Ирина сидела на кухне и смотрела, как вечерний свет ложится на старый деревянный стол — тот самый, что привезли когда-то из родительской квартиры после смерти мамы. Отец умер раньше, пять лет назад, и это был первый удар. Мамин уход два года спустя словно выбил из-под ног последнюю опору. Осталась только дача в Малаховке, куда Ирина теперь ездила одна, потому что Сергей всегда находил причины не ехать.
Двадцать восемь лет брака. Два взрослых сына, которые уже живут своими семьями. Ирина считала, что теперь они с Сергеем наконец-то смогут жить для себя, может быть, больше путешествовать, наслаждаться тишиной, которой так не хватало в годы детских криков и школьных проблем. Но Сергей, похоже, понимал слова «жить для себя» совсем иначе.
Первые подозрения появились полгода назад. Новый одеколон, задержки на работе, телефонные звонки, после которых он выходил в коридор. Ирина не была наивной женщиной — она просто не хотела верить. Хотелось думать, что в пятьдесят два года муж уже не способен на такие глупости. Но когда на его телефоне высветилось сообщение от «Леночки» с сердечками и словами «жду тебя, любимый», сомнений не осталось.
Она не стала устраивать сцену. Не кричала, не плакала, не бросалась с упреками. Просто вечером, когда Сергей вернулся домой и, как обычно, уселся перед телевизором с бутылкой пива, Ирина сказала спокойно:
— Мне известно про Лену. Я хочу развестись.
Сергей даже не вздрогнул. Отпил пиво, переключил канал и ответил, не отрывая взгляда от экрана:
— Развестись? В пятьдесят лет? Ир, ты серьезно?
— Вполне.
— И что ты будешь делать потом? — Он повернулся к ней, и в его глазах читалось что-то похожее на жалость, смешанную с раздражением. — Тебе пятьдесят. Ты никому не нужна. Кто на тебя посмотрит? Седые волосы, морщины… Да ты уже лет пять как перестала за собой следить.
Ирина почувствовала, как внутри что-то сжалось. Не от обиды — обида пришла бы позже. Сейчас был просто холодный шок от того, насколько легко человек, с которым прожил почти тридцать лет, может выдать такую оценку.
— То есть ты не хочешь разводиться? — уточнила она, стараясь сохранить голос ровным.
— А зачем? — Сергей пожал плечами. — Мне и так удобно. У меня есть свободное время, а ты при этом готовишь, убираешь, стираешь. Зачем мне что-то менять?
— Тебе удобно, — повторила Ирина. — А как же мне?
— Тебе тоже должно быть удобно. Ты живешь в хорошей квартире, я приношу деньги. У тебя есть дача, куда ты можешь ездить, когда захочешь. Чего тебе еще надо?
— Уважения, — тихо сказала Ирина. — Я хочу, чтобы меня уважали.
Сергей хмыкнул и снова повернулся к телевизору.
В ту ночь Ирина не спала. Лежала на своей половине кровати — они уже года три спали, не прикасаясь друг к другу — и думала о том, что же делать дальше. Утром она позвонила подруге Свете, юристу по семейным делам.
— Подавай на развод, — сказала Света без обиняков. — Чего тянуть? Соберешь документы, подашь заявление. Квартира твоя, от родителей осталась, дача тоже твоя. При разделе имущества он получит только то, что было нажито в браке. А что у вас общего? Старая мебель да телевизор?
— Машина, — напомнила Ирина. — Куплена десять лет назад.
— Ну, машину поделите. Не велика потеря. Главное — не размениваться на жалость. Он будет давить, манипулировать. Держись.
Ирина продержалась неделю. Собрала все документы, записалась на прием к адвокату, даже нашла хорошего специалиста, который занимался разводами. Но когда она снова завела с Сергеем этот разговор, он вдруг изменил тактику.
— Хорошо, — сказал он задумчиво. — Давай разведемся. Но у меня есть условие.
— Какое условие? — Ирина насторожилась.
— Подаришь мне дачу — и я не буду претендовать на раздел имущества. Разведемся тихо, мирно, без судов.
Ирина опешила.
— Дачу? Мою дачу?
— Ну, формально твою, — усмехнулся Сергей. — Но я тоже вкладывался. Помнишь, в прошлом году делали ремонт? Кто платил за материалы? Кто нанимал рабочих?
— Ты платил из наших общих денег, — возразила Ирина. — Из семейного бюджета.
— Все равно. Я хочу эту дачу. Если отдашь — разведемся без проблем. Квартира твоя, все остальное тоже твое. Я даже машину не буду делить.
Ирина смотрела на него и не могла поверить в происходящее. Дача в Малаховке была для нее не просто недвижимостью. Это было последнее, что осталось от родителей. Там каждый угол был пропитан воспоминаниями: веранда, где отец учил ее играть в шахматы, яблони, которые сажала мама, старый сарай с дедушкиными инструментами. Там стояли запахи детства — сирени весной, спелых яблок в августе, печного дыма осенью.
И Сергей хотел отнять это.
— Почему я должна подарить тебе дачу моих родителей? — Голос Ирины дрожал от возмущения. — Ты с ума сошел?
— Не должна, — спокойно ответил Сергей. — Это мое условие. Хочешь развода — отдай дачу. Не хочешь — живи, как живешь. Мне все равно.
— Но зачем тебе дача? Ты туда никогда не ездил!
Сергей помолчал, потом усмехнулся:
— Лена любит природу. Думаю, нам там будет хорошо. Ремонт-то свежий, все удобства. Можно сразу заселяться.
Ирина почувствовала, как ярость поднимается откуда-то из глубины. Так вот оно что. Он хочет привести туда свою любовницу. В дом ее родителей. Туда, где прошло ее детство, где она провела лучшие летние дни с мамой и папой, где учила сыновей кататься на велосипеде и печь пироги в старой печке.
— Нет, — сказала она твердо. — Ни за что.
— Тогда и развода не будет, — пожал плечами Сергей. — Твое право.
На следующий день Ирина поехала на дачу. Ей нужно было побыть там, подумать, разобраться в себе. Она открыла калитку, прошла по дорожке, которую в прошлом году выложили новой плиткой — да, за счет Сергея, это правда. Зашла в дом. Все было чисто, аккуратно. Новые окна, свежая покраска, отремонтированная веранда.
Сколько сил она вложила в этот ремонт! Выбирала обои, плитку, краску. Сергей действительно платил, но разве можно измерить деньгами то, сколько души она вложила? Каждый угол этого дома помнил ее руки, ее заботу.
Ирина села на веранде и заплакала. Впервые за все эти месяцы она позволила себе плакать по-настоящему. Не из-за Сергея, не из-за его измены — это было ожидаемо, почти закономерно. Она плакала от обиды и бессилия. От того, что человек, которому она отдала лучшие годы жизни, теперь торговался с ней, как на базаре, пытаясь отнять самое дорогое.
Вечером, когда Ирина вернулась домой, ее ждал звонок от младшего сына, Димы.
— Мам, мы с Олегом хотим к тебе приехать. Поговорить надо.
Сыновья приехали на следующий день вместе. Олег, старший, всегда был серьезным и рассудительным. Дима — более эмоциональным, но не менее решительным. Они сели за тот самый кухонный стол, и Олег начал:
— Мам, отец звонил. Сказал, что вы разводитесь.
— Да, — кивнула Ирина. — Я хочу развода.
— Он сказал, что ты не соглашаешься на его условия, — добавил Дима. — Что ведешь себя неразумно.
Ирина горько усмехнулась:
— Он хочет, чтобы я отдала ему дачу. В обмен на развод.
Оба сына переглянулись.
— Дачу бабушки с дедушкой? — уточнил Олег. — Он серьезно?
— Вполне. Говорит, что вкладывался в ремонт.
— Но это же твоя дача! — возмутился Дима. — Она по наследству перешла! Какое он имеет право?
— Юридически — никакого, — спокойно ответила Ирина. — Но он шантажирует меня. Говорит, что если не отдам дачу, будет требовать раздела имущества через суд, затянет процесс.
Олег задумчиво потер переносицу — жест, унаследованный от отца, хотя по характеру он был больше похож на Ирину.
— Мам, а ты хочешь с ним судиться?
— Не хочу, — призналась Ирина. — Я просто хочу, чтобы это кончилось. Чтобы он ушел из моей жизни.
— Тогда пусть уходит, — твердо сказал Дима. — Но дачу мы не отдадим. Это дом нашего детства. Там прах бабушки и дедушки в саду развеян. Это святое место.
Ирина посмотрела на сыновей и почувствовала, как внутри что-то теплеет. Они поддерживают ее. Они на ее стороне.
— Я помогу тебе найти хорошего адвоката, — сказал Олег. — У меня есть знакомые в этой сфере. Разведешься по закону, поделите то, что действительно нажито в браке. Но дача и квартира — твои. Это даже не обсуждается.
На следующей неделе Ирина пришла к адвокату, которого порекомендовал Олег. Анна Петровна оказалась женщиной лет шестидесяти, с проницательными глазами и спокойными, уверенными манерами.
— Значит, так, — сказала она, изучив документы. — Квартира — ваша, получена по наследству до брака. Дача — ваша, тоже наследство. Машина — совместно нажитая, будет делиться. Мебель, техника — тоже пополам, если он захочет. Но обычно в таких случаях муж не особо претендует на старые диваны.
— А если он будет настаивать на даче? — спросила Ирина.
— У него нет оснований. Дача — ваше добрачное имущество, полученное по наследству. Даже если он вложил деньги в ремонт, это максимум даст ему право требовать компенсацию части стоимости ремонта, но не саму дачу. И то нужно будет доказывать суммы вложений, приносить чеки, договоры. Обычно на это никто не идет — возни больше, чем результата.
— То есть он блефует?
— Конечно, блефует, — улыбнулась Анна Петровна. — Он надеется, что вы испугаетесь судов и согласитесь. Типичная манипуляция. Не поддавайтесь.
Ирина подала на развод. Сергей, получив повестку, пришел домой мрачнее тучи.
— Ты серьезно решила судиться? — спросил он.
— Я решила развестись цивилизованно, — ответила Ирина. — По закону.
— Я же предлагал тебе мирный вариант!
— Ты предлагал отнять у меня родительский дом. Это не мирный вариант.
— Тогда я буду требовать все! — повысил голос Сергей. — Половину стоимости квартиры, дачи, всего!
— Требуй, — спокойно ответила Ирина. — Адвокат объяснила мне, что квартира и дача — мои. А остальное мы разделим честно.
Сергей смотрел на нее с недоумением. Кажется, он впервые за много лет видел перед собой не покорную жену, готовую уступать и прогибаться, а женщину с твердым стержнем внутри.
Процесс развода занял четыре месяца. Сергей действительно пытался требовать компенсацию за ремонт дачи, но когда адвокат запросила все чеки и документы, подтверждающие его личные вложения отдельно от семейного бюджета, он быстро отступил. Машину разделили: она осталась Ирине, но она выплатила Сергею половину ее оценочной стоимости. Мебель тоже поделили — Сергей взял себе кое-что из гостиной, диван и телевизор.
Когда все было закончено, Ирина поехала на дачу. Было начало мая, яблони цвели. Она открыла калитку, прошла по дорожке и остановилась посреди двора, вдыхая запах цветущих деревьев. Это место осталось ее. Родительский дом остался в семье.
Вечером, сидя на веранде с чашкой чая, она думала о прошедших месяцах. Да, ей было больно. Да, двадцать восемь лет брака не прошли бесследно. Но она не жалела о своем решении. Сергей был прав в одном: ей пятьдесят лет. Но он ошибался в другом — она не никому не нужна. Она нужна себе. Она нужна своим сыновьям, своим будущим внукам. Она нужна этому дому, этому саду, этим яблоням.
Через неделю приехали Олег с Димой, привезли жен и детей. Внуки бегали по двору, смеялись, играли в мяч. Невестки помогали накрывать стол на веранде. Олег разжигал мангал, Дима возился с гамаком, который нужно было подвесить между двумя старыми березами.
— Мам, а летом мы тут с ночевкой будем? — спросил внук Мишка, подбегая к Ирине.
— Конечно, будем, — улыбнулась она, гладя его по голове.
Сергей не получил дачу. Не получил квартиру. Не получил даже морального удовлетворения от того, что хотел сломить бывшую жену. Он съехал к Лене, в ее однокомнатную квартиру на окраине, и, как рассказывал Дима, уже через три месяца пожалел о своем выборе — Лена оказалась женщиной непростой, с характером и запросами.
Ирина же осталась в своей трехкомнатной квартире в центре, с дачей в Малаховке, с яблонями, которые сажала ее мама, и с новой жизнью, которую она только начинала выстраивать. Пятьдесят лет — это не конец. Это новое начало, когда наконец-то можно жить не для кого-то, а для себя.
Сидя на веранде и глядя на закат, Ирина вспомнила слова матери, сказанные много лет назад: «Ириша, никогда не отдавай того, что тебе дорого, ради чужого спокойствия. Твоя жизнь — твоя ценность».
Мама была права. И дача осталась в семье — там, где ей и следовало быть.
