими венами и обручальным кольцом, которое она не снимала даже в больнице, когда Сергей уже не приходил в сознание.
— Понимаете, — Вера подняла глаза на нотариуса, — дело не только в законе. У меня такое чувство, что я… что я должна ему. Алексею. Сергей всегда помогал брату.
— И поэтому брат считает, что имеет право на часть имущества? — нотариус покачала головой. — Вера Николаевна, позвольте дать вам совет не как юрист, а как человек, повидавший много подобных ситуаций. Щедрость вашего мужа была его личным выбором. Это не создает обязательств перед его родственниками. Закон на вашей стороне.
Вера смотрела на документы — свидетельство о браке, завещание, выписки из реестра недвижимости. Сухие бумаги, подтверждающие, что теперь она — единственный владелец всего, что они с Сергеем создавали вместе.
— Я просто… — она запнулась, подбирая слова. — Я просто не хочу больше быть должной никому. Всю жизнь кому-то что-то должна: родителям, детям, мужу… Теперь вот Алексею?
— Вы никому ничего не должны, — твёрдо сказала Елена Сергеевна, протягивая ей ручку. — Подпишите здесь и здесь. Это свидетельство о праве на наследство.
Перо скользило по бумаге, оставляя чёткую подпись. С каждой буквой что-то внутри Веры менялось. Словно выпрямлялся давно согнутый стержень.
Последняя капля
Дверь распахнулась без стука. Вера вздрогнула, чуть не пролив чай. Вошёл Алексей — как всегда, хозяином положения, как всегда, без приглашения.
— Ну что, Вера Николаевна? — его голос сочился притворной заботой. — Как ты тут справляешься? Тяжко небось одной-то?
Она молча указала на стул, хотя внутри всё сжалось: опять начнётся. Каждый его визит превращался в изощрённую пытку. То намёки на «помощь», то воспоминания о том, как Сергей «всегда о брате думал», то прямые требования «поделить по-братски».
— Долго думала? — он развалился на стуле, закинув ногу на ногу. — Подписала уже бумаги на дарение? Или совесть проснулась?
Вера медленно поднялась. Внутри было странное спокойствие — как тишина после бури. Три дня назад она бы начала оправдываться, объяснять, просить подождать ещё немного. Но что-то изменилось.
— Да, подписала, — тихо сказала она, направляясь к буфету.
Алексей расплылся в улыбке:
— Ну вот, другое дело! Знал, что ты всё поймёшь. Сергей бы одобрил, он всегда…
— Не надо, — оборвала его Вера. — Не говори, чего бы хотел Сергей.
Она достала жёлтую папку и положила на стол между ними. Алексей нетерпеливо потянулся к ней.
— Тут не дарственная, Алёша, — спокойно пояснила Вера. — Тут бумаги от нотариуса. Всё имущество оформлено на меня. Законно. Официально.
Секундное замешательство на его лице сменилось недоверием, потом — яростью. Он вскочил, опрокинув стул.
— Ты что, издеваешься? — прошипел он. — После всего, что Сергей для тебя сделал? После всего, что я…
— А что ты, Алёша? — Вера смотрела на него, не отводя взгляда. — Что ты сделал, кроме того, что пришёл делить чужое?
— Неблагодарная! — выкрикнул он. — Думаешь, одна справишься? У тебя ничего не выйдет! Я всё оспорю!
— Оспаривай, — ровно ответила она, и эта ровность её собственного голоса удивила её саму. — Только основания нет. Нотариус всё проверила.
— Ты… ты… — он задыхался от возмущения. — Ты предала его память! Он бы хотел…
— Сергей хотел, чтобы я была счастлива, — твёрдо сказала Вера. — И чтобы никто не мог меня обидеть. Даже ты, Алёша.
Он резко дёрнулся, словно хотел что-то схватить, но сдержался. Только сверкнул глазами, полными злобы.
— Ты пожалеешь! — бросил он и рванул к выходу. — Это не конец!
Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что зазвенели стёкла в серванте. А Вера осталась стоять посреди комнаты, прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов.
Странно, но страха не было. Только облегчение. И тишина внутри — светлая, спокойная, как после грозы.
Новая жизнь
Коробки громоздились по углам пустеющей квартиры. Сорок лет жизни, упакованные в картонные кубы с надписями «кухня», «спальня», «книги». Вера методично разбирала вещи — что взять с собой, что отдать, от чего избавиться навсегда.
После визита Алексея прошло две недели. Он звонил ещё несколько раз — сначала угрожал, потом уговаривал, даже пытался разжалобить. А потом перестал. Может, понял бесполезность, а может, нашёл новую жертву для своих манипуляций.
— Мам, мы приехали! — голос дочери из прихожей вернул Веру в реальность. — Грузчики будут через полчаса!
Вера улыбнулась. Решение переехать пришло неожиданно. Однажды утром она проснулась и поняла, что не хочет больше жить в этих стенах. Слишком много воспоминаний, слишком много боли. Новая квартира, поближе к дочери и внучке, — вот чего она хотела.
— Я на кухне, Танюш!
Дочь заглянула, оценивая фронт работ:
— Ну, ты молодец! Почти всё упаковала.
Вера кивнула, поглаживая старинную вазу из богемского стекла. Массивная, с золотыми вензелями, она всегда стояла на комоде — подарок свекрови на новоселье. «Фамильная ценность», — говорил Сергей. «Должна остаться в семье», — любил повторять Алексей, многозначительно поглядывая на вазу при каждом визите.
— Красивая, — заметила дочь. — Берёшь с собой?
Вера вдруг почувствовала тяжесть. Не вазы — воспоминаний, обязательств, чувства вины. Всего того, что заставляло её сорок лет соответствовать чужим ожиданиям.
— Нет, — она решительно опустила вазу в мусорный пакет. Звук, с которым тяжёлое стекло коснулось дна, показался ей музыкой освобождения.
— Мам! — ахнула дочь. — Это же…
— Это просто вещь, Танюша, — мягко сказала Вера. — Просто старая, ненужная вещь.
— Бабуль, а так нормально? — внучка Машенька, встав на цыпочки, поправляла занавеску.
Солнечный свет наполнял новую квартиру — небольшую, но светлую и уютную. Третий этаж, балкон, выходящий на тихий двор с детской площадкой. И всего пятнадцать минут до дочкиного дома.
— Отлично, милая, — Вера обняла внучку. — Просто идеально.
Таня раскладывала книги на полке:
— Мам, а тебе не тяжело будет? Всё-таки одной…
Вера улыбнулась — легко, свободно, как не улыбалась уже давно:
— Мне легче, чем было. Честное слово.
Она подошла к окну, впуская в лёгкие запах свежевымытых полов, новых обоев и начинающейся жизни. За окном щебетали птицы, в песочнице играли дети, на лавочке воркировали влюблённые.
Рядом на подоконнике стояла фотография Сергея. Вера нежно провела пальцем по стеклу:
— Знаешь, я наконец поняла, чего ты хотел. Ты хотел, чтобы я была счастлива. По-настоящему счастлива…
Солнечный луч заиграл на стекле фотографии, будто Сергей улыбнулся в ответ.
