Свадьба прошла скромно, без пышных торжеств и бесконечных тостов. Мы с Димой расписались в загсе, отметили с родителями в кафе и вернулись домой — в мою двухкомнатную квартиру на четвёртом этаже панельной девятиэтажки. Бабушкино наследство, которое я три года приводила в порядок: меняла проводку, клеила обои, покупала мебель на накопленные деньги. Каждый угол этой квартиры помнил мои руки, мой выбор, моё терпение.
— Наконец-то дома, — выдохнул Дима, сбрасывая туфли в прихожей. — Жена моя.
Я улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тёплая волна. Жена. Супруга. Моя новая роль, которая пугала и радовала одновременно.
Первый месяц совместной жизни оказался удивительно лёгким. Мы быстро притёрлись друг к другу, распределили обязанности без лишних споров. Дима работал инженером в строительной компании, я — бухгалтером в небольшой фирме. По вечерам готовили вместе, смотрели сериалы, строили планы. Квартира наполнилась новыми звуками: его смехом, шагами, негромким посвистыванием по утрам.
— Знаешь, я так рад, что мы здесь, — сказал он однажды вечером, обнимая меня на кухне. — У тебя получилось создать настоящий дом.
Я прижалась к его плечу, вдыхая знакомый запах его одеколона. В эти моменты казалось, что всё сложилось идеально.
Звонок в дверь раздался в субботу, около полудня. Я месила тесто для пирога, Дима ремонтировал кран в ванной. Вытерев руки о полотенце, я открыла дверь и застыла.
На пороге стояла Лена, младшая сестра Димы, с огромным чемоданом и поводком в руке. На другом конце поводка нервно переминался крупный лабрадор палевого окраса.
— Привет, Катюш! — Лена влетела в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Ну вот я и приехала! Где Димка?
— Лен, а что… в чём дело? — Я попятилась, пропуская собаку, которая тут же принялась обнюхивать углы.
— Дим! — крикнула Лена. — Выходи, брат!
Дима появился из ванной, держа в руках разводной ключ. Увидев сестру, он растерянно моргнул.
— Ленка? Ты чего здесь?
— Переезжаю к вам! — объявила она, сбрасывая куртку прямо на пол. — С мамкой больше невозможно жить. Она меня достала со своими нотациями. То не так, это не эдак. Я уже взрослая, между прочим, мне двадцать три!
— Погоди, — я всё ещё не понимала, что происходит. — Как это переезжаешь?
Лена повернулась ко мне, и её лицо приняло выражение искреннего недоумения.
— Ну как? Обычно. — Ты же за моего брата замуж вышла, а значит у нас теперь всё общее, — золовка приехала в нашу квартиру с чемоданом и собакой — Мы теперь одна дружная семья, правда же, Дим?
Дима молчал, переводя взгляд с сестры на меня. В его глазах читалась растерянность, но не возмущение. Этого было достаточно, чтобы внутри меня что-то сжалось.
— Лена, постой, — я попыталась сохранить спокойный тон. — Нельзя просто так взять и переехать. Нужно было хотя бы предупредить, обсудить…
— Да ладно тебе! — отмахнулась она. — Я же не навсегда. Месяц, ну максимум два. Найду работу, сниму квартиру и съеду. Обещаю!
Собака тем временем добралась до гостиной и с интересом принюхивалась к новому дивану, который я купила полгода назад в рассрочку.
— А это кто? — спросил Дима, кивая на пса.
— Это Рикки. Красавец, правда? Друзья отдали, у них аллергия началась. Я не могла его бросить.
— Лен, — я почувствовала, как голос начинает дрожать, — у нас тут двушка. Где ты собираешься жить? И собаку куда?
— Ну, есть же вторая комната. Вы в спальне, я в гостиной. Рикки воспитанный, не переживай. Он почти не лает.
Почти не лает. Как будто это главная проблема.
— Дим, — я посмотрела на мужа, ожидая, что он скажет что-то, остановит этот абсурд.
Он переминался с ноги на ногу, всё ещё сжимая ключ.
— Ленка, ты бы правда позвонила заранее…
— Зато вот сюрприз! — Лена расплылась в улыбке. — Катюха, не дрейфь. Я же говорю, это ненадолго. Буквально чуть-чуть потерпи.
Потерпи. Это слово эхом отозвалось в голове.
Вечером, когда Лена устроилась в гостиной, развесив свои вещи по спинкам стульев и раскидав косметику по журнальному столику, мы с Димой заперлись в спальне.
— Дим, ты понимаешь, что это ненормально? — Я старалась говорить тихо, чтобы Лена не слышала.
— Понимаю, — он сел на край кровати, потирая лицо ладонями. — Но что я мог сделать? Выставить сестру на улицу?
— Нет, конечно. Но можно было сказать, что ей нужно вернуться к маме. Или помочь найти съёмное жильё. Но не пускать её сюда без предупреждения, с собакой!
— Кать, ну месяц… Она сама сказала, что это ненадолго.
— Ты правда в это веришь?
Он молчал, и это молчание говорило громче любых слов.
— Послушай, — Дима взял меня за руку. — Давай дадим ей шанс. Может, она действительно быстро найдёт работу и съедет. А мы… ну, потерпим.
Опять это слово. Потерпи. Словно мои чувства, моё пространство, мой дом — это что-то, чем можно пожертвовать ради семейного мира.
Я не ответила. Просто легла, отвернувшись к стене.
Первая неделя превратилась в испытание. Лена вставала поздно, оставляла горы грязной посуды, музыку слушала без наушников. Рикки, несмотря на обещания о воспитанности, уже сжевал мои любимые туфли и поцарапал дверь в спальню. Утром я находила на паркете лужи, которые Лена замечала только после моих замечаний.
— Ой, прости! — говорила она, хватая тряпку. — Я не заметила. Рикки ещё привыкает.
Привыкает. К моему дому, к моему пространству, к моей жизни, которая стремительно переставала быть моей.
— Лен, а как с работой? — спросила я на пятый день, пытаясь сохранить нейтральный тон.
— Да ищу, ищу. Резюме разослала. Пока тишина. Но скоро обязательно что-то подвернётся!
Она сказала это так беззаботно, будто речь шла о выборе платья на вечеринку, а не о её будущем и нашем покое.
Дима старался не замечать напряжения. Приходил с работы, здоровался с сестрой, играл с собакой, а потом уходил в спальню, где я сидела с натянутой улыбкой. По ночам он обнимал меня, шептал, что всё наладится, но я чувствовала, как между нами вырастает стена непонимания.
На второй неделе Лена привела подруг. Три девушки, громкие, смеющиеся, с бутылками вина и пакетами чипсов. Они расселись в гостиной, включили музыку и устроили импровизированную вечеринку.
— Лена, — я вышла из спальни, где пыталась работать удалённо, — можно потише? У меня отчёт.
— Да, конечно, Катюш! — она убавила звук ровно на одно деление. — Девчонки, потише, а то Катя работает!
Подруги захихикали. Одна из них, крашенная блондинка в коротких шортах, оглядела меня с любопытством.
— Это твоя золовка? Прикольная.
Я вернулась в спальню, захлопнув дверь. Руки дрожали. Внутри клокотала смесь бешенства и бессилия.
В десять вечера гости всё ещё были на месте. В полночь я услышала, как они наконец ушли. Лена вывалила мусор прямо у порога, не завязав пакет. Утром я обнаружила на диване пятно от вина.
— Лена!
— Что? — Она вышла из душа, закутанная в мой халат.
— Это мой халат.
— Ой, извини. Я свой не нашла. Постираю и отдам.
— И диван. На нём пятно.
— Да? — Она наклонилась, разглядывая обивку. — Ничего, отчистим. У тебя есть пятновыводитель?
У меня. Отчистим. Как будто это я устроила вечеринку в собственной квартире без спроса.
К концу третьей недели я поняла, что больше не могу. Квартира перестала быть домом. Это было общежитие, где я — нежеланный гость, обязанный терпеть и улыбаться. Рикки разодрал угол ковра в прихожей. Лена заняла половину холодильника своими продуктами, а вторую комнату наполнили её вещи, запах её духов, её беспорядок.
И Дима. Дима молчал. Когда я пыталась поговорить, он отмахивался, говорил, что я преувеличиваю, что нужно войти в положение сестры. А однажды добавил:
— Ну что ты как маленькая, Кать? Семья же.
Семья. Это слово, которое должно было согревать, теперь звучало как приговор.
Я записалась на приём к гинекологу после того, как неделю подряд чувствовала странную слабость и тошноту по утрам. Тест показал две полоски ещё до визита к врачу, но я хотела убедиться.
— Поздравляю, — сказала доктор, улыбаясь. — Срок маленький, около пяти недель. Всё выглядит хорошо.
Я вышла из клиники в оглушении. Беременна. Ребёнок. Наш с Димой ребёнок.
И сразу же, как холодный душ: а где этот ребёнок будет расти? В квартире, где золовка устроила бардак, где собака портит мебель, где нет покоя и личного пространства?
Вечером я сказала Диме.
— Дим, нам нужно поговорить.
— Слушаю, — он оторвался от телефона, но в глазах читалась усталость.
— Я беременна.
Тишина. Секунда, две, пять.
— Что? — Он резко поднялся. — Правда?
— Правда. Пять недель.
Дима обнял меня так крепко, что на мгновение стало трудно дышать.
— Кать, это… это же невероятно! Я буду отцом!
Его радость была искренней, и на секунду я позволила себе разделить её. Но потом вспомнила Лену в соседней комнате, Рикки, который скрёб когтями дверь, и реальность вернулась.
— Дим, я не могу растить ребёнка здесь.
— Что значит здесь? — Он отстранился, не понимая.
— Здесь. В этом… подобии общежития. С твоей сестрой и её собакой. Я не буду.
— Катя, о чём ты?
— О том, что Лена должна съехать. Немедленно.
Дима нахмурился.
— Кать, ну она же ищет работу…
— Три недели, Дим! Три недели она ничего не делает, кроме как пьёт кофе и зовёт подруг. Рикки разодрал мебель. На моём диване пятна. В моей квартире вечный бардак. И ты хочешь, чтобы я растила ребёнка в этом?
— Ты преувеличиваешь…
— Нет! — Я почувствовала, как голос срывается. — Я не преувеличиваю. Я терпела, как ты просил. Я ждала. Но теперь у нас будет ребёнок, Дим. Мы должны думать о нём.
— Но куда она пойдёт?
— К маме. Или снимет жильё. Это её проблема. Моя проблема — создать нормальные условия для нашего ребёнка.
— Кать, это моя сестра…
— А это моя квартира! — Я не сдержалась. — Моя! Мне её оставила бабушка. Я делала здесь ремонт на свои деньги. Я здесь живу. И я не обязана терпеть, когда кто-то приходит и устраивает здесь бардак!
Дима смотрел на меня так, будто видел впервые.
— Значит, это ультиматум?
— Да. Либо Лена съезжает, либо вы съезжаете оба. Я не шучу, Дим.
Я ожидала скандала. Ожидала, что он начнёт кричать, обвинять меня в эгоизме, в жестокости. Но он просто кивнул.
— Хорошо.
— Что?
— Хорошо, — повторил он. — Ты права. Я не хотел это признавать, но ты права. Лена действительно расслабилась. И собака… Я сам устал от этого хаоса. Просто не знал, как сказать ей.
На следующее утро, не говоря лишних слов, Дима собрал вещи Лены. Она ещё спала, когда он аккуратно складывал её одежду в чемодан, собирал косметику, миски Рикки.
— Дим, ты чего? — Лена появилась в дверях, сонная и растерянная.
— Собирайся, Лен. Я отвезу тебя к маме.
— Что? Почему?
— Потому что Катя беременна. И ей нужен покой. А ты здесь уже три недели и даже не попыталась найти работу.
— Но я…
— Лен, хватит. Хватит обещаний и отговорок. Ты поедешь к маме. Сегодня.
Лена посмотрела на меня. В её глазах читались обида, непонимание и злость.
— Значит, так, да? Выгоняешь родную сестру?
— Я не выгоняю. Я возвращаю тебя туда, где ты должна была остаться с самого начала.
Через час Дима загрузил чемодан в машину, усадил туда Лену и Рикки. Она не попрощалась со мной. Просто села на заднее сиденье, отвернувшись к окну.
Когда Дима вернулся, я убирала гостиную. Выносила мусор, протирала пятна, собирала разбросанные вещи.
— Оставь, — сказал он. — Я сам.
Он взял тряпку и принялся оттирать пятно на диване. Мы молчали, работая рядом. Квартира постепенно возвращалась к прежнему виду: чистая, спокойная, наша.
— Извини, — сказал он, не поднимая головы. — Я должен был это сделать раньше. Я просто… не хотел конфликта с семьёй. Но ты важнее. Вы важнее. Ты и наш ребёнок.
Я присела рядом с ним на пол.
— Дим, я не хочу ссориться с твоей семьёй. Правда. Но были нарушены все границы. Лена даже не спросила разрешения. Она просто решила, что имеет право.
— Знаю. И мама её избаловала. Но теперь она вернётся домой и, может быть, наконец повзрослеет.
— А твоя мама не будет на меня злиться?
Дима усмехнулся.
— Будет. Но переживёт. Она сильная женщина. К тому же, когда узнает про внука, всё забудет.
Он положил ладонь мне на живот.
— Я правда рад. Очень рад, Катюша. Мы справимся. Будем хорошими родителями.
— Справимся, — согласилась я.
В тот вечер мы снова были вдвоём в нашей квартире. Тишина казалась оглушительной после трёх недель хаоса, но это была правильная тишина. Та, что наполнена не пустотой, а покоем.
Дима приготовил ужин, мы поели, смотря старый фильм. Перед сном он снова обнял меня, прижавшись лбом к моему затылку.
— Отныне твоё слово для меня закон, — прошептал он. — Обещаю.
Я улыбнулась в темноте. Нет, не закон. Но равноправное мнение в нашем общем решении.
А это уже было началом.
Лена позвонила через неделю. Голос был тихим, почти виноватым.
— Катя, привет. Это я.
— Привет, Лен.
— Я… хотела извиниться. Правда. Я повела себя как свинья. Дима прав. Я думала только о себе.
— Хорошо, что ты это поняла.
— Нашла работу. Менеджером в салон красоты. Пока живу с мамой, но коплю на съёмную квартиру.
— Это здорово, Лен. Я рада.
— И… поздравляю. С беременностью. Дим рассказал. Вы будете классными родителями.
— Спасибо.
Пауза.
— Катя, мы ещё будем общаться? Или ты теперь меня ненавидишь?
Я задумалась. Ненавижу ли я Лену? Нет. Злюсь? Немного. Но в основном я просто устала от той ситуации, которую она создала.
— Не ненавижу, Лен. Но нам всем нужны границы. Понимаешь?
— Понимаю. Теперь понимаю.
Когда я положила трубку, Дима спросил:
— Как она?
— Нормально. Извинялась. Нашла работу.
— Вот и хорошо.
Он поцеловал меня в макушку и вернулся к ремонту детской кроватки, которую мы купили накануне. Его движения были уверенными, сосредоточенными.
Я смотрела на него и думала о том, что брак — это не только любовь и романтика. Это ещё и умение защищать свои границы, отстаивать свою позицию, даже когда это причиняет боль близким. Это способность сказать «нет» тем, кто привык слышать «да».
И это способность быть командой. Не только в радости, но и в конфликте.
Дима поднял голову и улыбнулся мне.
— Как думаешь, голубой или жёлтый?
— Жёлтый, — сказала я. — Солнечный.
— Жёлтый так жёлтый.
И я знала: всё будет хорошо. Потому что теперь мы шли в одном направлении. Вместе.
По-настоящему вместе.
