«Я загляну через пару дней, Елена Викторовна. Держитесь», — Григорий Петрович, человек в белом халате с усталым лицом, аккуратно закрыл свой саквояж.
Пахнуло резко, больнично, смесью спирта и каких-то лекарств. Этот запах, казалось, въелся в саму душу.
Олег, ее муж, сидел, вжавшись в кресло. Он молчал, пока «врач» выносил вердикт. Дегенеративное заболевание. Прогрессирующее.
«Скоро понадобится кресло. А потом… постоянный уход», — слова доктора все еще висели в комнате, пропитанной антисептиком.
Григорий Петрович ушел. Дверь щелкнула.
Олег не посмотрел на Лену. Он встал и прошелся по комнате. Его дорогой одеколон отчаянно пытался перебить запах лекарств.
«Нам нужно быть практичными, Лена», — сказал он, глядя в окно, а не на нее.
Лена смотрела на его спину. Она ждала.
«Это… это серьезное изменение планов».
Он говорил о своих планах. О «рациональном» вложении их общих денег. О продаже ее дачи.
Лена молчала. Она знала, зачем затеяла этот спектакль.
Два месяца назад она наткнулась на папку в его ноутбуке. Папка называлась «V.I.».
В ней был не просто счет из отеля в Казани на имя Вероники Игоревны. Там был проект «соглашения о разделе», скриншоты риэлторских сайтов с ее дачей и циничный расчет «будущих активов».
Он не просто изменял. Он готовил почву для ухода, собираясь забрать половину квартиры (которая, увы, была куплена в браке) и все деньги с дачи.
Он — «прагматик» — просчитывал свой уход до мелочей. Его «любовь» была лишь инвестицией, которая перестала приносить доход.
Лена поняла, что у нее нет доказательств. Папка «V.I.» — это лишь черновики. На суде он скажет, что это «просто заметки», «теоретические расчеты».
Ей нужно было нечто большее. Ей нужно было действие. Доказательство его сути.
А «болезнь» стала ее отчаянным, последним контрударом.
Через неделю привезли инвалидное кресло. Олег помог занести его, но скривился, когда коснулся резиновых ободов.
Он поставил его в углу.
Начались долгие, тягучие дни.
Лена играла роль. Она отказалась от сиделки, которую «доктор» предлагал. «Я хочу, чтобы ты, Олег… только ты».
Она училась изображать слабость. Ей, сильной, независимой, это давалось тяжелее всего.
Олег терпел. Первую неделю он даже приносил ей еду, но делал это с таким лицом, будто приносил не тарелку, а требование.
«Я поем в кабинете. Мне нужно сосредоточиться. Обдумать наше… положение».
Лена медленно крутила колеса. Ей нужно было играть свою роль до конца.
Шла вторая неделя. Запах лекарств стал настоящим. Лена специально разливала валерьянку и мазала суставы жгучей мазью — для атмосферы.
Олег становился все раздражительнее.
«Ты… ты уверена, что тебе это нужно? Может, попробуем то лекарство?» — он искал быстрое решение.
«Григорий Петрович сказал, что это неизлечимо, Олег. Только уход».
Его «прагматичный» мозг не мог смириться с задачей, у которой не было «решения». Только «процесс».
На третьей неделе он сломался.
Он объявил, что ему нужно «проветриться».
«Никита зовет. Мне нужно… отвлечься. Ты же понимаешь, на меня столько навалилось. Я просто… вымотан. Эмоционально».
Он тщательно выбирал рубашку. Лена смотрела, как он, здоровый, сильный, жалуется на «вымотанность» ей, сидящей в кресле.
«Олег», — тихо позвала она. «Ты… ты совсем меня не видишь?»
Он замер. Медленно обернулся. Его лицо было не грустным. Оно было злым.
«А что я должен видеть, Лена? Что?»
«Я боюсь».
Это была последняя попытка. Вдруг папка «V.I.» — просто черновик, злая шутка? Вдруг он сейчас опомнится?
Олег дернул плечом. Его «прагматизм» трещал по швам, обнажая брезгливость.
«Боишься? А я чего должен? Радоваться? Вся моя жизнь теперь летит к черту!»
Его голос сорвался.
«Я не буду сидеть с калекой!»
Он выпалил это громко.
«Я не подписывался на это! Я молодой, я жить хочу, а не горшки за тобой выносить! Я не собираюсь сажать свою жизнь в это проклятое кресло!»
Он указал на нее. На кресло.
Лена смотрела на него. Три недели. Три недели она ждала. И вот, дождалась.
Идеалистка, верившая, что можно ошибиться, умерла.
Она молча достала телефон. Набрала короткое сообщение Григорию Петровичу.
«Приезжайте. Время».
Олег этого не заметил. Он уже швырял вещи в спортивную сумку. Он не просто «проветриться» шел. Он уходил.
«Я поживу у Никиты. Нам надо все обдумать. Отдельно. Так будет… рациональнее».
Раздался звонок в дверь.
«Кого еще там принесло?» — раздраженно рявкнул Олег.
На пороге стоял Григорий Петрович. Все тот же саквояж.
«Олег… Сергеевич? Я пришел обсудить… детали ухода».
Олег схватил свою сумку.
«Нечего обсуждать, доктор. Я ухожу. Скажите ей сами, что это… это не жизнь. Это обуза».
Лена посмотрела на мужа. Потом на «доктора».
Григорий Петрович едва заметно улыбнулся.
И тогда Лена, медленно, с усилием упираясь в подлокотники, встала.
Она выпрямилась.
Сумка выпала из рук Олега. Он смотрел на нее во все глаза.
«Лена? Как?.. Что это?»
Лена сделала шаг. Потом еще один.
«Плохой из тебя муж, Олег. Но и Григорий Петрович — не врач».
Она подошла к окну, отдернула штору.
«Григорий Петрович Соколов», — представился «врач», снимая очки. «Актер областного театра. Я наняла его».
Олег мотал головой. Он не мог собрать реальность воедино.
«Актер?.. Наняла?.. Ты… ты здорова?»
«Теперь — абсолютно», — спокойно ответила Лена.
«Но… зачем?»
«Это была проверка, Олег. И ты ее провалил».
Олег смотрел на нее, и его шок, его растерянность… они прошли.
Он не схватился за голову. Он не закричал «сумасшедшая».
Он… улыбнулся. Холодно, одними губами. Его «прагматичный» мозг перезагрузился и оценил новую диспозицию.
«Актер», — протянул он, глядя на Григория Петровича. «Занятно. Сколько?»
«Я, пожалуй, пойду», — деликатно сказал Григорий Петрович. «Счет я вам выслал, Елена Викторовна. Рад был помочь».
Он кивнул и вышел.
Олег так и стоял посреди комнаты. Он не поднял сумку.
Он прошел вглубь квартиры. Сел на диван. Их диван.
«Ты ведь собрал вещи», — сказала Лена, указывая на сумку у порога.
«Я передумал», — спокойно ответил он.
«Что?»
«Я никуда не пойду. Это и моя квартира тоже. По документам — мы собственники в равных долях. Ты забыла?»
Лена не забыла. Она на это и рассчитывала.
«Ты здесь не останешься, Олег».
«Останусь. И знаешь, что, Лена?» — он наклонился вперед, его глаза были холодными и злыми. — «Ты думаешь, ты самая умная? Ты думаешь, ты «проверила» меня?»
«Я знаю, что я увидела».
«Ты ничего не увидела. Ты, Лена, только что совершила главную ошибку в своей жизни».
Он встал и подошел к ней. Близко.
«Ты разыграла спектакль. Три недели. Ты наняла актера. Ты лгала мне, имитируя болезнь. Ты… ты больная. Но не телом. Головой».
Лена отступила на шаг.
«Уходи, Олег».
«Я никуда не уйду. Я вызову тебе… знаешь, кого? Психиатра. Я подам в суд. И любой суд, узнав, что ты месяц устраивала такое, признает тебя… «недееспособной в принятии решений». Ты же сама собираешь на себя компромат».
Он рассмеялся.
«Ты только что дала мне все козыри. Ты хотела поделить имущество? Отлично. Я получу все».
Он указал на нее пальцем.
«Потому что ты «сумасшедшая». А я — «пострадавший муж», который до последнего «терпел»».
Вот он. Его настоящий «прагматизм». Он мгновенно перестроил тактику. Он не жертва. Он — игрок, получивший на руки джокера.
«Ты не докажешь», — прошептала Лена, но голос дрогнул.
«Докажу! У меня есть свидетель!» — он кивнул на дверь, за которой скрылся актер. — «Этот… Григорий. Я найду его. И он расскажет, как ты платила ему за этот цирк. Он подтвердит твое… состояние».
Он думал, что выиграл. Он уже подсчитывал активы.
«Ты все рассчитал, Олег. Опять», — Лена подошла к своему столу.
Она достала оттуда папку. Ту самую. «V.I.»
Она бросила ее на стол.
«Что это? Твои рисунки?» — усмехнулся он.
«Это твой план. Тот, который ты составил до моей «болезни»».
Она открыла папку.
«Вот счет на Веронику Игоревну. Вот твой проект «соглашения о разделе», где мне не остается ничего. А вот…»
Она достала диктофон.
«Что это?» — его улыбка дрогнула.
«Это… запись. Того, что ты сказал десять минут назад».
Она нажала кнопку.
Раздался его собственный, дребезжащий от злости голос: «…Я не буду сидеть с калекой! Я не подписывался на это!..»
Олег рванулся к диктофону, но Лена отдернула руку.
«А теперь, Олег, слушай внимательно. Ты сейчас уйдешь. Ты оставишь мне свою долю квартиры. Ты забудешь про дачу. А я… я забуду про папку «V.I.» и про эту запись».
Он смотрел на маленький черный прибор, как на змею.
«Ты… ты…»
«Я тоже прагматик, Олег. Просто я играла вдолгую. Я знала, что ты вернешься. Я знала, что ты начнешь угрожать. Ты всегда был предсказуем в своей жадности».
Она подошла к двери. Подняла его сумку.
«Уходи. Иначе эта запись… и вся папка «V.I.»… лягут на стол твоему начальству. И Веронике Игоревне. Думаю, ей будет интересно узнать, что ее «будущее» ты строил на мои деньги».
Он смотрел на нее с чистой, незамутненной ненавистью.
«Ты думаешь, ты выиграла? Ты думаешь, эта запись что-то доказывает, кроме того, что ты…»
«Она доказывает мотив, Олег. Мотив для развода. И твоего «прагматизма»».
Он выхватил сумку у нее из рук.
«Ты пожалеешь, Лена. Это еще не конец».
«Это конец, Олег. Этой жизни — конец».
Он вылетел на площадку, хлопнув дверью так, что стены содрогнулись.
Лена закрыла дверь и повернула ключ в замке.
Она прислонилась к двери. Адреналин отхлынул, оставляя ее дрожать.
Она выиграла. Но какой ценой?
