— То, о чем все шептались, — это правда. Было. Всё было, — призналась Вия Артмане об отношениях с Евгением Матвеевым после ухода из жизни своего мужа.
Когда великая страна рухнула, для Вии Артмане рухнул и ее мир.
Вчерашние соотечественники, латыши, вдруг не смогли простить ей ее всесоюзной славы, звания «Народной артистки СССР» и, что самое страшное, ее искренней и неизменной любви к России.
Те самые люди, которые еще вчера превозносили ее до небес, носили на руках и осыпали громкими титулами вроде «Мать-Латвия» или «прибалтийская богиня», теперь с холодным безразличием наблюдали, как их королева доживает свой век в унизительной бедности и полном забвении.
Последние годы она провела на скромной даче, пережив два инсульта и инфаркт — как горькое последствие той травли и публичного унижения, устроенного ей «благодарным» народом.
Но ее дух остался несломленным. Сильная и гордая, какой она была всю жизнь, Вия Артмане не позволила себя уничтожить.
Незадолго до своего ухода она составила духовный манифест, свою последнюю волю.
В нем она просила о двух вещах: совершить над ней обряд крещения в православии и предать ее тело земле на русском кладбище в Риге.
Принцесса из крестьянской избы
Ее история началась в маленьком латвийском селе Кайве, где в простой крестьянской семье на свет появилась девочка по имени Алида — именно так ее звали на самом деле.
В ее жилах текла смешанная кровь: мама, Анна Заборская, была полькой, а отец, Фрицис Артманс, — из прибалтийских немцев.
Но еще до ее рождения в семью пришла беда. За четыре месяца до появления дочери на свет жизнь ее отца трагически оборвалась.
Ему было всего девятнадцать лет.
Молодая вдова Анна, оставшись без мужа и без дома, была вынуждена бороться за выживание. Чтобы прокормить себя и новорожденную дочку, она хваталась за любую, даже самую тяжелую работу.
Чаще всего ей приходилось гнуть спину на зажиточных хуторян, выполняя за гроши все, что ей поручали.
Сама актриса вспоминала те годы без тени жалости, с присущей ей прямотой:
«Детство мое легким не назовешь, и жили мы очень бедно. Но я всегда справлялась. Уже в десять лет пошла работать.
Меня отдали на хутор к бездетным хозяевам, и там я научилась всему. Пять лет пасла скот. Так я зарабатывала те небольшие деньги, которые позволяли нам с мамой пережить зиму».
Несмотря на беспросветную нужду, в их маленьком мирке жила огромная любовь. Вия всегда с теплотой рассказывала, что мама в ней души не чаяла.
Будучи искусной рукодельницей, она творила настоящие чудеса, умудряясь из старого тряпья создавать для своей единственной дочери наряды, достойные маленькой принцессы.
«Эта удивительная магия материнских рук создавала иллюзию достатка, — делилась актриса. — Мама так мастерски перешивала для меня старые вещи, что окружающие были уверены, будто я из богатой семьи».
И в целом, вспоминая свое детство, Вия Фрицевна всегда рисовала его светлыми красками, с особой нежностью отзываясь о простых деревенских людях, которые встречались на ее пути.
Королева рижской сцены
В пятнадцать лет ее жизнь круто изменилась — они с мамой перебрались в Ригу.
Мать устроилась уборщицей, чтобы дочь могла учиться в городской школе. Их домом стала крошечная каморка под самой крышей, больше напоминавшая чердак, с таким низким потолком, что казалось, можно дотянуться рукой.
Роль письменного стола выполнял старый чемодан, на котором юная Алида и корпела над уроками. Но между чистописанием и точными науками она находила время для главного: все свободные часы девушка проводила в танцевальном кружке и театральной студии.
Именно там, в мире самодеятельности, ее мечта окончательно оформилась в твердое решение — быть только актрисой.
«Мама была категорически против моего выбора, — признавалась позже Артмане.
— В ее представлении актриса — это что-то сродни распутной женщине. Когда я все-таки поступила в театральную студию, она долго плакала, не в силах смириться с моим решением».
Несмотря на материнские слезы, девушка проявила завидное упорство. Она блестяще прошла все туры и в 1946 году стала студенткой драматической студии при Художественном театре.
Там ее талант сразу заметил основатель театра, великий режиссер Эдуард Смильгис, и она быстро превратилась в одну из его любимых учениц.
Поэтому ни для кого не стало сюрпризом, что спустя три года одаренную выпускницу сразу же зачислили в штат одного из ведущих театров Латвии.
Именно тогда Алида и взяла себе новый сценический псевдоним — короткое и звучное имя Вия.
Ее восхождение было стремительным. Уже в 20 лет она дебютировала на большой сцене, а вскоре стала одной из главных звезд Художественного театра.
Смильгис безгранично доверял своей любимице, поручая ей сложнейшие роли из мирового репертуара, и она никогда его не подводила.
Ее Элиза Дулиттл, Нина Арбенина, шекспировские Джульетта и Офелия, Настасья Филипповна — каждая работа становилась событием.
Эти роли принесли ей сначала славу в Риге, а затем и признание во всем Советском Союзе.
Великая тайна советского кино
И все же, при всей ее театральной славе, по-настоящему всенародную, оглушительную любовь, ей подарил кинематограф.
Ее первый опыт в кино случился в 1956 году в драме «После шторма».
Сама картина вышла, откровенно говоря, не слишком удачной, но режиссеры не могли не заметить невероятную красоту и мощный драматический потенциал 27-летней дебютантки.
Предложения посыпались одно за другим, и вскоре она снялась в нескольких успешных фильмах на родной Рижской киностудии, включая знаковую ленту «Чужая в поселке».
Однако статус настоящей звезды всесоюзного масштаба ей принесла картина «Родная кровь», снятая в 1963 году на «Ленфильме».
Это была пронзительная история любви простой паромщицы Сони, роль которой исполнила Артмане, и танкиста Владимира, которого сыграл Евгений Матвеев.
Успех фильма был феноменальным. Он не только стал лидером проката в СССР, но и получил признание за рубежом, завоевав призы на нескольких кинофестивалях, включая престижный смотр в Аргентине.
По итогам года журнал «Советский экран» назвал Вию Артмане лучшей актрисой.
А у себя на родине, в Латвии, она превратилась в настоящую национальную героиню. Журналисты соревновались в комплиментах, и именно тогда за ней закрепились те самые громкие прозвища — «Мать-Латвия» и «Лат-Вия».
Но была и еще одна причина, по которой картина «Родная кровь» стала по-настоящему судьбоносной для обоих исполнителей главных ролей.
Химия между Артмане и Матвеевым на экране была настолько мощной, что зрители, конечно же, немедленно их «поженили».
Публика просто отказывалась верить, что можно так пронзительно сыграть любовь, если ее нет в реальной жизни. Поползли слухи о тайном и страстном романе самой красивой пары советского кино.
А когда в 1965 году у Вии родилась дочь Кристиана, разговоры вспыхнули с новой силой, ведь многие находили, что девочка — вылитая Матвеева.
На всех встречах со зрителями и в интервью актерам приходилось отбиваться от назойливых вопросов. Они уверяли, что между ними только дружба, ведь у каждого своя крепкая семья.
И формально все так и было: Евгений Матвеев был женат на певице, с которой воспитывал двоих детей. А Вия Артмане состояла в браке со своим коллегой по театру, известным латышским актером Артуром Димитерсом, и у них подрастал сын Каспар.
«Ох, каких только сплетен я о себе не слышала, — со смехом отмахивалась Вия Фрицевна.
Что касается Матвеева, то да, у нас был бурный роман. Но он начинался с криком «Мотор!» и заканчивался командой «Снято!». А вот настоящую, теплую дружбу мы действительно сохранили на всю жизнь».
Правда вскрылась лишь спустя десятилетия. Уже после ухода из жизни ее официального мужа Артура Димитерса актриса наконец решилась на признание.
Она рассказала, что ее брак не был счастливым, что замуж она выходила без любви, и что с Евгением Матвеевым ее действительно связывало глубокое и настоящее чувство и она любила его всю свою жизнь.
И да, Кристиана — его дочь.
«Народная молва не ошиблась, — сказала она. — То, о чем все шептались, — это правда. Было. Все было. Иначе мы никогда не смогли бы так сыграть ту любовь на экране».
Самой Кристиане мать открыла тайну ее рождения лишь в 1995 году, сделав это в день, когда дочери исполнилось тридцать лет.
Лицо эпохи
К середине 70-х годов ее имя гремело на всю страну. Она прочно входила в пантеон главных звезд советского экрана и считалась одной из красивейших женщин эпохи.
Фильмы с ее участием — «Стрелы Робин Гуда», «Туманность Андромеды», «Моонзунд» — становились событиями и не сходили с экранов кинотеатров.
На свой пятидесятилетний юбилей актриса получила поистине королевский подарок — главную роль в экранизации романа Моэма «Театр». Ее Джулия Ламберт стала одним из самых ярких образов в ее кинобиографии.
Интересно, что режиссер Янис Стрейч с самого начала видел в этой роли только Вию Артмане и задумывал фильм специально для нее.
Но ее жизнь не ограничивалась сценой и съемочной площадкой. Артмане вела активную общественную деятельность: ее избирали в ЦК Компартии Латвии, она возглавляла республиканский Союз театральных деятелей и входила в состав Комитета защиты мира.
Ее постоянно приглашали в жюри различных кинофестивалей. Фактически, в 70-е и 80-е годы она была не просто актрисой, а главным культурным послом, «лицом Латвии» для всего мира.
Размышляя о том времени, она говорила:
«Наша эпоха ставила во главу угла духовность, объединение людей, она была пронизана культурой. На нас, актерах, лежала особая миссия — нести в мир добро и дружбу.
Да, платили нам немного, но это было неважно. У нас было нечто большее — гордость за свое дело, за свою профессию».
Изгнание королевы
А потом началась та самая «черная полоса». Распад Советского Союза и болезненный разрыв между Латвией и Россией она восприняла как личную трагедию.
Она не боялась говорить прямо:
«Латвия стала для меня слишком маленькой, мне тесно, я не могу жить в таких узких рамках. Общение с русскими людьми изменило меня. У них особенная, открытая душа».
Этой откровенности ей не простили. Позже ей припомнили все: и эти «непатриотичные» высказывания, и членство в партии, и роли в «идеологически неверных» советских фильмах, и ее «дружбу с Москвой».
В ход пошла самая грязная ложь. Самые дикие домыслы и сплетни вдруг превратились в «проверенную информацию из надежных источников».
Вчерашние друзья и облагодетельствованные знакомые, которым она когда-то, пользуясь своим положением, выбивала квартиры и путевки, теперь делали вид, что не знают ее.
Поэтому, когда в 1993 году по закону о реституции ее просто выставили из квартиры, в которой она прожила почти полвека, заступиться за нее было некому.
Мало того, над ней откровенно измывались: чтобы «народная артистка СССР» убралась поскорее, ей отключили свет и отопление, взвинтили коммунальные платежи.
Зимой в комнатах было не больше восьми градусов тепла, а из прохудившейся крыши текла вода. Оставаться там было нельзя.
«Объявился какой-то наследник, — рассказывал ее сын Каспар.
— И ее просто выкинули на улицу. Мама пыталась бороться, ходила по чиновникам — все бесполезно. На нервной почве у нее случился инсульт…
Она научилась жить на копейки. Никаких бриллиантов у нее никогда не было. Она перелицовывала старые платья и до конца жизни стирала белье руками».
Российские друзья звали ее переехать в Москву, обещали помочь с жильем, ведь здесь ее по-прежнему любили и помнили.
Но она была непреклонна. «Моя родина — Латвия, и я горжусь тем, что я латышка. Где родилась, там и пригодилась», — отвечала она.
Так «королева кино» оказалась на своей старенькой даче — в крохотном домике в поселке Мурьяни, где и провела последние десять лет своей жизни.
Она выживала на мизерную пенсию и театральную зарплату, размер которой даже стеснялась озвучивать — «все равно никто не поверит, что так бывает».
Постоянные стрессы и обиды не прошли даром: на нервной почве обострились старые недуги, ноги покрылись болезненными, незаживающими язвами. Но она была слишком гордой, чтобы жаловаться или просить о помощи.
Последний поклон
В 1998 году она приняла тяжелое решение уйти из родного Художественного театра, которому она отдала почти полвека своей жизни. К тому времени он уже носил новое, чужое для нее имя — «Дайлес».
При этом она тщательно скрывала от всех, что ее пенсии катастрофически не хватает на самое необходимое.
Все эти тяжелые годы, по ее словам, она поддерживала связь с Евгением Матвеевым. Они часто созванивались, интересовались жизнью друг друга, но виделись крайне редко.
Их последняя встреча состоялась в Москве в 1999 году, когда она приехала на празднование своего 70-летия.
«Тот вечер я не забуду никогда, — вспоминала Вия Артмане.
— Я стою на сцене, огромный зал, море цветов… И вдруг вижу, как сквозь толпу ко мне пробирается он. Женя уже тяжело больной раком, пришёл со мной попрощаться.
Он обнял меня, поцеловал. Он был такой худой, и в глазах стояла такая усталость…»
В 2003 году она в последний раз вышла на съемочную площадку.
Ее прощальным поклоном в кинематографе стала роль императрицы Екатерины Великой в российском фильме «Золотой век».
Последние десять лет были для нее очень тяжелыми. История с квартирой ее окончательно подкосила. Она ушла в себя, много думала…
Именно тогда она и пришла к решению принять православие. Вера стала ее спасением. В последние свои годы она несколько раз была на грани, у нее отнимались ноги, отказывала рука, начались проблемы с памятью и речью.
«Несмотря на все страдания, она уходила счастливой, — говорил ее сын Каспар.
— Перед самым концом она молила Бога лишь об одном: чтобы он дал ей силы простить и перестать ненавидеть тех, кто причинил ей столько боли».
Ее земной путь завершился 11 октября 2008 года. Вие Фрицевне было 79 лет.
Народную артистку СССР, Алиду-Вию, в крещении Елисавету, Артмане похоронили, согласно ее последней воле, 15 октября на Покровском кладбище в Риге.
