Она читала стихи так, будто прожила сто жизней. Голосок с надрывом, глаза сверкали — а зал замирал. Ника Турбина, пятилетняя поэтесса-вундеркинд, в восемь лет покорила Венецию, получила «Золотого льва» и стала символом советской гениальности.
Но за сценой не было детства — только ночные крики, таблетки димедрола и материнские амбиции. Кто же на самом деле стоял за её стихами? И почему к 28 годам Ника Турбина разбилась насмерть, выпав из окна?
Семья-театр: бабушка из КГБ, мать-алкоголичка и рождение мифа
— Людка всегда была озабоченной, никогда не отказывала, — так говорили о бабушке Ники Турбиной, Людмиле Карповой. Красавица с холодным умом агента. Она работала в бюро обслуживания иностранных туристов в ялтинской гостинице, но её настоящей «работой» были шпионские игры.
Спала с интуристами, выуживая информацию для КГБ, а дом наполняла дорогими безделушками, привезёнными из-за границы. Её квартира — прокуренная сцена для богемных спектаклей. Художники, поэты, журналисты… Сигаретный дым, бокалы вина, разговоры о высоком — до рассвета.
Дочь Людмилы, Майя, унаследовала красоту, но удача и везение обошли её стороной.
В школе — вечные двойки, перевод из класса в класс как подвиг. Талант? Да — шитьё, выпечка, живопись. Окончила художественную школу, но мать не пустила в училище: «Слишком юна, слишком красива для Москвы».
Майя сбежала в столицу в 16 лет — без экзаменов, без планов. Поэтесса Майя Луговская, давняя знакомая семьи, её тёзка и покровительница, устроила её в институт архитектуры.
Но вместо лекций — богема, мастерская Эрнста Неизвестного (хотя сам скульптор позже отрицал это). Мужчины, вечеринки… Пока Луговская не выгнала её обратно в Ялту.
— Не могу работать, — оправдывалась Майя, отказываясь от инвалидности. Деньги в семью тащила Людмила. А чтобы сохранить лицо — публиковала в местных газетах дочкины рисунки. Платили мало, но на вино для гостей хватало.
Апрель 1974-го. Майя беременна. «Отец — Вознесенский!» — врала она, хотя настоящим отцом был Георгий Торбин, оперный режиссёр, бросивший ради неё жену и сына. Ложь стала частью семейного сценария. «Пусть столичные СМИ говорят о нас», — мечтали они.
Когда родилась Ника Турбина, её назвали Победой. Но победа эта была с горьким привкусом. Майя, не сумевшая стать звездой, решила: дочь будет её тенью, её триумфом.
А Людмила? Она лишь ухмылялась, разливая вино гостям. Ведь в их доме даже детские крики Ники записывали — вдруг в них услышат строчку будущего стиха…
Больная девочка и фабрика гениальности: как из ребёнка лепили «чудо»
— Представляете, они записывали её ночные крики… — Александр Ратнер, биограф Ники Турбиной, сжимал кулаки. — Ребёнок задыхался от астмы, плакал от аллергии, а они искали в этом… поэзию.
Ника Турбина росла в прокуренной ялтинской квартире. Три кота, на чью шерсть у неё была жуткая аллергия. Гости, оравшие до утра. И мать, Майя, которая вместо лекарств пичкала дочь димедролом — «чтобы спала». Но сон не приходил.
— Стихи в доме читали с утра до ночи, — объяснял Ратнер. — Ника слышала строки Вознесенского, Луговской, других поэтов. А потом…
Потом начинался спектакль.
— Вот, Ника, ты ночью сочинила это стихотворение, — Майя протягивала дочери листок с чужими строчками. — Выучи.
Девочка заучивала. Надевала чёрное платье, как у Цветаевой. Выходила на сцену читала стихи с таким надрывом, которого от ребёнка ждать не могли. Зрители плакали. Критики шептались: «Гений!»
В школе Нику Турбину тянули из класса в класс. Учителя ставили тройки «автоматом» — кто посмеет спорить с «девочкой-вундеркиндом» и оставить её на второй год?
— Когда Ника пыталась сопротивляться, Майя давала ей димедрол, — Ратнер листал страницы дневников Людмилы. — Всё, что осталось от её бунта — каракули в школьных тетрадях. Они боялись, что правда вылезет наружу.
А правда была проста: Ника Турбина не сочиняла стихов. Она была живой маской для амбиций матери.
76-летний «спаситель», Тверская и бутылка вместо славы
Шестнадцать лет. Возраст, когда другие мечтают о первом поцелуе или выпускном платье. Ника Турбина в этом возрасте уже носила кольцо на пальце — подарок 76-летнего швейцарского психиатра. Он нашёл её в Москве, обещал «лечить детей стихами», а вместо этого увез в Лозанну.
— Она стала его содержанкой, а по сути спала с этим дедом и мать об этом знала, но не противилась, а наоборот поддерживала эти ненормальные отношения — холодно констатировал биограф Александр Ратнер, изучая документы. — Через год он выгнал её. Заменил на другую.
Возвращение в Москву стало началом свободного падения. Слава Ники Турбиной — той хрупкой девочки с пронзительными стихами — растворилась. Вместо залов с аплодисментами — подъезды с запахом дешёвого алкоголя. Вместо гонораров — гроши от случайных публикаций.
После возвращения из Швейцарии Ника Турбина оказалась в безвыходной ситуации. Денег не было — и она вышла на панель. Торговала телом на Тверской, как сотни других отчаявшихся.
— Она стояла на Тверской, — писали в милицейских сводках. — Пьяная. Клиенты обходили стороной.
Попытки вернуться к жизни? В 1994 году Ника Турбина подала документы в Московский институт культуры.
— Проучилась полгода, — вспоминал Ратнер. — Потом начались прогулы, пьяные срывы. Её отчислили.
Продюсеры ток-шоу о суициде, узнав о её истории, предложили роль ведущей. Но Ника Турбина приходила на съёмки нетрезвой. Проект закрыли после первой же записи.
— Она не могла даже слова связать, — рассказывал участник съёмочной группы.
Единственное, что напоминало о прошлом — роль в фильме «Это было у моря». Её хвалили критики, называли «пронзительной». Но это был последний всплеск таланта, задавленного годами лжи.
Кто писал стихи, и кто виноват в её гибели
— Стихи писала мать. Точка, — биограф Александр Ратнер швырнул на стол папку с экспертизами. — Всё остальное — театр для дураков.
Когда Ратнеру передали архивы Ники Турбиной, он сразу заметил нестыковки. Строчки в детских тетрадях дрожали, буквы путались.
— Вот её записка парню: «Люблу тибя», — показывал он. — Три слова — две ошибки. А вот черновики «стихов» — идеальный почерк Майи.
Экспертиза подтвердила: мать писала за дочь. Ника лишь переписывала строки, иногда добавляя каракули на полях. Даже знаменитый «Черновик» с предисловием Евтушенко был написан Майей.
— Она завидовала Никиной славе, — говорил Ратнер. — Сама мечтала о признании, но получила его только через дочь.
После развода Майи с отчимом Ники всплыли шокирующие подробности. Мужчину обвинили в связи с 14-летней девочкой. Но бабушка Людмила лишь усмехнулась:
— Нику насиловать? Да она сама ноги раздвинула бы!
Семья Турбиных превратила жизнь девочки в спектакль. Бабушка, бывшая агент КГБ, мастерски создавала мифы. Мать, Майя, глушила вином зависть к дочери.
— Они пичкали её седативными таблетками перед выступлениями, — цитировал Ратнер медкарты. — Чтобы «голос звучал трагичнее».
Даже аллергия Ники на кошек стала частью спектакля: «Поэтесса страдает, как и её стихи». В доме при этом жили три кота.
Евгений Евтушенко, открывший Нику Турбину, сначала верил в её талант. Он организовал публикации, выступления, венецианский триумф. Но всё испортила жадность Майи.
— Она названивала ему ежедневно: «Денег! Срочно!» — Ратнер показывал переписку. — Когда Евтушенко это надоело, он просто исчез из их жизни.
После этого Нику перестали печатать. Гонорары высохли, слава растаяла.
К 22 годам Ника Турбина уже не могла жить без алкоголя. В 1997 году её госпитализировали в психиатрическую клинику после нервного срыва.
— Её подлечили и выписали, — Ратнер листал выписки. — Но она вернулась к прежней жизни: пьянство, ночёвки в подъездах.
В 2000-м — попытка суицида. Тогда её спасли.
К 2002 году Ника Турбина жила в съёмной комнате, которую едва могла себе позволить. Денег хватало в основном на алкоголь.
11 мая она выпала из окна пятого этажа. Официально — несчастный случай. Но те, кто знал, как её ломали годами, сомневались.
Бабушка Людмила, пережившая и дочь Майю, и внучку Нику, перед смертью повторяла: «Мы во всём виноваты».
Эпилог
Она могла стать актрисой. Или поэтом — если бы писала свои стихи. Но Ника Турбина осталась вечной девочкой с чужими словами на устах. Её история — не о таланте, а о жадности. О матери, продавшей дочь за славу. О бабушке, превратившей жизнь в спектакль.
Книги Ратнера разоблачили ложь. Но стихи Ники Турбиной до сих пор читают, не зная, что их автор — Майя. А где-то в ялтинской квартире до сих пор пахнет дымом и кошачьей мочой…
