— Ларис, ты только не волнуйся сразу, хорошо?
Его слова встретили её прямо в прихожей, едва она успела закрыть за собой входную дверь. Они повисли в воздухе, вязкие и неуместные, как капли смолы. Лариса медленно стянула перчатки, её пальцы задеревенели от промозглой ноябрьской сырости. Она не ответила, просто устало посмотрела на мужа. Стас стоял в дверном проёме, ведущем в гостиную, и его поза — чуть ссутуленные плечи, виновато-заискивающая улыбка — была красноречивее любых слов. Что-то случилось. Снова.
Она молча повесила пальто на вешалку, машинально поправила шарф. После десятичасового рабочего дня, наполненного бесконечными правками и звонками, ей хотелось одного — рухнуть на диван с ноутбуком, открыть свой проект и погрузиться в мир цифр и чертежей, единственный мир, где всё было подчинено логике и порядку. Эта мысль вела её домой, как маяк.
Не обращая больше внимания на мнущегося в проходе мужа, она прошла в гостиную. И замерла. Её маяк погас. Её мир порядка был разрушен. На ковре, прямо посреди комнаты, лежал её ноутбук. Он лежал не просто так, словно его забыли, а как труп после падения с большой высоты. Крышка была вывернута под неестественным углом, а сам экран представлял собой причудливую паутину из чёрных и радужных трещин, сходящихся к одной точке — эпицентру катастрофы.
Лариса медленно, очень медленно выдохнула. Она подошла и присела на корточки рядом с ним. Не для того, чтобы оценить ущерб — он был очевиден, — а чтобы посмотреть на него вблизи, как смотрят на лицо преданного друга. Она осторожно, двумя пальцами, коснулась холодного пластика. Её работа, её проекты, её дедлайны — всё это было там, внутри мёртвой коробки.
— Что это? — спросила она, не оборачиваясь. Голос был ровный, почти безэмоциональный, и от этого он звучал ещё страшнее.
Стас наконец решился войти в комнату. Он переминался с ноги на ногу, избегая смотреть и на жену, и на останки её рабочего инструмента.
— Ларис, ну… так получилось. Вика… она немного не в себе была.
— Что. Это. — повторила Лариса, разделяя слова, словно вбивая маленькие гвозди. Она медленно поднялась и повернулась к нему. Её лицо было абсолютно спокойно. Ни одной лишней эмоции. Маска из холодного фарфора.
— Ей там в сети какую-то гадость написали под фотографией, — начал он мямлить, жестикулируя так, будто пытался собрать разбитый экран руками прямо в воздухе. — Ну, она и психанула. Схватила первое, что под руку попалось, и… швырнула. Она не хотела, честно. Просто на эмоциях.
Он замолчал, ожидая реакции. Крика, упрёков, чего угодно. Но Лариса продолжала смотреть на него своим пустым, непроницаемым взглядом.
— Она извинилась? — так же тихо спросила она.
Этот вопрос, кажется, застал Стаса врасплох.
— Ну… она расстроена очень. У себя в комнате заперлась. Ты же её знаешь, она всё близко к сердцу принимает…
И тут что-то в её взгляде изменилось. Спокойствие никуда не делось, но оно стало другим. Оно превратилось в лёд.
— Выгони её, — произнесла она. Не громко, но с такой абсолютной, непререкаемой твёрдостью, что Стас вздрогнул.
— Ларис, ну ты чего? Сразу так… — он сделал шаг к ней, пытаясь обнять, успокоить. Она отстранилась, едва заметным движением плеча сбросив его руку.
— Я сказала, выгони её. Сегодня же. Сейчас.
— Да куда она пойдёт на ночь глядя? — в его голосе прорезались нотки раздражения. Он переходил от обороны к контратаке. — Она же сестра моя! Родная! Нельзя же так с человеком! Ну, разбила, да, неприятно. Купим новый!
Он думал, что предложение о покупке нового ноутбука всё решит. Но он не понял главного. Дело было не в куске пластика и металла. Дело было в том, что его сестра, временная гостья в их доме, уничтожила вещь его жены из-за комментария в интернете и даже не сочла нужным извиниться. А он, её муж, стоял сейчас здесь и оправдывал её инфантильный психоз. В этот момент Лариса смотрела на него уже не как на мужа, а как на последнее препятствие, которое отделяло её от восстановления справедливости.
— Купим новый! Делов-то!
Эти слова, брошенные Стасом с легкомысленным великодушием, стали детонатором. Он думал, что этим широким жестом закроет вопрос, проявит заботу и покажет, что проблема решаема. Он не понял ничего. Фарфоровая маска на лице Ларисы не просто упала — она разлетелась на мелкие, острые осколки. Её спокойствие испарилось, но на смену ему пришла не привычная женская обида или слёзы. На смену ему пришло нечто иное. Холодная, концентрированная, почти осязаемая ярость.
Она медленно выпрямилась, и в этом движении было что-то пугающее. Что-то от распрямляющейся перед броском змеи. Её глаза, до этого пустые, сфокусировались на муже, и в их глубине вспыхнул опасный, тёмный огонь.
— Дело не в ноутбуке, Стас, — произнесла она. Голос её изменился, потеряв мягкость, он стал ниже и твёрже, как закалённая сталь. — Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь этого?
Стас отшатнулся. Он ожидал чего угодно, но не такого прямого, уничтожающего оскорбления, произнесённого с таким ледяным презрением.
— Лара, ты чего? Я же предлагаю решение… Не надо так…
— Твоя сестра, — продолжила она, делая шаг к нему и полностью игнорируя его лепет, — зашла в мой дом. Она живёт здесь на моих условиях, ест мою еду, спит на моей постели. И она позволяет себе уничтожить мою вещь. Мою работу. Потому что какому-то идиоту в интернете не понравилась её фотография. И после этого она даже не находит в себе сил выйти из комнаты и сказать одно простое слово: «прости». А ты. Ты, мой муж, стоишь здесь и защищаешь её. Ты предлагаешь мне откупиться новым ноутбуком, будто я капризный ребёнок, у которого сломали игрушку.
Она сделала ещё один шаг. Теперь их разделяло не больше метра. Стас невольно попятился, уперевшись спиной в стену. Он вдруг почувствовал себя не хозяином дома, а загнанным в угол зверьком.
— Она же моя сестра… — пробормотал он, и эта фраза, которая всегда была его главным козырем, сейчас прозвучала жалко и неубедительно. — Куда она пойдёт? Ты хочешь, чтобы я родного человека на улицу выставил?
И тут Лариса остановилась. Она стояла прямо перед ним, так близко, что он мог чувствовать тепло, исходящее от её тела — но это был не знакомый жар близости, а чужой, пугающий жар раскалённого металла. Она чуть наклонила голову, её глаза оказались прямо напротив его глаз. Она смотрела в них не мигая, и Стасу показалось, что она видит не его, а что-то за ним, что-то, что она собирается уничтожить, а он — лишь досадное препятствие на пути.
— Если ты не выкинешь свою сестру из нашего дома, это сделаю я! Только после нас она поедет прямиком в больницу, милый! Это я тебе обещаю!
Он смотрел на неё и не узнавал. Это была не его Лариса. Не та женщина, с которой он жил, спал, завтракал по утрам. Это была чужая, незнакомая, по-настояшему опасная женщина, которая не шутила. В её глазах не было сомнений, не было колебаний. Только абсолютная, безжалостная решимость. Он понял, что она не угрожает. Она просто озвучивает план действий.
Не дожидаясь ответа, она резко развернулась. Прошла через всю комнату, не взглянув больше ни на него, ни на останки ноутбука на полу. Её походка была твёрдой и уверенной. Она не хлопнула дверью спальни, а тихо, с отчётливым щелчком, закрыла её. Стас остался один посреди гостиной. Слова жены всё ещё висели в воздухе, ядовитые и неотвратимые, как приговор. И он впервые в жизни по-настоящему испугался.
Утро было обманчиво тихим. Стас собирался на работу в почти полном молчании. Он не пытался снова заговорить о сестре, не спрашивал Ларису, как она спала. Он просто двигался по квартире тенью, с опаской поглядывая на закрытую дверь спальни. В его поведении сквозила слабая, трусливая надежда, что всё само собой рассосётся, что Лариса «остынет», «передумает», что буря утихнет, как это бывало раньше после мелких ссор. Перед самым уходом он замялся в прихожей, бросив на жену, вышедшую на кухню за водой, умоляющий взгляд. Он хотел что-то сказать, попросить быть мягче, подождать. Но, встретив её пустой, холодный взгляд, не произнёс ни слова. Просто вздохнул и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Лариса дождалась, пока звук его шагов затихнет на лестнице. Она постояла ещё минуту, прислушиваясь к жизни дома: гул лифта, приглушённый смех соседей за стеной. Её дом. Но в нём всё ещё находился чужеродный элемент, вирус, нарушивший его здоровую экосистему. Вчерашняя ярость прошла, уступив место чему-то гораздо более стабильному и опасному — холодной, ясной цели. Она не собиралась больше ничего обсуждать. Ультиматум был озвучен. Срок истёк. Муж свой выбор сделал — он выбрал бездействие. Значит, действовать будет она.
Она не постучала. Дверь в комнату, временно отданную Вике, открылась беззвучно. Золовка сидела спиной к входу, ссутулившись над телефоном. В ушах — белые капли наушников. Она была полностью погружена в свой маленький цифровой мир, тот самый, что вчера стал причиной разрушения мира Ларисы. На тумбочке рядом с кроватью стояла чашка с недопитым кофе, валялись обёртки от конфет. Полное, безмятежное неведение.
Лариса не сказала ни слова. Она просто подошла сзади и запустила пальцы в густые, крашеные в светлый цвет волосы золовки. Хватка была не яростной, а деловой, крепкой, как у человека, который собирается вырвать с корнем упрямый сорняк. Вика взвизгнула от неожиданности и боли, наушники вылетели из ушей. Она попыталась обернуться, вырваться, но Лариса мёртвой хваткой держала её за волосы, дёрнув так, что голова Вики мотнулась назад.
— Ты что делаешь, с ума сошла?! — заверещала Вика, но её голос потонул в следующем движении.
Резким, выверенным рывком Лариса стащила её со стула. Вика неуклюже рухнула на пол, ударившись коленями. Лариса не дала ей опомниться, не позволила сгруппироваться или попытаться встать. Она просто потащила её. Поволокла за волосы по ламинату, как мешок, набитый чем-то ненужным. Викины пальцы царапали пол, она пыталась упереться ногами, но хватка была железной, а движение — непрерывным.
Первый дверной косяк — на выходе из комнаты. Лариса не размахнулась. Она просто повела руку в сторону, коротко и сильно, приложив голову золовки к твёрдому дереву. Глухой стук. Короткий, сдавленный вскрик Вики. Движение не прекратилось ни на секунду. Коридор превратился в полосу препятствий. Следующий косяк — угол ванной. Ещё один удар, на этот раз вскользь, по скуле. Вика уже не кричала, а скулила, захлёбываясь воздухом, пытаясь прикрыть голову руками, но Лариса держала её слишком крепко, контролируя каждое движение.
Финальный рывок через прихожую. Лариса одной рукой распахнула входную дверь, а другой, всё так же держа золовку за волосы, вышвырнула её на холодную плитку лестничной клетки. Вика распласталась на полу, растерянная, униженная, с горящим от ударов лицом и спутанными волосами.
Лариса молча вернулась в квартиру, прошла в комнату Вики, схватила её сумку, сиротливо стоявшую у кровати, и бросила следом за хозяйкой. Сумка глухо шлёпнулась рядом с ней. Затем дверь закрылась. Не хлопнула — просто закрылась. Щёлкнул замок. Потом ещё один.
Лариса осталась стоять в прихожей, в абсолютной тишине своей квартиры. Она посмотрела на свои руки. Ладонь, державшая волосы, горела. Она глубоко, медленно вздохнула. Воздух в доме казался чище. Порядок был восстановлен.
Вечер окутал квартиру плотным, беззвучным коконом. Когда Стас вошёл, он сразу почувствовал эту тишину — неестественную, вычищенную до стерильности. В прихожей не было ни Викиной обуви, ни её куртки, которую она вечно бросала на пуфик. Воздух был другим. В гостиной на ковре больше не было улик — разбитый ноутбук исчез. Квартира выглядела так, какой была до её приезда. Идеальный порядок.
Лариса сидела за кухонным столом, спиной к нему, и медленно пила чай из своей любимой чашки. Она не обернулась на звук открывшейся двери, на его шаги. Словно он был не мужем, вернувшимся домой, а просто элементом городского шума, донёсшимся из окна. Это спокойствие, это демонстративное игнорирование взбесило его больше, чем если бы она встретила его с криками и обвинениями. Он весь день готовился к этому разговору, прокручивал в голове гневные тирады, репетировал свою праведную ярость. А её встретила пустота.
— Ты довольна? — спросил он, сбрасывая куртку на стул. Голос прозвучал громче, чем он рассчитывал, и разбился о тишину кухни.
Лариса медленно поставила чашку на блюдце. Звук фарфора о фарфор был единственным ответом на несколько секунд. Затем она, так и не повернувшись, ответила:
— В доме чисто.
Её слова были не ответом, а констатацией факта. Простого, бытового, и от этого чудовищно унизительного для него. Он подошёл и встал напротив, оперевшись руками о стол. Ему нужно было видеть её глаза.
— Она звонила мне. Вся в слезах, лицо в синяках. Ты её головой об косяки била. Ты понимаешь, что ты сделала? Ты хоть осознаёшь это?
Лариса наконец подняла на него взгляд. Спокойный, ясный, трезвый. В нём не было ни капли раскаяния, только холодное внимание, как у хирурга, изучающего пациента.
— Я сделала то, что должен был сделать ты. Вчера. Я убрала мусор из нашего дома.
— Мусор?! — взревел он, ударив ладонью по столу. Чашка на блюдце подпрыгнула. — Это моя сестра, Лариса! Моя родная кровь! А ты… ты просто наслаждалась этим, да? Тебе нравилось тащить её, причинять ей боль?
Она смотрела на него, не моргая.
— Нет. Мне не нравилось. Это была грязная работа. Но кто-то должен был её сделать. Ты стоял вчера здесь, смотрел на мой разбитый ноутбук, на моё лицо, и всё, что ты смог из себя выдавить, это жалкий лепет про то, куда она пойдёт. Ты надеялся, что я проглочу это. Что я утрусь, потерплю, как терпела её бардак, её капризы, её присутствие в нашем доме месяцами. Ты надеялся, что всё само собой уляжется. Но оно не улеглось.
— Есть же человеческие способы решать проблемы! Можно было поговорить!
Лариса горько, беззвучно усмехнулась.
— Я говорила. Ледяным тоном. Я поставила тебе ультиматум. Я предупредила тебя, что я сделаю. Ты не поверил. Или просто решил, что я не посмею. Ты ошибся, Стас. Ты очень сильно ошибся, когда решил, что твоя слабость сильнее моей решимости. Ты оставил меня без выбора.
Он смотрел на неё, и его гнев начал давать трещину, уступая место холодному, липкому осознанию. Она была права. Он ничего не сделал. Он спрятал голову в песок. Он предал её, выбрав не жену, а спокойствие и отсутствие необходимости принимать сложное решение. И теперь, чтобы защитить себя, ему оставалось только одно — атаковать её самое уязвимое место.
— Ты всегда её ненавидела! С самого первого дня! Ты просто искала повод, чтобы вышвырнуть её!
Но он снова промахнулся. Эта атака не достигла цели.
— Я не ненавидела её. Она была мне безразлична. Ровно до того момента, как она подняла руку на мою вещь в моём доме. А ты, её брат, это оправдал. Вот тогда я возненавидела. Не её. Тебя.
Она произнесла это так же ровно, как до этого говорила про чистоту в доме. И эти слова ударили по нему сильнее, чем любой удар. Он отшатнулся от стола, словно его обожгло. В комнате повисла тишина, но это была уже не тишина порядка. Это была тишина выжженной земли.
Лариса встала, взяла свою чашку и молча ополоснула её под краном.
— Я вчера смотрела на тебя, — сказала она, вытирая чашку и не глядя на него, — и думала, что ты мой муж. А сегодня я поняла, что ты просто её старший брат. Который живёт со мной.
Она поставила чашку на полку и вышла из кухни. Стас остался один, стоя посреди комнаты, которая вдруг стала чужой. Ссора закончилась. Не было криков, не было разбитой посуды. Просто несколько фраз уничтожили всё, что у них было. Он понял, что Вика была лишь катализатором. Сегодня его жена вышвырнула из дома не только его сестру. Она вышвырнула его самого из своей жизни, оставив лишь тело, которому пока было позволено здесь находиться…
