Антонина вышла из детской комнаты на цыпочках, прислушиваясь. Маленький Миша наконец-то уснул после двух часов укачиваний и колыбельных. Она осторожно прикрыла дверь и направилась на кухню, где её уже ждал компьютер с недоделанным переводом технической документации.
Три года назад, когда они с Максимом переехали в квартиру его матери, всё казалось временным решением. Людмила Петровна встретила их с распростёртыми объятиями, выделила целую комнату, обещала не мешать молодым строить свою жизнь. Тогда это выглядело разумным — снимать жильё было дорого, а у свекрови трёшка пустовала.
— Живите, обживайтесь, — говорила Людмила Петровна, расставляя их вещи по шкафам. — Только внука мне побыстрее подарите. Я уже столько лет жду! Соседки все бабушками стали, а я всё одна.
Антонина тогда только улыбалась, не придавая этим словам особого значения. Ну хочет женщина внука, что тут такого? Они с Максимом и сами планировали детей, просто не сразу.
Следующие два с половиной года прошли относительно спокойно. Людмила Петровна регулярно намекала на внуков, иногда прямо спрашивала, когда же они соберутся стать родителями. Но в целом жить было можно.
Всё изменилось полгода назад, когда родился Миша. Людмила Петровна первые недели просто светилась от счастья. Она носилась с внуком, показывала его соседкам, фотографировала с разных ракурсов. Антонина даже подумала, что наконец-то нашла с свекровью общий язык.
Но радужный период закончился быстро. Как только Антонина оформила декретный отпуск, отношение Людмилы Петровны начало меняться. Сначала это были мелкие замечания, произнесённые как бы между делом.
— Антонина, ты весь день дома сидишь, а посуду помыть не можешь? — говорила свекровь, заходя на кухню.
— Я с ребёнком целый день, Людмила Петровна. Миша каждые два часа просыпается, я просто не успеваю…
— В моё время женщины и детей растили, и дом в порядке держали, и на работу ходили. А вы, нынешние, только жаловаться умеете.
Антонина сжимала зубы и молчала. Спорить со свекровью было бесполезно.
Чтобы не чувствовать себя полным нахлебником, Антонина нашла подработку. Небольшое бюро переводов присылало ей тексты — инструкции к бытовой технике, описания товаров для интернет-магазинов, иногда небольшие статьи. Платили немного, но Антонине было важно просто делать что-то кроме смены подгузников и кормлений.
Она работала урывками — пока Миша спал, пока играл в манеже, поздно вечером, когда все уже легли спать. Глаза слипались от усталости, но Антонина упрямо вбивала в клавиатуру очередное слово за словом.
— Опять за компьютером сидишь? — Людмила Петровна заглянула в комнату с недовольным лицом. — А кто за ребёнком смотреть будет?
— Миша спит, Людмила Петровна. Я же не могу просто так сидеть и в потолок смотреть.
— Лучше бы пол помыла. Или обед приготовила. А то Максим с работы придёт голодный, а тут ничего нет.
Антонина закрыла ноутбук и пошла на кухню. Спорить со свекровью было всё так же бесполезно.
Постепенно упрёки становились всё более едкими. Если раньше Людмила Петровна делала замечания вскользь, то теперь она целенаправленно искала повод для критики.
— Сколько можно этих подгузников покупать? — возмущалась свекровь, увидев очередную пачку. — В наше время обходились пелёнками!
— Людмила Петровна, у ребёнка аллергия, нам только эти подходят…
— Аллергия! Выдумали болезни всякие. Максим вырос на обычных пелёнках и ничего, здоровый человек!
Антонина вздохнула и ушла в детскую. Объяснять что-то свекрови было бесполезно. Людмила Петровна жила в уверенности, что современные матери просто разбалованы и не умеют воспитывать детей правильно.
Миша действительно часто болел. То ОРВИ подхватит, то животик болит, то зубы режутся с температурой. Антонина ночами не спала, качала плачущего ребёнка, мерила температуру каждый час, вызывала врачей. А утром Людмила Петровна выходила из своей комнаты отдохнувшая и начинала:
— Что это ребёнок опять хнычет? Ты его правильно одевать не умеешь, вот он и болеет постоянно!
Самым страшным было то, что Максим начал меняться. Раньше он хоть иногда вставал на защиту жены, делал матери замечания, просил не лезть в их дела. Но после рождения Миши что-то сломалось.
Максим стал приходить с работы уставшим и раздражённым. Он молча ужинал, потом уходил в комнату и закрывался с телефоном. На вопросы Антонины отвечал односложно.
— Макс, нам нужно купить Мише новый комбинезон. Он из старого вырос.
— Опять покупать? Только недавно покупали!
— Недавно это было два месяца назад. Дети быстро растут.
— Ладно, — Максим махнул рукой. — Только не дорогой бери. И вообще, может, хватит тратить на всякую ерунду?
Антонина замерла. Комбинезон для ребёнка — это ерунда?
Но хуже всего было, когда Максим начал поддакивать матери. Раньше он хотя бы молчал, когда Людмила Петровна высказывала очередные претензии. Теперь он кивал, соглашался, а иногда и сам добавлял.
— Мам права, — говорил он, когда свекровь в очередной раз упрекала Антонину в безделье. — Ты целый день дома. Могла бы и квартиру получше убирать.
— Макс, я с ребёнком сижу! Он каждые два часа просыпается, плачет, требует внимания!
— Ну и что? Другие женщины справляются. А ты только жалуешься постоянно.
Антонина чувствовала, как земля уходит из-под ног. Муж, который должен был быть её опорой, превращался в ещё одного обвинителя. Она пыталась поговорить с ним наедине, когда Людмилы Петровны не было рядом.
— Макс, послушай… Мне очень тяжело. Твоя мама постоянно придирается, ты меня не защищаешь. Я не сплю ночами, у меня сил нет вообще. Давай что-то изменим?
— Что изменим? — Максим даже не поднял глаз от телефона. — Ты хочешь, чтобы я с мамой поругался из-за тебя? Она в своей квартире живёт, имеет право говорить что хочет.
— Но она называет меня бездельницей! Говорит, что я нахлебница!
— Ну ты же не работаешь…
— Я в декрете! С нашим ребёнком! И я подрабатываю переводами!
— Это не работа, — отрезал Максим. — Это так, баловство. Копейки приносишь.
Антонина вышла из комнаты, чтобы он не видел её слёз.
Дни превратились в сплошной кошмар. Антонина просыпалась с тяжёлым чувством в груди, зная, что впереди очередной день упрёков и претензий. Она старалась быть идеальной — вставала раньше всех, готовила завтрак, убирала квартиру, стирала, гладила. И всё это с грудным ребёнком на руках.
Но Людмиле Петровне всегда было мало. Всегда находился повод для недовольства.
— Антонина, ты мои кастрюли моешь или просто водой ополаскиваешь? Смотри, тут ещё жир остался!
— Антонина, зачем ты полотенца на батарею повесила? У меня для них сушилка специальная есть!
— Антонина, ты опять детские вещи в общей корзине стираешь? Надо отдельно! Сколько раз говорить!
Антонина молча переделывала, перемывала, перестирывала. У неё уже не было сил спорить.
Миша чувствовал напряжение матери. Он стал беспокойным, плохо спал, часто плакал без видимой причины. Педиатр разводила руками — физически ребёнок здоров, просто нервничает. Антонина прекрасно понимала, почему сын нервничает. Она сама была на грани срыва.
По ночам, когда Миша наконец засыпал, Антонина лежала и смотрела в потолок. Слёзы текли сами собой, тихо, чтобы никто не услышал. Она думала о том, как быстро рухнула её жизнь. Ещё год назад у неё была работа, которую она любила, свобода, планы на будущее. А теперь она превратилась в затравленную домохозяйку, которую никто не ценит.
Особенно больно было видеть равнодушие Максима. Он словно не замечал, что происходит с женой. Приходил с работы, ужинал, уходил к себе. На выходных встречался с друзьями или спал до обеда. На Мишу внимания почти не обращал.
— Макс, возьми сына хоть на полчаса, пожалуйста. Мне нужно доделать перевод к завтрашнему дню.
— У меня выходной, я устал. Посиди ты с ним.
— Но я каждый день с ним сижу! Мне тоже отдохнуть нужно!
— Отдыхай, когда он спит.
Антонина хотела крикнуть, что когда Миша спит, она работает. Или готовит. Или убирает. Или просто пытается доспать то, что не доспала за ночь. Но кричать было бесполезно.
Финансовый вопрос стал особенно острым. Людмила Петровна начала открыто считать деньги, которые Максим тратил на семью.
— Опять подгузники купил? Сколько они стоят? Показывай чек!
Максим послушно показывал чеки. Мать качала головой и вздыхала так громко, что было слышно во всей квартире.
— Тысяча двести рублей за пачку! Это же безумие! Антонина, ты вообще думаешь, сколько твой сын зарабатывает?
— Людмила Петровна, это самые обычные подгузники, не премиум-сегмент…
— В моё время вообще без подгузников обходились!
— В ваше время не было одноразовых подгузников, — устало ответила Антонина.
— Вот именно! И ничего, выросли здоровыми людьми! А вы только деньги на ветер выбрасываете!
Каждая покупка для Миши становилась поводом для скандала. Детское питание? Расточительство, можно самим готовить. Новая одежда? Зачем, есть же старая, пусть маленькая, но ещё не износилась. Лекарства? Да это врачи вас запугали, раньше всё молоком с мёдом лечили.
Антонина чувствовала себя виноватой за каждый потраченный рубль. Она стала экономить на себе — перестала покупать косметику, одежду, даже продукты для себя выбирала самые дешёвые. Но Людмиле Петровне этого было мало.
— Я вот смотрю, — сказала свекровь однажды за ужином, — Максим всю зарплату на вас с ребёнком тратит. А мне ничего не остаётся. Я же тоже живу, мне тоже нужны деньги.
Максим вздрогнул и опустил вилку.
— Мам, ты же сама говорила, что тебе пенсии хватает…
— Хватает на что? На коммуналку? А одеться, обуться? А в поликлинику съездить? Или мне теперь в обносках ходить, пока твоя жена на твои деньги живёт?
Антонина побледнела. Она посмотрела на мужа, ожидая, что он возразит матери. Но Максим молчал, уткнувшись в тарелку.
— Людмила Петровна, я же тоже приношу деньги. Переводами занимаюсь…
— Переводами! — передразнила свекровь. — Сколько ты там приносишь? Пять тысяч? Десять? На что их хватает? На подгузники? Вот и славно, хоть с чем-то помогаешь!
Последние недели Антонина держалась только на автомате. Утром вставала, кормила Мишу, меняла подгузник, одевала, укладывала спать. Потом быстро убирала квартиру, пока свекровь не проснулась. Готовила обед. Снова кормила Мишу. Гуляла с ним во дворе, если погода позволяла. Возвращалась домой, снова кормила, укладывала. Садилась за переводы. Готовила ужин. Встречала мужа. И так по кругу.
Она похудела на десять килограммов. Под глазами залегли тёмные круги. Волосы начали выпадать клоками. Антонина видела своё отражение в зеркале и не узнавала себя.
Мама звонила каждые несколько дней.
— Тоня, как дела? Как внук?
— Всё хорошо, мам. Миша растёт.
— А ты? Что-то голос у тебя уставший…
— Да нормально всё. Просто не выспалась.
Антонина не могла рассказать матери правду. Елена Сергеевна сразу предложила бы забрать дочь с внуком к себе. А куда Антонина пойдёт? У родителей двухкомнатная квартира, брат с женой живут в одной комнате. Где она с младенцем разместится? Нет, нужно терпеть.
Но однажды случилось то, что переполнило чашу терпения.
Максим получил зарплату и, как обычно, купил продуктов на неделю. Пришёл домой с тремя большими пакетами, поставил их на пол в прихожей.
— Разбери, пожалуйста, — попросил он Антонину. — Я устал, пойду приму душ.
Антонина подхватила пакеты и понесла на кухню. Миша спал в детской, и она хотела быстро всё разложить по местам, пока он не проснулся. Антонина начала доставать продукты — гречка, макароны, курица, овощи, молоко для Миши, детское пюре.
Она как раз открывала холодильник, когда в кухню вошла Людмила Петровна. Свекровь остановилась в дверях, скрестив руки на груди, и стала наблюдать. Антонина почувствовала на себе взгляд и напряглась.
— Опять накупил, — проговорила Людмила Петровна. — Полхолодильника детским питанием забито.
Антонина промолчала, продолжая раскладывать продукты. Может, обойдётся без скандала.
— Сколько это всё стоит, интересно? — продолжала свекровь. — Наверное, половину зарплаты отдал.
Антонина поставила банку пюре на полку и потянулась за следующей. Руки дрожали. Она чувствовала, как внутри поднимается волна тревоги. Людмила Петровна не просто так пришла на кухню. Она явно хотела устроить очередную сцену.
— Может, хватит уже эти баночки покупать? — голос свекрови стал громче. — Ты сама готовить не можешь?
— Я готовлю, Людмила Петровна. Но у Миши аллергия на многие продукты, нам педиатр рекомендовала эту марку…
— Педиатр! Они же все в сговоре с производителями! Им процент идёт с продаж! А ты ведёшься!
Антонина закрыла холодильник и развернулась к свекрови.
— Я не ведусь. Я просто следую рекомендациям врача. У Миши здоровье важнее…
— Здоровье! — перебила Людмила Петровна. — Это Максимово здоровье важнее! Он работает как проклятый, а ты только и знаешь, что деньги тратить!
— Я не трачу деньги! Я покупаю необходимое для ребёнка!
— Необходимое? Половина этого барахла — ненужная роскошь! Раньше дети росли без всего этого!
Антонина почувствовала, как сжимаются кулаки. Она старалась сдержаться, не срываться на крик. Но Людмила Петровна была неумолима.
Свекровь подошла ближе, схватила пакет с оставшимися продуктами и начала вытаскивать оттуда покупки.
— Смотри, что тут! Дорогое мясо! Импортный сыр! Фрукты! Для кого это всё? Для тебя?
— Это для всей семьи, — тихо ответила Антонина.
— Всей семьи! Значит, Максим должен кормить тебя деликатесами, пока ты дома на диване лежишь!
— Я не лежу на диване! Я с утра до ночи…
— Что ты делаешь? Что?! — голос Людмилы Петровны взлетел до крика. — Сидишь с ребёнком! Это не работа! Это не заслуга! Любая дура может сидеть с ребёнком!
Антонина отступила на шаг. Слёзы подступили к горлу, но она заставила себя не плакать. Не при свекрови. Не сейчас.
Людмила Петровна развернулась всем корпусом к Антонине. Лицо её покраснело от возмущения. Она схватила оба пакета с продуктами со стола и сделала резкий шаг вперёд.
Антонина инстинктивно протянула руки, пытаясь забрать пакеты обратно. Но свекровь рывком отдёрнула их на себя, прижимая к груди.
— Отдайте, пожалуйста, — попросила Антонина, стараясь говорить спокойно. — Мне нужно разложить продукты.
— Ничего тебе не нужно! — выкрикнула Людмила Петровна.
Она снова дёрнула пакеты к себе, и когда Антонина попыталась удержать их, свекровь резко вырвала покупки из рук невестки. Несколько яблок выпали на пол и покатились по кухне.
— Мой сын не обязан кормить бездельницу с ребёнком! — прокричала Людмила Петровна так громко, что эти слова, казалось, отразились от стен и ударили Антонину в лицо.
Время остановилось. Антонина стояла посреди кухни с пустыми руками, смотрела на свекровь широко раскрытыми глазами и не могла поверить в услышанное.
Бездельница с ребёнком. Вот как Людмила Петровна её видит. Не мать её внука. Не жена её сына. Просто бездельница. С ребёнком.
Слёзы хлынули сами собой. Антонина даже не пыталась их сдержать. Она закрыла лицо руками и заплакала — тихо, жалко, безнадёжно.
— Людмила Петровна… Я не бездельница… Я весь день с вашим внуком… Я не сплю ночами… Я работаю, когда могу… Я стараюсь…
— Старается! — Людмила Петровна поставила пакеты на стол с грохотом. — Если бы ты старалась, Максим не приходил бы домой к грязной квартире! Если бы ты старалась, у него бы горячий ужин на столе стоял! А у тебя что? Ничего! Только требования да траты!
Антонина опустила руки. Слёзы текли по щекам, но она уже не обращала на них внимания. Внутри что-то оборвалось. Терпение, надежда, желание оправдываться — всё это исчезло в один момент.
— Я… Я не виновата в том, что в декрете, — голос Антонины дрожал. — Миша — это наш общий ребёнок. Ваш внук. Кто-то должен за ним ухаживать. И этот кто-то — я.
— Не ухаживать, а вешаться на шею моему сыну! — отрезала свекровь. — Думаешь, я не вижу? Он работает с утра до ночи, выкладывается, а ты только и умеешь, что руку протягивать!
— Я не протягиваю руку! Я прошу на необходимое! На еду для ребёнка, на подгузники, на лекарства!
— Лекарства! Подгузники! Раньше без этого обходились!
— Раньше и смертность детская была выше! — Антонина не выдержала. — Я не хочу, чтобы мой сын болел! Я не хочу экономить на его здоровье!
Людмила Петровна прищурилась.
— Твой сын. Вот видишь? Твой. Не наш, не семейный. Твой. Значит, ты сама должна его содержать!
— Но я в декрете! У меня нет полноценного заработка!
— Вот именно! Нет заработка, а претензий на чужие деньги полно!
— Это не чужие деньги! — Антонина повысила голос. — Максим мой муж! Миша его сын! Мы семья!
— Семья живёт в моей квартире, — холодно проговорила Людмила Петровна. — Ест мои продукты. Пользуется моим газом, водой, электричеством. А что ты даёшь взамен? Ничего!
Антонина отшатнулась, как от удара. Она открыла рот, чтобы возразить, но не нашла слов. Свекровь права в одном — они действительно живут в её квартире. И это даёт Людмиле Петровне козырь, который она теперь использовала на полную катушку.
— Я… Я убираю… Готовлю… Стираю…
— Ха! Убираешь! Я вчера пыль на шкафу нашла! Это твоя уборка?
— У меня руки не доходят до всего! Ребёнок постоянно требует внимания!
— Требует, требует… Раньше женщины троих детей растили и не жаловались!
Антонина почувствовала, как начинает кружиться голова. Она схватилась за край стола, чтобы не упасть. Усталость, стресс, постоянное недосыпание — всё это навалилось разом.
— Знаешь, что я думаю? — продолжала Людмила Петровна, явно вошедшая в раж. — Максим мог бы эти деньги мне отдавать. Я бы лучше ими распорядилась. Я бы на них что-то полезное купила, а не всякую ерунду для избалованного младенца!
— Не смейте так говорить о моём сыне! — Антонина выпрямилась. — Миша не избалованный! Ему полгода! Он просто ребёнок, которому нужен уход!
— Уход, уход… От такого ухода одни траты! Может, хватит уже его кормить этими баночками? Может, дашь ему нормальную еду?
— У него аллергия!
— Выдумали аллергии! В наше время никаких аллергий не было!
— Были! Просто о них не знали и дети мучились!
Людмила Петровна стукнула кулаком по столу.
— Не смей мне тут умничать! Я вырастила сына, я знаю, как с детьми обращаться! А ты что знаешь? Ничего! Первый ребёнок, и уже из себя строишь великую мать!
Антонина отвернулась к окну. Слёзы всё ещё текли, но теперь к ним примешивалась злость. Как можно быть такой жестокой? Как можно так относиться к матери своего внука?
— Я не строю из себя… — тихо начала она, но Людмила Петровна перебила:
— Строишь! Ещё как строишь! Максим мне каждый день жалуется, что ты вечно недовольная! То тебе не так, это не эдак! Капризничаешь, как ребёнок!
— Я не капризничаю! Я прошу элементарной помощи!
— Помощи! Максим и так тебя содержит! Чего ещё надо?
Антонина развернулась к свекрови. Лицо её горело от слёз и возмущения.
— Понимания надо! Поддержки! Уважения! Я не прошу денег на шубы и бриллианты! Я прошу на еду для ребёнка и лекарства! Это что, слишком много?
— Слишком, — твёрдо ответила Людмила Петровна. — Потому что Максим зарабатывает не на Рокфеллера. Ему самому еле хватает!
— Тогда почему он не говорит мне об этом?!
— А зачем? Ты всё равно не поймёшь! Ты эгоистка, Антонина. Думаешь только о себе и о своём ребёнке!
Антонина застыла. Эгоистка. Она — эгоистка. За то, что хочет накормить и одеть своего сына.
Людмила Петровна, видимо, поняла, что добилась нужного эффекта. Она выпрямилась, взяла один из пакетов и начала доставать оттуда продукты, демонстративно убирая их в верхние шкафы, куда Антонина не доставала.
— Завтра утром Максим отнесёт половину этого в мою комнату, — объявила свекровь. — Хватит вам объедаться за мой счёт.
— За ваш счёт? — переспросила Антонина. — Но это же Максим купил на свою зарплату!
— На зарплату, которую он бы мне отдавал, если бы не вы с ребёнком!
Антонина почувствовала, как внутри что-то окончательно сломалось. Больше не было сил оправдываться, доказывать, объяснять. Не было сил терпеть эти бесконечные унижения.
Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони и направилась к выходу из кухни. Людмила Петровна окликнула её:
— Ты куда? Яблоки подними, которые на пол уронила!
Антонина не обернулась. Она прошла по коридору в свою комнату и закрыла дверь. Миша спал в кроватке, посапывая носиком. Антонина подошла к нему, посмотрела на спящего сына и тихо заплакала.
Всё. Хватит. Она больше не может здесь оставаться. Ни дня, ни часа, ни минуты.
Антонина достала из-под кровати старую спортивную сумку и начала собирать вещи. Своё бельё, пару футболок, джинсы. Миша проснулся от шороха и заворочался. Антонина взяла его на руки, прижала к себе.
— Тише, сынок, тише. Всё будет хорошо. Мы уедем отсюда. Навсегда.
Она собрала детские вещи — бодики, ползунки, тёплый комбинезон. Подгузники, влажные салфетки, бутылочки. Всё самое необходимое. Сумка быстро наполнилась.
В коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, на пороге появился Максим. Он был в халате, волосы мокрые после душа.
— Что здесь происходит? Мама сказала, что вы поругались.
Антонина медленно повернулась к нему. На руках сидел Миша, сумка с вещами стояла у её ног.
— Я ухожу, — сказала она спокойно.
Максим моргнул.
— Как ухожу? Куда?
— К родителям. Я больше не могу здесь жить.
— Тонь, ну не драматизируй. Мама просто нервная была…
— Нервная? — Антонина рассмеялась, и смех этот был похож на всхлип. — Она назвала меня бездельницей! Вырвала из рук пакеты с продуктами! Сказала, что ты не обязан нас с Мишей кормить!
Максим опустил взгляд.
— Ну… Она просто переживает за меня. Считает, что денег не хватает…
— Денег не хватает? Хорошо. Тогда мы с Мишей уйдём, и денег тебе хватит. Может, тогда твоя мама успокоится.
— Антонина, не будь ребёнком. Куда ты с младенцем пойдёшь?
— К своим родителям, я же сказала. Там меня не будут называть нахлебницей.
Максим прошёл в комнату и сел на кровать. Он потёр лицо руками.
— Послушай… Давай завтра всё обсудим. Сейчас ты на эмоциях…
— На эмоциях? Макс, твоя мать унижает меня каждый день! Ты это видишь?
— Она просто привыкла по-другому жить…
— Она превратила меня в прислугу! И ты ей в этом помогаешь!
Максим вскочил с кровати.
— Я помогаю?! Да я работаю как проклятый! Я приношу домой всю зарплату! Что ещё от меня требуется?!
— Защитить меня! — крикнула Антонина. — Встать на мою сторону! Сказать своей матери, что так нельзя!
— Она моя мать! Я не могу с ней так разговаривать!
— А я твоя жена! Мать твоего ребёнка! Разве это ничего не значит?
Максим замолчал. Он стоял посреди комнаты, опустив плечи, и молчал. А Антонина вдруг поняла, что ответ она уже получила. В этом молчании был весь ответ.
— Всё ясно, — она подхватила сумку. — Ты сделал выбор. Теперь и я сделаю свой.
Она прошла мимо мужа к двери. Максим протянул руку, пытаясь остановить её.
— Тонь, подожди…
— Нет. Я не буду ждать.
Антонина вышла в коридор. Людмила Петровна стояла у кухни с торжествующим видом. Их взгляды встретились, и Антонина увидела в глазах свекрови холодное удовлетворение.
Она надела куртку, кое-как просунув руки в рукава, прижимая Мишу к груди. Сумку повесила на плечо. Открыла входную дверь.
— Антонина! — окликнул её Максим. — Ну хоть такси вызови! Не поедешь же ты с ребёнком на автобусе в такое время!
— Поеду, — ответила она, не оборачиваясь. — Как-нибудь доберусь.
Она вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь. Прислонилась к стене, тяжело дыша. Миша заворочался у неё на руках, но не заплакал — словно чувствовал, что сейчас маме нужна тишина.
Антонина достала телефон и набрала номер матери. Долгие гудки. Наконец, знакомый голос:
— Тоня? Что-то случилось?
— Мам… — голос Антонины сорвался. — Можно я к вам приеду? С Мишей?
— Конечно, доченька! Что произошло?
— Потом расскажу. Я сейчас выезжаю.
— Хорошо. Папа встретит тебя внизу, у подъезда. Ты на такси?
— На автобусе…
— Тонечка, вызови такси! Я сейчас переведу тебе денег!
Антонина хотела отказаться, но поняла, что сил ехать час на автобусе с младенцем у неё действительно нет. Она согласилась и вызвала машину. Спустилась вниз и стала ждать у подъезда.
Миша начал похныкивать. Антонина покачала его, напевая колыбельную. Слёзы снова полились, но она уже не обращала на них внимания. Главное было — уехать отсюда. Увезти сына подальше от этого ада.
Такси приехало быстро. Водитель помог запихнуть сумку в багажник и посадил Антонину с ребёнком на заднее сиденье. Всю дорогу она смотрела в окно, наблюдая, как мелькают огни города. В груди было странное чувство — одновременно опустошённость и облегчение.
Родители встретили её у подъезда. Мама сразу забрала Мишу, папа взял сумку. Они поднялись в квартиру, и только тогда Антонина позволила себе расслабиться. Она рухнула на диван в гостиной и закрыла лицо руками.
— Тоня, что случилось? — мама села рядом, положив руку на плечо дочери.
И Антонина рассказала. Обо всём. О постоянных унижениях, о придирках свекрови, о равнодушии мужа, о сегодняшнем инциденте с продуктами.
Елена Сергеевна слушала молча, только иногда качая головой. Когда Антонина закончила рассказ, мать крепко обняла её.
— Доченька моя… Почему ты молчала так долго? Почему не сказала нам раньше?
— Я думала, что справлюсь… Что Максим одумается… Что всё наладится…
— Ничего там не наладится, — в комнату вошёл отец. — Я всё слышал. Тоня, ты больше туда не вернёшься. Ни завтра, ни послезавтра. Никогда.
Антонина подняла на отца заплаканные глаза.
— Пап, но куда я денусь? У вас и так тесно…
— Разместимся. Брат с женой съедут скоро, они квартиру покупают. А пока ты с Мишей в гостиной будете. Я диван раскладной куплю удобный.
— Но…
— Никаких но, — отец присел на корточки перед дочерью. — Я не позволю, чтобы мою дочь и моего внука так унижали. Завтра же пойдёшь и подашь на развод. И на алименты. Пусть этот маменькин сынок платит за своего ребёнка.
Антонина всхлипнула.
— Пап, я боюсь… Как я одна справлюсь?
— Не одна. Мы с мамой поможем. Правда же, Лена?
Елена Сергеевна кивнула, всё ещё обнимая дочь.
— Конечно поможем. Ты же знаешь, мы всегда рядом. С Мишей посижу, пока ты работать будешь. Справимся, доченька. Главное, что ты ушла от этих людей.
Антонина прижалась к матери и разрыдалась — громко, отчаянно, выплёскивая всю боль, что накопилась за месяцы унижений. Мама гладила её по голове, как в детстве, и тихо приговаривала:
— Всё будет хорошо. Всё наладится. Ты сильная, Тонечка. Справишься.
Ночью Антонина почти не спала. Лежала на разложенном диване, слушала сопение Миши в детской люльке рядом и думала. О том, как быстро рушится жизнь. О том, как мало оказалось нужно, чтобы муж превратился в чужого человека. О том, как она будет жить дальше.
Утром Антонина проснулась от плача Миши. Покормила его, переодела, уложила обратно спать. Вышла на кухню, где мама уже готовила завтрак.
— Выспалась? — спросила Елена Сергеевна.
— Не очень. Но это нормально.
— Тонь, папа прав. Тебе нужно подавать на развод. Чем быстрее, тем лучше.
Антонина кивнула. Она знала, что мать права. Оставаться в браке с человеком, который не смог её защитить, было бессмысленно. Да и жить больше в квартире Людмилы Петровны она не могла физически.
После завтрака Антонина позвонила Максиму. Тот ответил не сразу.
— Алло?
— Это я. Нам нужно поговорить.
— Тонь, когда ты вернёшься? Мама извиняется, она погорячилась…
— Я не вернусь, Макс. Никогда. Я подаю на развод.
Молчание в трубке.
— Ты… Серьёзно?
— Абсолютно. Завтра иду к юристу. И буду требовать алименты на Мишу.
— Постой, может не надо торопиться? Давай ещё раз всё обсудим…
— Обсуждать нечего. Ты сделал свой выбор. Ты выбрал мать, а не семью. Я больше не собираюсь жить с человеком, который не может меня защитить.
— Я защищал тебя!
— Когда? Когда твоя мать называла меня бездельницей? Когда унижала меня каждый день? Макс, ты ни разу не встал на мою защиту. Ни разу.
Максим замолчал. Потом тихо спросил:
— А как же Миша? Ты лишишь его отца?
— Ты лишил себя сына сам. Когда позволил своей матери так с нами обращаться. А алименты будешь платить по закону. Всё.
Антонина отключила вызов. Руки дрожали, но в душе была твёрдость. Она приняла решение и не собиралась отступать.
На следующий день она действительно пошла к юристу. Консультация длилась около часа. Оказалось, что развестись будет не так просто — из-за наличия несовершеннолетнего ребёнка дело пойдёт через суд. Но юрист успокоил Антонину: при таких обстоятельствах суд почти наверняка встанет на её сторону.
— Вам нужно будет доказать, что проживание с ответчиком невозможно, — объяснял юрист. — Есть ли свидетели того, что свекровь и муж вас унижали?
— Нет… Это всё происходило дома, при закрытых дверях.
— Понятно. Тогда упор сделаем на то, что жильё принадлежит свекрови, и она создаёт невыносимые условия для проживания. Плюс подадим на алименты одновременно. Алименты на ребёнка до трёх лет составят четверть дохода отца.
Антонина кивала, запоминая. Голова шла кругом от юридических терминов, но она старалась вникнуть в каждую деталь.
Через неделю документы были поданы в суд. Максим звонил несколько раз, пытался уговорить Антонину вернуться, обещал, что всё изменится. Но она оставалась непреклонной.
— Макс, я тебе не верю. Ты уже год обещаешь, что поговоришь с матерью. Но ничего не меняется. Я устала.
— Тонь, ну дай ещё один шанс…
— Нет. Извини, но нет.
Родители действительно помогали. Мама сидела с Мишей, пока Антонина работала за компьютером. Отец купил новый диван и поставил в гостиной, чтобы дочери с внуком было удобнее. Брат с женой, как и обещали, скоро съехали в свою квартиру, освободив комнату.
Антонина постепенно входила в новый ритм жизни. Без постоянного стресса и унижений она начала спать лучше. Миша тоже успокоился — он перестал так часто болеть, стал активнее и жизнерадостнее.
— Видишь, — говорила мама, качая внука на руках, — дети всё чувствуют. Он понимал, что тебе плохо, и переживал.
Антонина увеличила объём работы. Теперь, когда мама помогала с Мишей, она могла браться за более сложные и дорогие заказы. Деньги начали капать медленно, но стабильно. Конечно, это были не огромные суммы, но для Антонины это был прогресс.
Развод затянулся на два месяца. Максим сначала не явился на первое заседание, потом пытался оспаривать размер алиментов. Но в итоге суд вынес решение в пользу Антонины. Брак был расторгнут, алименты назначены.
После оглашения решения Антонина вышла из здания суда и глубоко вздохнула. Свободна. Официально, юридически свободна от человека, который не смог её защитить.
Максим догнал её у выхода.
— Тонь, погоди.
Она остановилась, но не повернулась.
— Я хотел сказать… Прости. За всё. Я действительно был неправ.
Антонина обернулась. Максим выглядел постаревшим, усталым. Под глазами залегли тёмные круги, плечи ссутулились.
— Я знаю, — ответила она спокойно. — Но это уже не важно, Макс.
— Может, мы ещё сможем… Ну, не знаю, попробовать снова?
— Нет. Мы не сможем. Ты не изменился. Ты всё ещё живёшь с матерью?
Максим кивнул.
— Ну вот. Пока ты не научишься отстаивать свою позицию перед ней, ничего не изменится. А я не собираюсь снова становиться козлом отпущения.
— Но Миша… Он же должен расти с отцом…
— Миша будет расти в атмосфере любви и уважения. А ты всегда можешь с ним видеться. Мы же договорились о встречах.
Максим опустил голову.
— Ладно. Я понял.
Антонина развернулась и пошла к остановке. Оглядываться не стала. Эта глава её жизни была закрыта.
Следующие месяцы пролетели быстро. Антонина привыкла к новой жизни и даже начала получать от неё удовольствие. Работы становилось всё больше, репутация росла, клиенты рекомендовали её знакомым. Она стала брать заказы на книжные переводы — это было сложнее, но и оплачивалось лучше.
Миша рос и развивался. В семь месяцев он начал сидеть, в восемь — ползать. Антонина радовалась каждому его достижению, и теперь никто не портил эту радость язвительными замечаниями.
Максим исправно платил алименты и раз в неделю приезжал увидеться с сыном. Антонина не препятствовала встречам — всё-таки это его ребёнок. Но сама она с бывшим мужем почти не общалась.
Спустя полгода после развода Антонина сидела на кухне с чашкой кофе и смотрела в окно. За окном шёл снег, укрывая город белым одеялом. В соседней комнате спал Миша, из гостиной доносились голоса родителей, обсуждавших что-то по телевизору.
Антонина улыбнулась. Она была счастлива. По-настоящему, глубоко счастлива. Может, квартира у них была небольшая. Может, денег не всегда хватало на всё, что хотелось. Но зато здесь была любовь. Поддержка. Уважение.
Никто не называл её бездельницей. Никто не вырывал из рук продукты. Никто не унижал за каждую копейку, потраченную на ребёнка.
Мама заглянула на кухню.
— Тонь, ужинать будешь?
— Сейчас приду, мам. Только кофе допью.
Елена Сергеевна подошла и обняла дочь за плечи.
— Знаешь, я так рада, что ты ушла от них. Смотрю на тебя сейчас и на тебя тогдашнюю — две разные женщины. Ты снова живая.
Антонина прижалась к матери.
— Я тоже рада, мам. Это было самое правильное решение в моей жизни.
— А Миша как изменился! Раньше такой тревожный был, а теперь вон какой весёлый мальчик растёт.
— Да. Дети всё чувствуют. Он просто переживал, потому что я переживала.
Антонина допила кофе и встала. Заглянула в комнату к спящему сыну. Миша лежал на спинке, раскинув ручки, и тихо сопел. Щёчки розовые, ресницы длинные-предлинные.
Антонина поправила одеяло и тихо вышла. В душе была благодарность — за родителей, за их поддержку, за то, что у неё хватило сил уйти. Многие женщины остаются в токсичных отношениях годами, боясь перемен. А она решилась. И не пожалела ни разу.
Конечно, иногда бывало тяжело. Особенно финансово. Но Антонина верила, что со временем всё наладится. Она работала, развивалась, растила сына. И это было гораздо лучше, чем жизнь под постоянным прессом свекрови.
Вечером, когда все легли спать, Антонина ещё раз зашла к Мише. Посмотрела на спящего сына и прошептала:
— Мы справимся, малыш. У нас всё будет хорошо. Обещаю.
И она действительно верила в эти слова.
