— Кристин, нам надо поговорить.
Голос мужа, донёсшийся из прихожей, заставил её внутренне напрячься, хотя внешне она не подала и вида. Она слишком хорошо знала этот тон — тщательно выверенную смесь усталости и снисходительности, которая всегда предшествовала неприятностям. Это был голос человека, который уже приготовил для себя оправдания и теперь лишь подбирал слова, чтобы преподнести их максимально выгодно. Кристина не отрывалась от книги, медленно ведя пальцем по строке, словно была полностью поглощена сюжетом. Пусть подойдёт. Пусть сам начнёт эту партию.
Андрей вошёл в гостиную, но не опустился в кресло напротив, как делал обычно. Он остался стоять посреди комнаты, неловко переминаясь с ноги на ногу, будто дорогой ковёр под его итальянскими туфлями внезапно стал горячим. Его костюм, всегда сидевший безупречно, сегодня казался чужим, а лицо, обычно холёное и самоуверенное, имело сероватый оттенок. Он избегал её взгляда, изучая узор на обоях, корешки книг на полках — что угодно, лишь бы не встречаться с ней глазами.
— Тут такое дело… у меня возникли определённые финансовые трудности, — начал он, и Кристина почувствовала, как внутри всё сжалось в ледяной, плотный комок. Его «финансовые трудности» всегда были предсказуемы в своей сути. Они означали, что он где-то допустил промах, и теперь для устранения последствий ему требовались её ресурсы: её терпение, её связи, а чаще всего — её личные сбережения.
Она молча отложила книгу. Это простое движение было исполнено окончательности. Теперь всё её внимание было сосредоточено на нём. Она не стала облегчать ему задачу, не стала задавать сочувствующих вопросов. Она просто смотрела на него прямо и холодно, вынуждая его самого выкладывать на стол все свои грязные карты.
— Понимаешь, бизнес — это всегда игра. Иногда делаешь ставку, а она прогорает. Я вложился в один очень перспективный проект, был уверен в успехе. Но партнёры оказались… не совсем порядочными людьми. В общем, мы потеряли всё.
Он сделал паузу, явно ожидая её реакции. Может быть, вздоха сочувствия. Может быть, испуганного вопроса: «Что же теперь будет?». Но Кристина молчала. Её лицо оставалось спокойным и непроницаемым, как у игрока в покер, получившего на руки плохую карту, но не желающего этого показывать. Этот её холодный самоконтроль он всегда ошибочно принимал за слабость, не догадываясь, что за этой маской сейчас работает безжалостный аналитический механизм, взвешивающий каждое его слово.
Не дождавшись сочувствия, Андрей, видимо, решил, что тянуть дальше бессмысленно. Он шумно выдохнул и, наконец, посмотрел ей в глаза.
— Кристин, все наши общие накопления… я их вложил туда. В этот проект. Их больше нет.
Внутри у Кристины что-то с оглушительным треском лопнуло, но наружу не вырвалось ни единого звука. Накопления. Почти три миллиона, которые они собирали пять лет, и львиная доля которых состояла из её гонораров и премий. Она вспомнила, как отказывала себе в хорошем отпуске, как уговаривала себя ещё год поездить на старой машине, хотя могла позволить себе новую, как методично, месяц за месяцем, переводила деньги на их общий счёт. А он их «вложил». Просто взял и спустил в трубу.
Его раскаяние было фальшивым, как дешёвая бижутерия. Это было видно по тому, как он выпрямил спину, словно сбросив с себя часть груза. Самое трудное, по его мнению, было сказано. Теперь оставались детали.
— И это, к сожалению, не всё. Помимо того, что мы потеряли деньги, на мне повис долг. Полмиллиона. И отдать его нужно в ближайшие дни, иначе начнутся очень серьёзные неприятности. Я знаю, я виноват. Последние месяцы были просто адом, постоянный стресс, давление… Я просто не выдержал. У меня… случился роман. С моей секретаршей. Она такая молодая, так смотрела на меня, поддерживала… Ну и пошло-поехало. Поездки, рестораны, подарки, я снял ей отдельную квартиру, чтобы можно было просто выдохнуть от всего этого… — он рассказывал об этом так буднично, будто речь шла о покупке новой кофемашины в офис.
Он вывалил всё это на неё одним душным, липким комком. Исповедь была закончена. Теперь можно было переходить к «конструктивным решениям». И он перешёл, сделав шаг к дивану, его голос обрёл деловые, твёрдые нотки.
— Я знаю, я виноват перед тобой… Но мы же столько всего прошли вместе… И… Ты должна меня понять и простить… В общем, я всё продумал. Выход есть. Нам нужно продать твою машину. Это как раз покроет самый срочный долг, а с остальным я уже как-нибудь разберусь.
Тишина, последовавшая за его предложением, была не пустой, а звенящей и плотной, как сжатый воздух перед грозой. Андрей ожидал чего угодно: криков, упрёков, слёз. Он был готов к любому из этих сценариев, у него были заготовлены ответы и контраргументы. Но он не был готов к тому, что произошло дальше.
Кристина сначала просто смотрела на него, и в её глазах, до этого момента холодных и отстранённых, начало зарождаться что-то новое. Потом её губы дрогнули, и из груди вырвался короткий, сдавленный звук, похожий на всхлип. Но это был не плач. Звук нарастал, превращаясь в смех. Тихий, потом всё более громкий, почти истерический, но абсолютно лишённый веселья. Это был смех человека, стоящего на краю пропасти и осознавшего всю абсурдность своего положения. Она смеялась ему в лицо, запрокинув голову, и в этом смехе было столько презрения и горькой насмешки, что Андрею стало не по себе. Ему захотелось, чтобы она закричала, ударила его, но только не смеялась так.
— «Нам»? — наконец произнесла она, когда приступ смеха немного утих. Она вытерла пальцем несуществующую слезу в уголке глаза, и её голос прозвучал на удивление ровно, без единой дрожащей нотки. — Какое интересное слово ты выбрал, Андрей. «Нам».
Он напрягся, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Он попытался вернуть себе инициативу, заговорить твёрдо, по-мужски.
— Кристина, хватит. Давай будем взрослыми людьми. Я ошибся, я признал это. Теперь нужно решать проблему, а не устраивать сцены.
Она медленно поднялась с дивана. В её движениях не было суеты, только холодная, выверенная точность хищника. Она подошла к нему почти вплотную, заглядывая прямо в глаза. Её смех пропал, сменившись выражением ледяного, кристально чистого гнева.
— То есть, ты с наших общих денег содержал свою секретаршу, покупал ей подарки и снимал квартиру, а теперь говоришь, что мне надо продать мою машину, чтобы погасить твои долги?
Вот она. Та самая фраза. Квинтэссенция всего этого фарса. Она прозвучала в тишине комнаты как приговор, не подлежащий обжалованию. Андрей отшатнулся, словно от физического удара.
— Это не… ты всё упрощаешь! Это был бизнес! Это были риски!
— Убирайся, — оборвала она его, не повышая голоса. Это было не предложение, не просьба. Это был приказ. Она просто указала рукой на дверь.
Тут к Андрею вернулась его обычная наглость. Он ухмыльнулся, пытаясь вернуть себе образ хозяина положения.
— Не командуй. Это и моя квартира тоже, если ты забыла. Я никуда отсюда не пойду. Мы будем решать этот вопрос вместе.
Кристина посмотрела на него так, как смотрят на надоедливое насекомое, которое нужно убрать, не испачкав рук. Она не стала спорить. Не стала кричать. Она молча достала из кармана джинсов телефон, разблокировала его и набрала номер. Андрей самодовольно наблюдал за ней, уверенный, что она звонит подруге, чтобы поплакаться. Он даже приготовился сказать что-нибудь язвительное. Но её следующие слова заставили его замереть.
— Серёжа, привет. Можешь приехать? — она сделала короткую паузу, её взгляд был прикован к лицу мужа. — Да, прямо сейчас. Тут мусор нужно вынести. Срочно.
Она убрала телефон. На лице Андрея медленно угасала самодовольная ухмылка, сменяясь растерянностью, а затем и плохо скрытым беспокойством. Сергей. Её брат. Крупный, молчаливый парень, занимающийся какими-то полулегальными грузоперевозками и обладающий репутацией человека, который решает проблемы быстро и без лишних разговоров. Андрей вдруг понял, что игра закончилась. И он её проиграл.
— Ты что творишь? Ты своему братцу-уголовнику позвонила? Решила меня напугать?
Андрей, наконец, осознал, что ситуация вышла из-под контроля. Его голос сорвался с привычных снисходительных ноток на откровенно базарные, возмущённые. Он сделал шаг к ней, пытаясь нависнуть, подавить своим авторитетом, который, как ему казалось, всё ещё существовал в этих стенах. Но он наткнулся на невидимую стену. Кристина не удостоила его ответом. Она обошла его так, будто он был предметом мебели, и молча направилась в спальню.
Он остался один посреди гостиной, чувствуя себя полным идиотом. Воздух в комнате стал густым и тяжёлым, каждая секунда ожидания растягивалась в вечность. Он слышал, как в спальне открылся шкаф, как зашуршала одежда. Что она делает? Собирает свои вещи? Решила уйти сама? Эта мысль принесла ему мимолётное облегчение. Пусть уходит. Потом остынет, вернётся, и он, так уж и быть, её простит.
Но из спальни вышла она, и в руках у неё были не её вещи. Она несла его дорогой кожаный портфель, в котором лежали рабочие документы, и кашемировое пальто, купленное в Милане во время их последнего совместного отпуска. Она прошла мимо него с тем же отсутствующим выражением лица, дошла до прихожей и, небрежно размахнувшись, швырнула его вещи на коврик у входной двери. Портфель ударился о стену с глухим стуком, пальто сползло на пол грязной бесформенной кучей.
— Ты с ума сошла?! — взревел он, бросаясь за ней. Это было уже не просто оскорбление. Это было осквернение его символов статуса, его мира. Он схватил её за руку выше локтя, его пальцы впились в её кожу. — Я сказал, прекрати этот цирк!
Кристина медленно повернула к нему голову. Она не пыталась вырваться, не кричала от боли. Она просто посмотрела на его руку, сжимающую её плечо, а затем перевела взгляд на его лицо. В её глазах не было страха. Только холодное, бесстрастное отвращение.
— Убери руки, — произнесла она тихо, но с такой силой, что он невольно ослабил хватку. В этот момент он понял, что она его не боится. Совсем. И от этого осознания ему самому стало страшно.
Она спокойно высвободила руку и, не сказав больше ни слова, вернулась в прихожую. Сняла с вешалки его пиджак, достала с полки его ботинки. Всё это с методичной точностью робота, выполняющего программу по зачистке территории. Каждая вещь, брошенная к порогу, была для него как пощёчина. Он метался по коридору, выкрикивая бессвязные угрозы, перескакивая с оскорблений на попытки воззвать к её разуму. Он говорил про общие годы, про любовь, про то, что все ошибаются, но его слова отскакивали от её молчания, как горох от стены. Она его не слышала. Она его стирала.
Пятнадцать минут, которые прошли до звонка в дверь, показались ему адом. Он был заперт в собственной квартире с женщиной, которая превратилась в чужого, безжалостного судью. Он уже не хотел ни спорить, ни доказывать свою правоту. Он хотел только одного — чтобы всё это прекратилось.
Резкий, короткий звонок прозвучал как выстрел стартового пистолета. Кристина, стоявшая у окна, спокойно пошла открывать. Андрей замер посреди комнаты, сердце колотилось где-то в горле.
Дверь открылась, и на пороге возник Сергей. Он был именно таким, каким Андрей его помнил: огромный, широкоплечий, с лицом, которое, казалось, не способно выражать никаких эмоций, кроме мрачного спокойствия. Он не зашёл сразу. Он просто стоял, заполняя собой весь дверной проём, его взгляд молча скользил по разбросанным в прихожей вещам, затем остановился на покрасневшем, взвинченном лице Андрея, и, наконец, перевёлся на сестру. Вся его напускная бравада, все угрозы и самоуверенность сдулись, как проколотый шар. В присутствии этого молчаливого гиганта они выглядели жалко и неубедительно. Воздух, которым он дышал последние пятнадцать минут, вдруг закончился.
Сергей не произнёс ни слова. Он просто шагнул через порог и молча закрыл за собой дверь. Этот щелчок замка прозвучал для Андрея как звук захлопнувшейся крышки гроба. Брат Кристины медленно, с каким-то ленивым интересом оглядел разбросанные по прихожей вещи — дорогое пальто, фирменный портфель, пиджак — а затем перевёл свой тяжёлый, немигающий взгляд на Андрея. В этом взгляде не было ни злости, ни угрозы. В нём было тотальное, абсолютное безразличие, какое бывает у человека, который пришёл выполнить неприятную, но необходимую работу.
Андрей почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он судорожно попытался нащупать остатки своего авторитета, собрать в кулак всю свою наглость, чтобы не выглядеть окончательно раздавленным.
— А вот и тяжёлая артиллерия, — с кривой усмешкой выдавил он, обращаясь скорее к Сергею, чем к сестре. — Приехал сестричку защищать? Ты хоть знаешь, что она тут устроила? Она не в себе!
Сергей проигнорировал его слова. Он посмотрел на Кристину, которая стояла, прислонившись к стене, и едва заметно кивнул, словно получая подтверждение приказа. Затем он сделал один медленный шаг в сторону Андрея. Всего один шаг, но коридор, казавшийся до этого вполне просторным, вдруг стал тесным и узким.
— Тебя попросили уйти, — голос Сергея был низким и ровным, без малейшего намёка на эмоции. Это не было вопросом или угрозой. Это была констатация факта.
— Это моя квартира! — взвился Андрей, его последняя линия обороны. — Я здесь прописан! Вы не имеете права меня выгонять! Я сейчас…
Он не успел договорить, что он «сейчас». Сергей сделал ещё один шаг. Он не касался Андрея, между ними оставалось расстояние, но его массивное присутствие давило, вытесняло воздух. Он наклонился, поднял с пола кашемировое пальто, аккуратно стряхнул с него невидимую пыль и протянул Андрею.
— Одевайся.
Это было сказано тем же монотонным тоном. И в этом спокойствии была такая несокрушимая уверенность, что Андрей понял: спорить бесполезно. Апеллировать к закону, к совести, к здравому смыслу перед этим человеком — всё равно что пытаться остановить кулаком идущий на тебя грузовик. Он растерянно взял пальто из рук Сергея. Его пальцы дрожали. Он чувствовал себя униженным, голым, несмотря на дорогой костюм.
Пока он неловко натягивал пальто, Сергей так же молча собрал остальные его вещи: поднял портфель, сунул в руки ботинки. Кристина всё это время наблюдала за сценой с непроницаемым лицом. Она не вмешивалась. Ей и не нужно было. Её брат был её продолжением, её волей, облечённой в плоть и мускулы.
Когда Андрей, обуваясь, почти закончил, он предпринял последнюю, отчаянную попытку уязвить её, сохранить за собой хотя бы видимость последнего слова.
— Ты ещё пожалеешь об этом, Кристина! — выплюнул он, выпрямляясь. — Думаешь, ты такая сильная и независимая? Посмотрим, как ты запоёшь одна! Будешь ещё на коленях ползать, просить, чтобы я вернулся! А я найду себе нормальную женщину, молодую, красивую, которая будет ценить меня, а не…
— Дверь там, — снова прервал его поток сознания Сергей, просто указав большим пальцем себе за спину.
Андрей осекся. Он посмотрел на Кристину, надеясь увидеть в её глазах хоть что-то — злость, боль, сожаление. Но там была только холодная, выжженная пустота. Он понял, что проиграл не просто спор. Он проиграл её. Окончательно и бесповоротно.
Он рванул к выходу, распахнул дверь и, уже стоя на лестничной клетке, обернулся, чтобы выкрикнуть ещё какое-то проклятие. Но Кристина опередила его.
— Закрой дверь с той стороны. Сквозит, — произнесла она спокойно и отвернулась, давая понять, что представление окончено.
Дверь за ним захлопнулась. Он остался один в полумраке подъезда с вещами в руках. В квартире наступила тишина. Кристина медленно выдохнула. Сергей постоял ещё секунду, а затем повернулся к ней.
— Чай будешь? — спросил он так, будто они только что закончили переставлять мебель.
И в этом простом, будничном вопросе было больше окончательности, чем в самых громких скандалах. Мусор был вынесен…
