Марина поправила рукав нового платья и в последний раз критически осмотрела себя в зеркале. Тёмно-синий шёлк красиво облегал фигуру, жемчужные серьги дополняли образ — она хотела выглядеть безупречно на шестидесятилетии свекрови. За спиной раздались торопливые шаги.
— Мариш, ты готова? — Андрей заглянул в спальню, поправляя галстук. — Мама будет ждать.
— Почти. — Марина взяла с туалетного столика небольшой свёрток, завернутый в красивую бумагу с золотистыми лентами. — Ты уверен, что мы правильно решили?
Андрей подошёл ближе, обнял жену за талию.
— Конечно. Представляешь, как она обрадуется, когда узнает про холодильник? А твоя картина — это от души. Мама оценит.
Марина нервно перехватила подарок. Три недели назад они с мужем долго спорили о подарке для Веры Петровны. Старый холодильник свекрови давно требовал замены — дверца плохо закрывалась, морозилка почти не работала, а компрессор шумел так, что было слышно даже в соседней комнате. Марина настояла на покупке нового — большого, современного, с дисплеем и множеством полезных функций. Для их семейного бюджета это была серьёзная трата, особенно с учётом недавнего ремонта в детской, но Марина считала, что свекровь заслуживает хорошего подарка.
— Только холодильник же не принесёшь на день рождения, — смеялся тогда Андрей. — Представляешь реакцию гостей?
— Поэтому я и нарисовала для неё картину, — ответила Марина. — Подарим акварель, а потом скажем про холодильник. Пусть это будет сюрприз.
Картина получилась действительно хорошей. Марина писала её вечерами после работы, вспоминая дачный домик свекрови, где они часто бывали летом. На акварели был изображён тот самый домик среди яблонь, с резными наличниками и крылечком, увитым виноградом. Работа получилась тёплой, душевной — именно такой, какими были их отношения со свекровью до недавнего времени.
В последние месяцы что-то изменилось. Вера Петровна стала более резкой, часто делала Марине замечания по поводу воспитания внука, критиковала её кулинарные способности. Андрей списывал это на возраст и одиночество матери, просил жену быть терпеливее. Марина старалась, но напряжение росло.
— Поехали, а то опоздаем, — сказал Андрей, взяв ключи от машины.
По дороге они заехали в магазин за букетом. Марина выбрала пышную композицию из белых и красных роз — любимых цветов свекрови. В машине витал лёгкий аромат цветов, а за окном мелькали знакомые улицы старого района, где жила Вера Петровна.
— Думаешь, она догадается про холодильник? — спросила Марина, когда они поднимались на третий этаж по знакомой лестнице.
— Откуда? — Андрей нажал на звонок. — Мы же ей ничего не говорили.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Вера Петровна. Несмотря на свои шестьдесят лет, она выглядела моложе — аккуратная причёска, неяркий, но умелый макияж, элегантное чёрное платье. Только в глазах промелькнула какая-то тревога, когда она увидела Марину.
— Андрюша! — Она крепко обняла сына, затем формально поцеловала невестку. — Проходите, гости уже собираются.
В квартире царила праздничная атмосфера. Стол был накрыт с особой торжественностью — лучший сервиз, который Марина помнила ещё со времён знакомства с Андреем, хрустальные бокалы, многочисленные блюда. Чувствовалось, что Вера Петровна готовилась основательно.
Гости — коллеги по работе, соседи, родственники — уже расселись за столом. Марина узнавала знакомые лица, кивала, улыбалась, но чувствовала себя неуютно. Ей казалось, что все смотрят на неё с каким-то ожиданием.
— Ну что, дорогие мои, — Вера Петровна встала с бокалом в руках, — спасибо, что пришли разделить со мной этот день. Шестьдесят лет — это серьёзная дата.
Гости поднялись, чокаясь бокалами. Атмосфера была тёплой, домашней. Вера Петровна улыбалась, принимала поздравления, но Марина заметила, что свекровь довольно часто прикладывается к бокалу.
— Вера Петровна, — Марина встала, держа в руках подарок, — мы тоже хотим вас поздравить.
Наступила тишина. Все внимательно смотрели на именинницу. Марина почувствовала, как участилось сердцебиение.
— Это от нас с Андреем, — Марина протянула свёрток. — С любовью.
Вера Петровна взяла подарок, медленно развернула бумагу. Когда она увидела картину, её лицо изменилось. Брови сдвинулись, губы сжались в тонкую линию.
— Это… это что? — Она подняла акварель, рассматривая её при свете люстры.
— Марина рисовала специально для тебя, — с гордостью сказал Андрей. — Помнишь наш дачный домик? Как мы там летом…
— Как тебе не стыдно было с таким подарком на мой юбилей прийти? Я на угощения потратила больше! — прошипела свекровь, вся побагровев.
Слова повисли в воздухе. Гости замерли, не понимая, что происходит. Марина побледнела, а Андрей растерянно посмотрел на мать.
— Мама, что ты говоришь? — он попытался взять её за руку.
— Не трогай меня! — Вера Петровна отдёрнула руку. Алкоголь развязал ей язык, и все накопившиеся обиды хлынули наружу. — Думала, хоть к юбилею невестка что-то достойное подарит, а она мне какую-то мазню суёт!
— Вера Петровна, — тихо начала Марина, — я рисовала эту картину…
— Молчи! — резко оборвала её свекровь. — Денег на нормальный подарок пожалела! Ты только и ждёшь, когда я умру, чтобы мою квартиру получить! Настроила сына против матери!
Гости сидели, не поднимая глаз. Кто-то неловко покашлял, кто-то принялся изучать узор на скатерти. Андрей пытался унять мать, но она была неостановима.
— Раньше мой Андрюша никогда бы мне такое не подарил! — Вера Петровна размахивала картиной. — А теперь что? Решила сэкономить на свекрови?
— Мама, прекрати! — Андрей повысил голос. — Ты не понимаешь…
— Я всё понимаю! — Вера Петровна залпом допила вино из бокала. — Понимаю, что для своей матери у тебя теперь только такое осталось!
Марина молча встала из-за стола, достала телефон. Её руки дрожали, но голос звучал чётко и громко:
— Алло, служба доставки? Да, это Марина Сергеевна Кольцова. Я заказывала холодильник «Бош» на завтра, адрес улица Мира, дом 15, квартира 23. Да, я отменяю заказ. Да. Спасибо!
Тишина стала абсолютной. Вера Петровна медленно повернулась к невестке.
— Какой холодильник? — её голос дрожал.
— Хороший, большой современный холодильник, который мы с Андреем выбирали для вас три недели, — Марина убрала телефон в сумочку. — Который должен был стать твоим основным подарком. А картина — это было от души, чтобы вы сразу что-то получили.
Лицо Веры Петровны стало пепельным. Она опустилась на стул, всё ещё сжимая в руках акварель.
— Но… но я не знала… — прошептала она.
— Не знала, — повторила Марина, надевая пальто. — Но это не помешало вас унизить меня при всех гостях. Сказать, что я жадная, что жду твоей смерти ради квартиры.
— Мариночка, — Вера Петровна попыталась встать, но ноги её не слушались. — Я… я выпила… не подумала…
— Пьяный человек говорит то, что думает трезвый, — Марина застегнула пуговицы на пальто. — Андрей, идём.
Андрей колебался, глядя то на жену, то на мать. Вера Петровна вдруг разрыдалась — громко, по-детски.
— Андрюша, не уходи! Это же мой день рождения!
— Мам, ты сама всё испортила, — тихо сказал сын. — Марина месяц эту картину рисовала. Для тебя. А холодильник… мы последние деньги на него потратили.
Он взял жену за руку, и они направились к двери. Гости сидели, словно окаменевшие. Только соседка тётя Люся тихо всхлипывала.
— Подождите! — Вера Петровна попыталась встать, но снова упала на стул. — Я не хотела! Я думала… думала, что вы… что я вам не нужна!
Марина остановилась у двери.
— Мы любили вас, Вера Петровна. Андрей до сих пор любит. А я… я очень старалась стать вам хорошей невесткой. Но видимо, у меня не получилось.
— Получилось, — всхлипнула свекровь. — Я просто… я боялась, что останусь одна. Что вы забудете про меня.
— Теперь твои страхи стали реальностью, — сказал Андрей. — С днём рождения, мам.
Дверь закрылась. По лестнице стучали их шаги, всё тише и тише. Вера Петровна сидела за праздничным столом среди гостей, которые не знали, куда деваться. В руках она всё ещё держала акварель с изображением дачного домика — домика, где они все когда-то были счастливы.
— Может, чаю? — неуверенно предложила тётя Люся.
Вера Петровна посмотрела на картину. Работа действительно была хорошей — каждая деталь прорисована с любовью, каждый мазок говорил о том, что художник рисовал не просто домик, а воспоминания. Тёплые, дорогие сердцу воспоминания.
— Я всё испортила, — прошептала она. — Всё…
За окном шёл мелкий осенний дождь, а в квартире стояла тишина. Праздник закончился, не успев толком начаться. Гости один за другим стали прощаться, бормоча неловкие извинения и благодарности за угощение.
Через час Вера Петровна осталась одна. Она сидела за опустевшим столом, окружённая остатками праздника, и смотрела на картину. На даче в последние годы она почти не бывала — говорила, что старая стала, тяжело. А может, просто боялась остаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями о том времени, когда в семье была гармония.
Вера Петровна несколько раз брала телефон, чтобы набрать номер сына, но останавливалась. Что она скажет? Как объяснит свою жестокость?
Она вспомнила лицо Марины — бледное, полное боли и разочарования. Вспомнила, как невестка дрожащим голосом отменяла доставку холодильника, как громко это прозвучало в наступившей тишине. Холодильник… Они действительно хотели подарить ей новый холодильник. Дорогой, нужный подарок. А она…
Вера Петровна закрыла лицо руками. Алкоголь выветривался, и вместе с ним уходила злость, оставляя только горькое осознание того, что она натворила. Все те слова о жадности, о квартире, о том, что Марина настроила против неё сына — всё это было ложью, рождённой из страха и одиночества.
На самом деле Марина всегда была внимательной невесткой. Помогала по хозяйству, готовила для неё, когда Вера Петровна болела, помнила о днях рождения и праздниках. А Андрей… Андрей просто стал взрослым мужчиной со своей семьёй. Это нормально. Так и должно быть.
Но страх остаться никому не нужной застилал глаза, делал подозрительной и злой. Вера Петровна искала подтверждения своих опасений там, где их не было, превращала заботу в корысть, любовь в расчёт.
Она встала, подошла к окну. На улице уже стемнело, фонари отражались в лужах. Где-то там, в другом районе города, сидели Марина и Андрей. О чём они говорят? Простят ли когда-нибудь?
Вера Петровна вернулась к столу, взяла картину. Акварель была действительно прекрасной. Каждая линия, каждый цветовой переход говорили о таланте и о том времени, которое Марина потратила на этот подарок. О любви, с которой она его создавала.
— Дура старая, — прошептала Вера Петровна самой себе. — Дура…
Она прижала картину к груди и заплакала — не так громко, как раньше, а тихо, горько. Плакала о разрушенных отношениях, о словах, которые нельзя взять обратно, о страхе, который превратил её в злую и несправедливую женщину.
Часы на стене показывали половину одиннадцатого. Шестидесятилетие закончилось. Новая жизнь началась — жизнь с пониманием того, какую цену она заплатила за свою подозрительность и злость. И понимание это было, пожалуй, самым горьким подарком ко дню рождения.
Вера Петровна поставила картину на комод, рядом с фотографиями сына и внука. Завтра она позвонит Андрею. Попросит прощения. Возможно, не сразу, но когда-нибудь всё наладится. Должно наладиться. Потому что любовь сильнее гордости, а семья важнее страхов.
А пока она убирала со стола, мыла посуду и думала о том, как долго придётся восстанавливать то, что было разрушено за один вечер. Холодильник в углу кухни по-прежнему гудел и дребезжал, напоминая о подарке, которого не будет. Но главной потерей был не холодильник. Главной потерей было доверие дорогих людей.
И это было гораздо больнее всего остального.
