«Я тебя не любила, ты был лишь ступенью»: как Евгения Уралова растоптала сердце Всеволода Шиловского и ушла к другому

Сева стоял у выхода из театра и звал жену, умоляя её вернуться домой. Он готов был простить всё, лишь бы она осталась. Но Женя, не оборачиваясь, стремительно шла вперёд, покидая здание театра имени Ермоловой.

На ходу она бросила через плечо несколько холодных, безжалостных слов. Она призналась, что никогда не любила его, а воспринимала лишь как удобную ступень в жизни — способ получить больше. Теперь он ей был не нужен.

Случайные прохожие стали невольными свидетелями этого душераздирающего момента. Им казалось, что смотрят драму — только без сцены и занавеса, слишком настоящую, чтобы быть игрой. Всеволод Шиловский, 28-летний актёр, был искренне влюблён в свою красивую, харизматичную жену. Он бы отдал всё, чтобы вернуть её, начать сначала. Но шанса на «сначала» не осталось.

Небо хмурилось, начинался дождь. По щекам мужчины текли слёзы — одни изнутри, другие с неба. Они сливались в одно целое, как боль и разочарование внутри него.

Позже, вспоминая тот вечер в интервью, Шиловский признавался: он ощущал, будто получил пощёчину, от которой невозможно оправиться. Он верил в любовь, в искренность, а в итоге понял — был лишь временным эпизодом в чьём-то личном плане. Его использовали, и это сказали в лицо.

Трагедия в Феодосии

Летом 1961 года Всеволод Шиловский, только что окончивший Школу-студию МХАТ, отправился в Крым. Ему предстояло приступить к работе в любимом театре и начать преподавание в студии, а пока он решил передохнуть и набраться сил. Как и многие советские граждане, он выбрал простой отдых — поехал «дикарем» в Феодосию, наслаждаясь южным солнцем и морем.

В это время в городе проходили съёмки фильма «Барьер неизвестности». Однажды, лёжа на пляже, Шиловский безмятежно впитывал солнечные лучи, когда вдруг тишину нарушили крики и женский плач. Он обернулся и увидел, как на берегу люди вытаскивали из воды молодую девушку, буквально захлёбывающуюся в слезах.

Ею оказалась Евгения Трейтман, студентка Ленинградского института театра, музыки и кинематографии. Она приехала в Крым со своим женихом — оператором киностудии «Ленфильм» Юрием Гаккелем, который участвовал в съёмках того самого фильма. В первые секунды Сева даже подумал, что это сценка из картины: на пляже находилась съёмочная группа, и всё казалось слишком кинематографичным.

Позже Евгения вспоминала, что они с Юрием хотели сыграть свадьбу прямо в Крыму, во время съёмочного процесса. Она тогда была беременна, но знали об этом только они вдвоём. Однако в местном ЗАГСе им отказали в регистрации — посоветовали расписываться по месту прописки. Евгения чувствовала себя плохо, её мутило, и Юрий предложил освежиться — окунуться в море.

В тот день море было неспокойным. Недавний шторм всколыхнул дно, и вода оставалась мутной и тревожной. Отдыхающие заплывали к небольшому островку, возвышавшемуся неподалёку, а затем возвращались к берегу. Среди них были Евгения и Юрий — молодая пара, влюблённая и полная надежд.

На обратном пути Гаккель вдруг ушёл под воду. Он не звал на помощь, не барахтался — просто исчез. Евгения выплыла одна и, не увидев рядом жениха, закричала. Звала людей, просила о помощи. Но на берегу никто не воспринял её всерьёз: смеялись, думая, что это часть съёмок, мол, «киношники опять разыгрывают сцену». Когда наконец поняли, что это не игра, и бросились нырять, было уже поздно. Юрия нашли только через три дня.

Среди отдыхающих в тот момент был и Всеволод Шиловский — он приехал в Феодосию с друзьями после окончания Школы-студии МХАТ. Позже он признается: именно тогда впервые заметил Евгению — хрупкую, потерянную, охваченную горем. Но подойти не решился. Не время было для знакомств: девушка стояла на краю личной трагедии, и весь её мир рушился прямо на глазах.

Пока шли поиски, Евгении стало плохо. Её увезли в больницу. Беременность оборвалась. Вернувшись домой, она везла с собой только гроб Юрия — и пустоту. От мальчиков-близнецов, которых они с Гаккелем ждали, тоже ничего не осталось.

Ей было всего двадцать. Вместо свадьбы — траур. Вместо будущего — тишина. Из аэропорта она поехала не к родной матери, а к Этти, маме Юрия. Там, в её доме, она на какое-то время попыталась укрыться от боли, найти хоть какую-то опору в пережитом кошмаре.

Коля пришел пьяный, оборванный, упал в ноги и стал просить прощения…

Через два года после трагедии в Феодосии Всеволод Шиловский снова встретил Евгению — уже на «Ленфильме». Но теперь она была не свободна: за плечами у неё уже был брак с 29-летним художником Николаем Подлесовым.

Их знакомство произошло в Ленинграде. Недалеко от студии, где училась Евгения, находилось Мухинское училище. Однажды, сидя у подъезда, она заметила, как к ней подошёл взрослый парень. Это был Коля — студент «Мухи», увлечённый живописью и искусством. Он говорил с жаром, легко, непринуждённо, и как-то вдруг заявил, что женится на ней. Евгения, не раздумывая долго, согласилась.

После свадьбы молодые поселились в тесной комнате коммуналки, где уже жила мать Николая. Отношения с ней не сложились с самого начала. Свекровь, по словам Евгении, смотрела на неё с насмешливым презрением, словно заранее знала: счастья не будет. Вскоре предчувствие обернулось реальностью.

Однажды Николай просто исчез. Не было его ни день, ни два, ни три. Евгения металась в тревоге, предлагала идти в милицию, но свекровь только молча усмехалась, словно наблюдая за спектаклем, финал которого ей был давно известен.

Когда Николай всё же вернулся, он был пьян, оборван, и, шатаясь, упал к ногам жены, прося прощения. Но вскоре всё повторилось. И ещё раз. На третий раз Евгения не выдержала: молча собрала чемодан и ушла. Ушла не просто из квартиры — из той жизни, где не было ни любви, ни уважения, ни будущего.

Со временем стало ясно: Николай страдал от алкогольной зависимости. Много лет спустя, будучи в Петербурге у матери, Евгения случайно встретила его на остановке. Он изменился до неузнаваемости. В руках у него болтался пакет, в котором звякали бутылки.

И всё же судьба не лишила его творческого признания. Несмотря на внутренние демоны, Подлесов получил Госпремию, а его работы оставили заметный след в искусстве.

Или мы живем вместе как муж и жена, или ты уезжаешь обратно!

Весной 1964 года, находясь в Ленинграде, Всеволод Шиловский узнал, что Евгения развелась. Эта новость всколыхнула в нём надежду — ту самую, что он тайно носил в себе с феодосийского пляжа.

Он часто приезжал в город под видом рабочих дел, но настоящей причиной была она — Евгения. Она и не догадывалась, что его визиты связаны вовсе не с кино или театром. Когда пришло время выпускных экзаменов, Шиловский не стал больше тянуть. Он заговорил с ней откровенно: уговаривал оставить Ленинград, переехать в Москву, утверждая, что прошлое не даст ей покоя в этом городе, и что только перемена сможет подарить новое дыхание.

У Евгении был противоречивый характер — внешне упрямая, в глубине души она умела уступать тем, кому доверяла. А Всеволод умел убеждать. Он обещал поддержку: и с работой поможет, и в театр устроит, и с пропиской всё решится — женятся, а его мать её зарегистрирует.

Шиловский был окрылён. Вопреки советам матери, друзьям и коллегам, он пошёл за своим чувством, не сомневаясь. Его не пугали бытовые трудности, общежитие, тесная комната, которую он получил от МХАТа.

Они поженились, и он с гордостью открыл перед Евгенией новую главу её жизни — предложил сменить фамилию, стал её опорой, помог попасть в театр имени Ермоловой. Он был готов на всё ради неё. Потому что любил — искренне, глубоко, без остатка.

Позже оказалось, что Евгения воспринимала их союз совсем иначе. Несмотря на поданное за три месяца до срока заявление, она до последнего не верила, что регистрация брака действительно состоится. В тот период она увлеклась другим мужчиной на съёмках и была уверена: всё, что происходит с Шиловским, — не более чем формальность.

По её мнению, предложение жениться было сделано исключительно для того, чтобы помочь ей обосноваться в Москве. Она считала этот брак фиктивным — и уверена была, что Всеволод это прекрасно понимает.

Но реальность оказалась совсем иной. Когда Евгения всё же приехала в Москву, на перроне её встретили как настоящую невесту: Всеволод — в парадном костюме, его мать с букетом цветов, коллеги из МХАТа. И сразу — в ЗАГС. Всё было по-настоящему.

Настолько неожиданно и стремительно, что у неё внутри всё сжалось: страх, растерянность, ощущение нереальности происходящего. Она не успела опомниться, как стала официальной женой Шиловского. Хотя внутри всё ещё лелеяла надежду, что это — фикция, не более.

После регистрации сыграли весёлую свадьбу, но Евгения испытывала не радость, а ужас. Ей казалось, будто это происходит не с ней. А когда празднование закончилось и гости разъехались, она осталась с Всеволодом наедине — в их новой комнате в общежитии.

Он попытался обнять её, но она отстранилась, прося дать время, чтобы привыкнуть. Его реакция была бурной: он взорвался, накричал, с грохотом захлопнул дверь и ушёл. Она осталась одна, в чужом городе, в тесной комнатушке, с внезапно навалившейся реальностью.

Прошла неделя. Всеволод вернулся, раздражённый, с перекошенным лицом. Он не скрывал обиды и поставил ультиматум: либо они живут как муж и жена, либо она уезжает обратно. Евгения подчинилась — не из любви, а потому что не видела другого выхода. В Москве она была одна, и вариантов не оставалось.

Позже она признавалась, что чувствовала благодарность к Шиловскому. Он много для неё делал — был не только мужем, но и наставником, помогал устроиться в театр, водил по нужным людям, ездил с ней на гастроли. Он действительно старался.

Но любви она так и не почувствовала. Дом казался ей холодным, пустым. В её дни не было радости: она варила гречку, училась готовить, пыталась вязать. И всё это казалось ей до одури скучным.

Шиловский никогда не воспринимал их брак как формальность. Для него всё было по-настоящему — от чувств до намерений. Он и представить не мог, что его жена считает их союз фиктивным. Гораздо позже, случайно, правда всплыла наружу. Мать Всеволода, находясь в командировке в Ленинграде, решила заехать к матери Евгении — познакомиться, наладить родственные отношения.

Но та встретила её с недоумением. Женщина удивилась, зачем вообще это нужно, ведь, по её словам, брак дочери — фиктивный. Она даже показала письмо от Евгении, где всё было изложено чётко. Мать Шиловского была потрясена. Но сыну ничего не сказала — надеялась, что всё уладится со временем.

И, быть может, так и произошло бы. Несмотря на внутреннюю отстранённость, Евгения действительно старалась привыкнуть к роли жены. Она училась быть заботливой, внимательной.

Когда Всеволод уезжал на гастроли, она каждый день оставляла ему записочки с тёплыми словами — простыми, но искренними. Чтобы по возвращении он прочитал их одну за другой. Она встречала его с поцелуями, будто надеялась таким образом создать ту близость, которой в её душе всё ещё не было.

Смотри, отольются кошке мышкины слезы!

Иногда жизнь словно решает вернуть по заслугам — и делает это с неожиданной иронией. Всеволод Шиловский, искренне преданный своей жене, однажды уехал в командировку в Чехословакию, а вскоре Евгения получила приглашение на съёмки в картину «Июльский дождь». Приглашение это оказалось не случайным: сам Шиловский попросил приятеля замолвить за Уралову словечко перед Марленом Хуциевым.

Всё складывалось как нельзя лучше, пока роман с кино не превратился в роман по-настоящему. Записочки, что раньше Евгения писала мужу каждый день, исчезли вместе с её мыслями о нём. На съёмочной площадке она влюбилась — с головой и без оглядки.

Её избранником стал не кто-нибудь, а Юрий Визбор — бард, актёр, мужчина с мощной харизмой, которого невозможно было не заметить. Часть съёмок проходила в Витиневе, подмосковном посёлке на берегу водохранилища. Там всё и закрутилось.

Осень стояла тихая, тёплая. По ночам они бродили вдоль воды, целовались, забывая о времени, о том, что у каждого — своя жизнь. Это продолжалось две недели, под нескончаемый дождь — как фон к зарождающейся связи.

Евгения и сама потом не могла объяснить, почему выбрала именно Визбора, а не кого-то из признанных красавцев или успешных режиссёров. В нём было что-то первобытное, настоящее — энергетика, мимо которой трудно пройти женщине.

Коллеги тоже не могли не заметить: Евгения была в те дни лёгкой, как ветер, открытой, яркой — будто девчонка из соседнего двора, у которой вдруг закружилась голова.

Тем временем Шиловский вернулся из Праги, нагруженный подарками для жены. Всё выглядело по-прежнему: Евгения обрадовалась сюрпризам, дома воцарилось затишье. Но вскоре она снова уехала на съёмки. Именно тогда, как он позже признался, ему донесли, что он стал «рогатым» — ироничная формулировка, за которой скрывалось настоящее предательство.

Когда Евгения вернулась в театр, между супругами произошёл откровенный разговор. Она призналась, что полюбила другого. Шиловский, ошарашенный, остался стоять один на улице, а она — села в такси и уехала обратно на съёмки. Только вернулась уже другой: растерянной, опустошённой, виноватой.

Юрий Визбор, не предупредив, внезапно сообщил, что едет в Ленинград — жениться. Оказалось, у него там ждала невеста. У Евгении в тот момент не осталось ни опор, ни перспектив. И она вернулась — туда, где всё началось.

Дома начались тяжелые разговоры. Шиловский сначала кричал, потом пытался вразумить, доказывая, что без него она просто пропадёт, что другой её не любит и не примет. Евгения не спорила. Она спокойно сказала, что у Юры и правда есть невеста. Этого оказалось достаточно: Сева выдохнул, замолчал, и почти сразу простил.

Так «фиктивный брак» снова стал реальностью. Но уже с трещинами, сквозь которые просачивалась усталость, недосказанность и осадок предательства.

Казалось, что в отношениях Евгении и Всеволода наметилось хрупкое примирение. Он был готов простить, она — хотя бы попытаться быть рядом. Но всё разрушилось в одно мгновение. Прозвучал телефонный звонок, и всё встало с ног на голову: Юрий Визбор был в Москве и ждал Евгению на набережной. Не раздумывая, она схватила пальто и выбежала из дома. К Шиловскому она больше не вернулась. Неделями её не было.

Всеволод не выдержал и решил перехватить её у театра. Он ждал объяснений. В том разговоре — по его воспоминаниям — Евгения сказала то, что он запомнил на всю жизнь: что никогда его не любила, что он был ей просто удобной ступенькой, чтобы устроиться в жизни, и что теперь в нём больше нет нужды.

Но сама Евгения много лет спустя утверждала, что таких слов не произносила. Она просто честно призналась, что любит другого — Юрия — и просила не держать зла, ведь всё произошло не из злости, а по великому чувству. Это была сумасшедшая, всепоглощающая любовь.

Спустя какое-то время она всё же решилась заехать к Шиловскому — забрать вещи, которые всё ещё лежали в их общей комнате. Тогда-то и выяснилось, что наряды, которые Всеволод с любовью привёз ей из Чехословакии, давно уже были розданы — он отдал их продавать девочкам из театра.

Евгения не обиделась. В тот момент её захлестнула совсем другая эмоция — жалость. Всеволод сильно изменился. Он похудел на семнадцать килограммов, и взгляд, полный усталости и боли, говорил сам за себя.

Она молча сложила остатки своих вещей в скромный клеенчатый чемоданчик. А на прощание услышала от него слова, в которых звучала и обида, и предчувствие: пусть, мол, теперь сама узнает, каково это — терять, когда кажется, что выиграла. И тогда она ушла. Окончательно.

Предупреждение, сказанное однажды в сердцах, всё же сбылось. Евгения позже с горечью признавалась: слова Шиловского оказались пророческими. Слёзы, которых она сама когда-то не заметила у мужа, вернулись к ней — в её собственном браке с Юрием Визбором.

Сначала всё казалось началом новой, яркой жизни. Почти сразу после их сближения Евгения забеременела. Родилась крепкая и здоровая девочка — Анечка. Однако уже через пять дней после выписки из роддома Юрий уехал в горы — сезон был в самом разгаре, и он не мог его пропустить. Так начался брак, наполненный одиночеством, сомнениями и тяжёлыми эмоциями.

Юрий ещё долго метался между Евгенией и своей прежней невестой. То оставался с одной, то возвращался к другой. Евгения страдала, но держалась. Любила. Простила многое. Но и этого оказалось недостаточно. Потом пришли горы, поездки, поклонницы, восторженные взгляды и лёгкие интрижки.

Всё это подтачивало их союз изнутри. Через восемь лет они всё-таки развелись. Причиной стали его бесконечные увлечения. Но даже после расставания она продолжала любить — глубоко, мучительно, несмотря ни на что.

Шиловский, в свою очередь, так и не смог простить предательство. Он не здоровался с Евгенией 35 лет. Когда однажды, на одном приёме, она сама подошла к нему и предложила оставить прошлое в прошлом — «не смешить людей» и помириться — он вежливо согласился. Они даже обнялись, поцеловались в щёку. Но, уже позже, остынув, Всеволод снова отстранился. Его рана оказалась слишком глубокой.

Евгения больше не выходила замуж. Её единственным настоящим, но разрушившим её любовным союзом остался Визбор. У Шиловского судьба сложилась иначе. Второй брак, с актрисой Ниной Семёновой, оказался непрочным.

У них родился сын Илья, но семья распалась — причиной стали проблемы Нины с алкоголем. Лишь в третьем браке, с арфисткой Натальей Цехановской, Всеволод обрел настоящее спокойствие. В этом союзе родился его младший сын Павел.

*

*

*

*

В апреле 2020 года Евгения Уралова ушла из жизни после тяжёлой борьбы с онкологией. На новость о её смерти Шиловский отреагировал сдержанно. Он выразил соболезнования родным и добавил: отношения с Евгенией были болезненными, сложными, лишёнными примирения. Это была не светлая история — это был второй, тёмный вариант. Она, по его словам, его предала. И он так и не смог забыть.

Оцените статью
«Я тебя не любила, ты был лишь ступенью»: как Евгения Уралова растоптала сердце Всеволода Шиловского и ушла к другому
«Не Пресняков, не Галкин»: судьба «нелюбимого» внука Пугачёвой, о котором практически ничего не слышно