Она искренне смеялась на камеру, делилась творческими планами, заглядывая на десять лет вперед. Но за этой безупречной, почти рекламной улыбкой таилось то, что знал лишь самый близкий человек.
Евгения Брик, ярко вспыхнувшая в «Стилягах» и «Оттепели», покинула этот мир в феврале 2022-го — тихо, без прощаний. Ни с фанатами, ни со страной. Почему она выбрала молчание? И для чего до самого конца притворялась счастливой?..
«Оставайся собой, даже когда это нелегко», — наставляла мать, поправляя бант на платье маленькой Жени. Том самом, что сшили для её выхода на показ в Доме моделей.
Евгения Брик (тогда ещё Хиривская) с детства балансировала между разными мирами: роскошные наряды для подиума — и суровые гаммы в музыкальной школе, куда её вели после уроков.
«Смотри, Женя!» — бабушка показывала снимок прабабушки Софьи. «Она носила длинные платья и никогда не боялась выделяться», — говорила тихо, словно раскрывая семейную тайну.
Отец, учёный, хмурился: «Зачем превращаешь её в куклу? Пусть лучше математикой занимается!» Но мать, в прошлом мечтавшая о сцене, лишь улыбалась: «Она затмит нас всех».
В школе при Щепкинском училище Женя выделялась даже среди будущих актеров. Подруги носили джинсы, а она — форму с кружевными воротничками, которые пришивала сама. «Ты будто сошла со старинного портрета!» — смеялись одноклассницы. «А вы — с рекламного щита», — отшучивалась Женя.
Отец не оставлял попыток: «Иди в приборостроение! Там хоть толк есть». Но дочь твёрдо отвечала: «Пап, это ты водил меня на «Онегина». Сам и расхлёбывай!»
ГИТИС покорился с первой попытки — она читала Бродского, и её приняли. Уже через год она держала в руках премию за роль в «Подмосковной элегии». «Хиривская? Не для афиш», — заявил продюсер. Так появилась Евгения Брик — будто сама судьба подсказала ей взять фамилию прабабушки.
«Мама, я снимаюсь в кино!«-— взволнованно сообщала по телефону 20-летняя Женя после первого дня на съемках «Северного сияния». Ее роль была крошечной — молча поправить волосы за стойкой бара. Но для нее это значило больше любой награды.
— И сколько тебе заплатили? — сухо поинтересовался отец.
— Тысячу, — соврала Евгения Брик, сжимая в кармане три сотенных купюры. Ей было неловко от обмана, но еще страшнее — согласиться с отцом, что актерская профессия «несерьезная».
Умение скрывать сомнения за улыбкой появилось у нее тогда же. Как и привычка прятать боль — она пригодится позже.
Режиссер сериала «Закон» Александр Велединский скептически осмотрел 19-летнюю Евгению: «Для роли вы слишком молоды». Но в его взгляде промелькнула неуверенность. «Посоветуюсь с Тодоровским», — добавил он, уже поворачиваясь к двери.
На следующий день Валерий Тодоровский пригласил её на кофе.
«Вы играли прекрасно, но… — он развёл руками, — вашей героине тридцать. А вам и семнадцати не дашь». Евгения, сдерживая дрожь в голосе, прошептала: «Я… не справилась?» Тодоровский улыбнулся: «Напротив. Вы станете знаменитой. Просто не в этом сериале». Он говорил так, будто заключал договор, а не просто подбадривал.
Они столкнулись вновь спустя месяц — на кинопремьере. Тодоровский в идеально сидящем смокинге подошел к ней у барной стойки:
«Вы все еще обижены?» — «Нет. Но вы все еще женаты«, — парировала Брик, прикрывая улыбку бокалом шампанского.
Ночные звонки вошли в привычку. Он рассуждал о кинематографе, цитировал «Зеркало» Тарковского, смеялся над ее саркастичными замечаниями. Как-то раз признался: «Я пересмотрел все ваши кадры. Вы в объективе — как вспышка. Невыносимо ярко«.
Марьянов, ее тогдашний парень, ворчал: «Опять этот Тодоровский? Да он тебе в отцы годится!» Евгения отшучивалась: «Он просто видит меня в своем новом проекте«. Но уже через полгода она разорвала отношения с Дмитрием резко, без объяснений: «Все кончено. Не звони мне больше«.
«Валера, ты в своем уме? У тебя же семья!» — шептались коллеги, когда слухи об их отношениях поползли по столице. Оба хранили молчание. Только мать Евгении, та самая, что когда-то пожертвовала мечтой о сцене, предупредила дочь: «Любовь не спрашивает разрешения. Но приготовься — тебя сделают крайней«.
Так и случилось. Когда Тодоровский начал бракоразводный процесс, интернет взорвался: «Выскочка!», «Продюсерская любовница!». Евгения, стиснув зубы, набирала номер Валерия: «Ну что, мэтр, когда ты уже дашь мне роль? А то народ требует подтверждения моих талантов!«
Первой пробой стали «Тиски» — эпизодическая роль. «Почему не главную?» — допытывались журналисты. «Пусть докажет, что достойна«, — парировал Тодоровский. И она доказывала. Каждой следующей ролью.
Их брак оформили тайно, будто тайное преступление. Без торжеств, без фаты — лишь обязательные свидетели из ЗАГСа и старинный перстень вместо свадебного кольца.
«Стиляги» 2008 года стали откровением. В роли циничной Марго Брик затмила все ожидания. Скептики вынуждены были признать: «Она не просто жена режиссёра — она его творческое отражение«. На вопросы о второстепенных ролях в фильмах мужа Евгения отвечала с вызовом: «Вы вообще смотрели мои эпизоды? Они ярче, чем иные главные герои!«
2008-й. Лос-Анджелес окутал их ароматом эвкалиптов, шелестом пальмовых листьев и странными соседями — голливудскими актерами, выходившими утром за газетами в домашних тапочках.
Их дочь Зоя появилась на свет под калифорнийским небом. Но очень скоро стало ясно: американская сказка превратилась в жизнь между двумя чемоданами.
«Мама, ты опять уезжаешь?» — дрожащим голосом спрашивала маленькая Зоя, вцепившись пальчиками в мамино пальто. Евгения прижимала дочь крепче: «Всего четырнадцать дней. Как в твоей сказке про зайчика!«
Зоя с пелёнок впитывала калифорнийский дух. Её речь пестрела смешанными «thank you», «пожалуйста» и требованием: «Мама, хочу пони!». «Тебе нужно учить русский! — вздыхала Евгения. — Как же ты поймёшь Пушкина и Толстого?«
— Мам, а Толстой — это как Дисней? — переспрашивала девочка.
— Почти, только с бородой, — отшучивалась мать.
По субботам они посещали русскую школу, где Зоя раскрашивала деревянных кукол и удивлённо спрашивала: «А почему у них такие печальные глаза?«
Она мастерски переплавляла боль в иронию. Даже когда американские врачи произнесли приговор: «Рак. Терминальная стадия», Евгения нашла в себе силы пошутить: «Ну вот, Валера, наконец-то похудею«.
2021 год. Впереди — меньше двенадцати месяцев, но она твёрдо решила: публика не увидит её сломленной.
«Миссис Брик, лечение нужно начать сегодня«, — настаивал онколог. За окном Зоя с подругой гоняли на самокатах. «Сколько курсов?» — спросила Евгения. «Двенадцать. Затем операция«.
— Ладно, — согласилась она. — Но только по вторникам. В другие дни я занята на съёмках.
Мужу она не призналась, что отказалась от двух ролей. Вместо этого предложила: «Давай снимем кино об актрисах-матерях?» Тодоровский согласился. Не догадываясь, что это её последний монолог перед камерой.
Евгения Брик, заметив первые клочья волос на подушке, отправилась в парикмахерскую. «Хочу стрижку а-ля Хепберн в «Римских каникулах» — коротко и элегантно«, — твёрдо сказала она мастеру. Наутро в её блоге появилось фото с подписью: «Решилась на смелые перемены! Как вам?«
Фанаты восторгались: «Шикарно!», «Идеально!». Лишь старая подруга Наташа осторожно спросила в мессенджере: «Женя, ты что…?» — «Точно. Но ни слова никому«, — коротко ответила Брик.
Сорокалетие она встречала в Италии. На снимках — в элегантном чёрном платье, с бокалом просекко в руке и беззаботной улыбкой. «40 — это новые 20!» — гласила подпись к фото. Никто не догадывался о следах медицинских процедур, тщательно замаскированных под слоем макияжа.
Тодоровский умолял: «Давай перенесём праздник«. «Ни за что! — резко ответила она. — Я ещё живая«.
Когда торжество закончилось, Евгения сделала запись в дневнике для дочери:
«Если ты это читаешь — значит, я не справилась. Но прожить всё сначала я бы не согласилась«.
Их последний разговор. Декабрь 2021. По видеосвязи Зоя в пижаме с единорогами спрашивала:
— «А когда ты прилетишь?»
— «Очень скоро, родная».
Это была её последняя ложь. Через несколько дней врачи вынесли вердикт: «Летать нельзя. Времени осталось… немного«.
Евгения Брик ушла на рассвете, когда дочь ещё видела детские сны. На прикроватной тумбочке остались:
— Авиабилет в Петербург с весенней датой (так и не пригодился).
— Раскрытый блокнот с пометкой к роли: «Настоящее счастье — когда тебя любят, а не жалеют«.
— Творение Зои: мама в блестящем платье из «Стиляг» и кривые буквы «Люблю больше всего«.
Тодоровский, получивший её последнее «Я устала«, так и не снял бабушкин перстень. На панихиде он стоял, сжав кулаки. На вопрос «Что хотела сказать её последняя роль?» лишь бросил:
«Всё важное она уже сказала. Просто никто не слушал по-настоящему«.
