— Егорушка, а мы тебя заждались! — Настя выпорхнула навстречу мужу, стоило лишь ключу Егора провернуться в замке. Её улыбка была неестественно широкой, а глаза сияли так, словно она только что выиграла в лотерею, или, что вернее, затаила нечто подобное. Рядом, подпирая дверной косяк, стояла Тамара Игоревна, мама Насти, и на её лице отражалось то же подозрительное радушие.
Егор, уставший после двенадцатичасового рабочего дня кредитного аналитика, лишь устало кивнул. Его мозг, привыкший к цифрам, рискам и процентным ставкам, уже работал на пределе. Единственное, чего он сейчас хотел – это снять галстук, ослабить узел на шее, который, казалось, душил его весь день, и погрузиться в тишину своего кресла с какой-нибудь толстой книгой или хотя бы просто откинуться на спинку, закрыв глаза. Но атмосфера в прихожей не сулила ни тишины, ни отдыха. Настя слишком сладко щебетала, Тамара Игоревна слишком пристально его разглядывала, а воздух, казалось, был пропитан запахом какой-то невысказанной, но настойчивой просьбы.
— Проходи, проходи скорее! — продолжала Настя, не давая ему снять туфли и даже толком поставить портфель. — У нас сегодня такой замечательный ужин! Специально для тебя!
Егор бросил взгляд в сторону кухни – на столе, который обычно служил импровизированной рабочей поверхностью, сейчас была накрыта почти праздничная скатерть. Даже свечи, казалось, ждали своего часа, спрятавшись за вазой с фруктами. Несколько странно для будничного вечера, когда оба они обычно довольствовались чем-то быстрым и необременительным. Тамара Игоревна обычно навещала их по выходным, а тут – вторник. И все эти приготовления… Егор, чья профессиональная деформация заключалась в постоянном поиске скрытых мотивов, ощутил лёгкое беспокойство.
— Что-то случилось? — спросил он, пытаясь расстегнуть воротник рубашки.
— С чего ты взял? — наигранно удивилась Тамара Игоревна, тут же обнимая его и целуя в щёку. Егор едва не поперхнулся: теща редко проявляла такую нежность, обычно её прикосновения были весьма дозированными и скорее напоминавшими обряд. — Просто захотелось порадовать зятя после тяжёлой недели! Мы же знаем, как ты устаёшь!
Егор мысленно поправил её: неделя только началась. Но спорить не стал. Он привык к театральным паузам и недомолвкам в их доме. Слишком много было в их семейной жизни «сюжетов», когда за нарочитой заботой скрывалось нечто гораздо более сложное и обременительное. Он прошёл на кухню, окинул взглядом стол, на котором выстроились аппетитные блюда – всё, что он обычно любил. Слишком много любимых блюд.
Ужин проходил в почти идеальной атмосфере. Настя щебетала о своих успехах на работе, Тамара Игоревна рассказывала забавные истории из жизни соседей. Они вдвоём создавали вокруг Егора плотный кокон из позитива, не давая ему вставить ни слова о своём дне, о своих проблемах, о своих усталости. Ему казалось, что он попал в какую-то изощренную ловушку, где приманкой служила его любимая еда и фальшивые улыбки. Он ел, пытаясь разгадать загадку, которая витала в воздухе. Он чувствовал, что они что-то затеяли. И это «что-то» не сулило ему ничего хорошего. Его аналитический мозг уже начал выстраивать цепочки возможных событий, от самых безобидных до самых катастрофических.
Когда ужин был закончен, и Егор уже предвкушал, как наконец сможет отстраниться, Настя встала из-за стола, её улыбка стала ещё шире, если это вообще было возможно.
— Егорушка, тут такое дело! — защебетала она, её голос напоминал колокольчик, предвещающий неминуемое. — Мамочка решила свой талант… реализовать!
— Какой талант? — Егор, допивая чай, машинально поднял бровь. Талантов у Тамары Игоревны было много, и все они, как правило, оставались нереализованными, зато требовали значительных финансовых вливаний на старте.
— Ну как же! Мой кондитерский талант! — Тамара Игоревна, наконец, включилась в диалог, её глаза загорелись нездоровым огнём. Она, наконец, получила возможность выйти из тени и стать главной героиней. — Все же говорят, что мои тортики – просто объедение! Что я просто обязана открыть своё дело! Кондитерская на дому, представляешь?
Егор медленно поставил чашку на блюдце. Вот оно. От него, как кредитного аналитика, не укрылся масштабный замысел, который витал в воздухе. Он уже видел эти кривые эклеры на грязном противне, которые она иногда приносила. Это были не просто эклеры, это были символы её неорганизованности, её нежелания доводить дело до конца, её вечной надежды на то, что кто-то другой всё сделает за неё.
— И что, это требует от меня чего-то, кроме похвалы? — Егор попытался сохранить нейтральный тон, но в его голосе прозвучала лёгкая ирония.
Настя тут же подхватила:
— Нужен только стартовый капитал, Егорушка! Самый минимум! Мамочка уже всё продумала! Она посчитала!
— Посчитала? — Егор усмехнулся. Для человека, который «считает», Тамара Игоревна была удивительно далека от мира цифр. Её «расчёты» обычно сводились к максимальному количеству желаемого и минимальному количеству необходимого.
Настя, проигнорировав его иронию, протянула ему папку. Папка была не из дешёвых, видимо, куплена специально для этого «важного» момента. На ней красовался логотип одного из коммерческих банков.
— Тебе просто нужно подписать поручительство, — сказала она, её глаза засияли ещё ярче, предвкушая лёгкую победу. — Это формальность! Банк требует. Ну, ты же понимаешь, мама же безработная, у неё нет стажа…
Егор, работавший кредитным аналитиком, взял папку. В его руках она показалась ему тяжелее, чем должна быть. Он медленно открыл её. Первое, что бросилось в глаза, – сумма. Сумма с шестью нулями. Шесть нулей. Для «кондитерской на дому». Он почувствовал, как напряжение, которое он пытался сдержать весь вечер, начинает нарастать.
— Бизнес-план есть? — спокойно спросил он, его голос был сухим, почти безжизненным. Он пролистал страницы, вглядываясь в детали, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы оправдать эту астрономическую сумму.
— Зачем план? — Тамара Игоревна махнула рукой, отмахиваясь от этих ненужных формальностей. — Я и так всё знаю! Я чувствую, что это будет золотая жила! Мои эклеры… мои тортики…
Егор поднял взгляд от документов, его глаза встретились с её горящими, но совершенно пустыми глазами. Он видел там лишь инфантильное желание лёгких денег, подкреплённое слепой верой в собственный «талант», который никто, кроме неё, не подтверждал. Никаких расчётов, никаких маркетинговых исследований, никакого анализа рынка. Просто «я чувствую».
Он закрыл папку. Щелчок застежки прозвучал в повисшей тишине, как выстрел. Настя и Тамара Игоревна замерли, их улыбки застыли на лицах, словно маски.
— Понятно, — сказал Егор, его голос был холодным, как лед. Он не кричал, не ругался. Просто констатировал факт, который для него, как для кредитного аналитика, был очевиден. — Подписывать я ничего не буду. Потому что этот бизнес закончится тем, что я буду выплачивать этот кредит из своей зарплаты.
Он встал из-за стола, оттолкнув стул. Шум стула, скользящего по полу, показался оглушительным в этой мёртвой тишине.
— И Настя, — Егор повернулся к жене, его взгляд был лишен тепла и какого-либо понимания. — Раз уж твоя мама такой талантливый бизнесмен, может, ты переедешь к ней и станешь её финансовым директором. У меня дома места для стартаперов больше нет.
— Что значит «места нет»? — Настя вскочила, её глаза вспыхнули. Фальшивая сладость испарилась мгновенно, уступив место искреннему возмущению. — Ты серьёзно? Ты вот так просто отказываешь? Ты не веришь в меня? В маму?
Егор спокойно опустился обратно в кресло, скрестив руки на груди. Его поза излучала незыблемую уверенность, граничащую с холодным равнодушием. Он не собирался вступать в эмоциональные перепалки. Его оружием была логика, подкреплённая фактами.
— Настя, дело не в вере, — ответил он, его голос был ровным, как поверхность гладкого озера. — Дело в реальности. Я видел «бизнес» твоей мамы. Я видел эти три эклера, которые она принесла в прошлый раз. Если бы я был кредитным аналитиком, оценивающим риски, я бы выставил этой «кондитерской» самую высокую оценку ненадёжности. А теперь, когда речь идёт о сумме с шестью нулями, я вообще не могу рассматривать это как инвестицию. Это самоубийство.
— Самоубийство? — Тамара Игоревна, которая до этого сидела, притихнув, теперь тоже вскочила. Её лицо, ещё недавно излучавшее радушие, исказилось от негодования. — Ты смеешь говорить так о моём таланте? Ты, который сам сидишь в офисе, перекладывая бумажки? Ты, который ничего не понимает в творчестве, в искусстве создания прекрасного?
— Я понимаю в финансах, Тамара Игоревна, — спокойно парировал Егор, его взгляд был прикован к теще. — И моя работа заключается в том, чтобы видеть, где деньги обречены на провал. А ваш «талант» — это не более чем хобби, которое вы хотите превратить в мою головную боль и мой финансовый крах. Вы сами никогда не доводили ничего до конца. Помните, когда вы решили открыть курсы кройки и шитья? Купили дорогущую швейную машинку, которая до сих пор пылится на балконе? А потом были уроки итальянского, которые закончились через неделю, потому что «слишком сложно»? Или тот «интернет-магазин» сувениров, на который вы закупили кучу ненужных безделушек?
Он обвёл взглядом комнату, словно перечисляя призраков всех этих несостоявшихся бизнес-проектов.
— Это всё требовало вложений, Тамара Игоревна. И эти вложения всегда были моими, или, по крайней мере, общими. А теперь вы хотите, чтобы я стал личным спонсором вашего очередного, заведомо провального начинания. Я этого делать не буду.
— Ты жадный! — вскрикнула Настя. — Ты просто не хочешь, чтобы мы были успешными! Ты хочешь, чтобы мы вечно зависели от тебя!
— Я хочу, чтобы вы были финансово ответственными, — поправил Егор. — Я хочу, чтобы мы жили в реальности, а не в ваших фантазиях. Я работаю, я зарабатываю деньги. И я не собираюсь их тратить на то, что обречено на провал. Это не жадность, Настя, это здравый смысл.
— Здравый смысл? — Тамара Игоревна презрительно фыркнула. — Это твоё оправдание, чтобы держать нас в ежовых рукавицах! Ты боишься, что если я стану независимой, то ты потеряешь контроль! Тебе нравится, что мы от тебя зависим!
— Мне нравится, когда мы живём по средствам, — ответил Егор, его голос стал чуть твёрже. — И когда мои деньги не тратятся на воплощение чьих-то нереалистичных амбиций. Ваш «бизнес-план» – это ваше желание получать деньги, ничего для этого не делая. А моё «кредитное анализирование» – это моя работа, где я вижу, какие проекты обречены, а какие нет. И ваш проект — обречён.
— Ты нас унижаешь! — Настя перешла на крик. — Ты считаешь нас ничтожествами!
— Я считаю, что вы ведёте себя инфантильно, — Егор не повышал голоса, но каждое его слово звучало как приговор. — Вы взрослые женщины, и вы должны понимать, что за каждым «бизнесом» стоит работа, вложения, риски. А не просто «я хочу, и всё». Вы хотите получить кредит на сумму, которая может испортить мою кредитную историю и лишить нас возможности получить ипотеку в будущем. И ради чего? Ради того, чтобы вы могли печь тортики дома?
— Это не просто тортики! — взорвалась Тамара Игоревна. — Это искусство! Это возможность дать людям радость! Ты не понимаешь! Тебе этого не дано!
— Я понимаю, что искусство не оплачивает кредиты, — Егор встал. Его спокойствие, казалось, ещё больше раздражало их. — И когда я говорю, что не буду поручителем, я имею в виду именно это. Не буду. И точка.
Он прошёл в гостиную, намереваясь наконец-то отдохнуть, но его тут же настигла Настя.
— Ты не можешь так поступить! — её голос дрожал, но это была не та дрожь, которая вызывала у него сочувствие. Это была дрожь гнева и отчаяния. — Ты не можешь просто вот так всё разрушить!
— Я ничего не разрушаю, — Егор обернулся. — Я просто отказываюсь спонсировать ваше самообман. Вы хотите быть бизнесменами? Отлично. Начните с малого. Ищите инвесторов, которые готовы рискнуть. А я своим семейным бюджетом рисковать не намерен.
— Ты предлагаешь мне стать поручителем по кредиту на бизнес твоей мамы? На её «кондитерскую на дому»? Настя, я вчера видел этот «бизнес»! Три кривых эклера на грязном противне! Это не бизнес, это хобби! И я за него платить не буду!
Эта фраза, сказанная им с абсолютной холодной уверенностью, стала тем катализатором, который превратил любое подобие нормального разговора в настоящую бурю. Улыбки исчезли окончательно. Фасад любезности рухнул, обнажив скрытые за ним обиды, разочарования и взаимные претензии.
Фраза про три кривых эклера на грязном противне повисла в воздухе, словно дым от погасшей сигареты — едкий, неприятный и медленно заполняющий всё пространство. Настя замерла с полуоткрытым ртом, её лицо медленно заливала краска унижения. Но Тамара Игоревна, в отличие от дочери, не растерялась. Её лицо, наоборот, утратило всякое выражение, превратившись в холодную, непроницаемую маску. Первоначальный шок сменился ледяным, сосредоточенным гневом. Она поняла, что логика и давление здесь бессильны. Пришло время для другого оружия.
— Ты… ты не посмеешь! — Тамара Игоревна, забыв обо всём, бросилась к Егору, её руки, казалось, были готовы вцепиться в его пиджак. — Ты просто хочешь унизить меня! Ты никогда меня не любил! Ты всегда меня ненавидел!
Егор отстранился, его взгляд был стальным. Он уже давно научился не реагировать на эти эмоциональные выпады. Любые попытки вывести его из себя были бесполезны. Он видел, что его спокойствие и аргументация действуют на них как красная тряпка на быка.
— Тамара Игоревна, я никого не ненавижу, — спокойно ответил он, стараясь не повышать голоса, но каждое его слово звучало веско. — Я просто констатирую факты. Ваша «кондитерская» – это не бизнес-проект, это ваш очередной каприз. А капризы я оплачивать не собираюсь. Особенно, когда речь идёт о суммах, которые могут подорвать наше финансовое благополучие.
— Семейное благополучие? — Настя, стоявший рядом, вцепилась в его слова, как утопающий за соломинку. — Ты говоришь о семейном благополучии, когда отказываешь в поддержке моей матери? Когда говоришь, что её талант – это «три кривых эклера»? Ты знаешь, как это больно слышать? Ты знаешь, как это обидно?
— Я знаю, что такое ответственное финансовое планирование, — парировал Егор. — И я знаю, что такое реальный бизнес-план. А то, что вы мне подсунули, — это не более чем мечта о лёгких деньгах. Вы хотите, чтобы я поручился за кредит, который вы, скорее всего, не сможете выплатить. И тогда вся ответственность ляжет на меня. Моя зарплата, моя кредитная история, наша будущая ипотека – всё это будет под угрозой. Из-за ваших «искусства» и «таланта».
— Ты всегда был таким! — взорвалась Тамара Игоревна. — Всегда был занудой, который всё просчитывал! Никогда не умел рисковать! Никогда не понимал, что в жизни главное – это мечты! А ты просто хочешь, чтобы мы вечно сидели в этой серой коробке, перебирая твои бумажки!
— Я не хочу, чтобы мы оказались на улице, потому что кто-то решил поиграть в «предпринимателя», — ответил Егор. — Мечты – это прекрасно, но они должны быть подкреплены реальностью. А ваша реальность – это долги, которые придётся выплачивать мне. Вы думаете, я хочу видеть, как моя жена и её мать, вместо того чтобы работать и зарабатывать, постоянно ищут, на кого бы повесить свои финансовые проблемы?
— Ты нас оскорбляешь! — Настя, её голос срывался. — Ты говоришь, что мы никчемные! Что мы ничего не умеем!
— Я говорю, что вы не хотите брать на себя ответственность, — Егор смотрел ей прямо в глаза. — Вы хотите, чтобы кто-то другой решал ваши проблемы. И этим «кем-то» всегда оказывался я. И в этот раз я отказываюсь. Я не буду поручителем. И точка.
— Ты просто завидуешь! — Тамара Игоревна, пытаясь сдержать слезы, говорила сквозь зубы. — Ты завидуешь, что у меня есть такой талант, который ты никогда не сможешь оценить! Ты боишься, что если я стану успешной, то ты потеряешь свою власть!
— У меня нет власти над вами, — Егор покачал головой. — У меня есть ответственность за свою семью. И эта ответственность не включает в себя оплату чужих провальных проектов. Вы хотите начать свой бизнес? Отлично. Начните с малого. Накопите сами. Найдите инвестора, который готов пойти на такой риск. А я не готов.
— Так ты предлагаешь мне стать поручителем по кредиту на бизнес твоей мамы? На её «кондитерскую на дому»? — Егор, уже чувствуя, как теряет терпение, повернулся к Насте. Его голос звучал как удар хлыста. — Настя, я вчера видел этот «бизнес»! Три кривых эклера на грязном противне! Это не бизнес, это хобби! И я за него платить не буду!
Эта фраза, произнесенная с абсолютной холодной уверенностью, стала тем самым ударом, который окончательно разрушил хрупкое подобие мира между ними. Настя вздрогнула, словно от пощёчины. Тамара Игоревна, её лицо стало мертвенно-бледным, отступила на шаг.
— Ты… ты ничего не понимаешь! — прошептала Настя, её голос дрожал, но не от страха, а от ярости. — Ты просто не хочешь, чтобы мы были счастливы! Ты эгоист!
— Я не эгоист, — ответил Егор, его взгляд был прикован к Насте. — Я просто хочу сохранить то, что у нас есть. Я не хочу рисковать нашим будущим из-за ваших иллюзий. Вы хотите заниматься кондитерской? Занимайтесь. Но делайте это за свой счёт. И не пытайтесь втянуть меня в это.
— Ты нас унизил! — прокричала Тамара Игоревна, её голос был полон боли и злости. — Ты сказал, что мы ничтожества!
— Я сказал, что ваш «бизнес» — это хобби, а не бизнес, — Егор продолжал говорить спокойно, но в его голосе появилась стальная нотка. — И я не буду платить за ваше хобби. Я имею на это полное право. И это не унижение, это просто констатация факта.
Он повернулся и медленно вышел из кухни, оставив их вдвоём, в тишине, которая казалась оглушительной после всей этой словесной перепалки. Он знал, что этот разговор не закончится ничем хорошим. Он знал, что теперь их отношения, и без того напряженные, достигли критической точки. Он отказался играть по их правилам, и теперь им придётся либо смириться, либо попытаться найти другой способ надавить на него. Но Егор был готов. Он уже давно просчитал все возможные варианты развития событий. И этот — был одним из них.
Фраза про три кривых эклера на грязном противне не просто повисла в воздухе — она взорвалась, разметав последние остатки семейной иллюзии. Настя смотрела на мужа так, будто видела его впервые. Не уставшего клерка, не ворчливого, но в целом надёжного партнёра, а чужого, холодного человека, способного на выверенную, точную жестокость. Тамара Игоревна, напротив, словно обрела второе дыхание. Её лицо из маски обиды превратилось в лицо бойца, готового идти до конца.
— Грязный противень… — прошипела она, делая шаг вперёд. Её голос был низким и полным яда. — Ты смеешь говорить о грязи? Ты, который приходит с работы и садится в своё кресло, как истукан? Ты думаешь, чистота сама собой появляется? Еда сама себя готовит? Ты хоть раз поинтересовался, сколько сил уходит на то, чтобы твой идеальный мир существовал? Нет! Ты только считаешь свои деньги и указываешь нам на наше место!
Егор не отступил. Он спокойно встретил её взгляд, и в его глазах не было ни вины, ни сожаления. Он перевёл взгляд на Настю.
— И ты с этим согласна? Считаешь, что я сижу истуканом, пока вы создаёте вокруг меня уют? Настя, ты работаешь три дня в неделю до обеда. Твоя мама приходит сюда как к себе домой, оставляя после себя горы немытой посуды и ощущение хаоса. Уют? Вы называете это уютом?
— Мы создаём атмосферу! — выкрикнула Настя, её лицо исказилось. — А ты её разрушаешь своим занудством! Своей мелочностью! Тебе жалко денег на мечту! Ты просто боишься, что мама станет успешной и тебе больше некем будет помыкать!
— Помыкать? — Егор усмехнулся, но смех получился безрадостным, сухим, как треск сухого дерева. Он медленно обвёл взглядом гостиную. Его взгляд зацепился за дорогую швейную машинку, укрытую чехлом в углу. Затем — за стопку книг на итальянском, покрытых пылью, на полке. За коробки с неиспользованными материалами для мыловарения, видневшиеся на балконе. Он смотрел на эти артефакты их совместной жизни не как на воспоминания, а как на замороженные активы, убыточные вложения.
И в этот момент что-то в нём окончательно переключилось. Муж и зять исчезли. Остался только кредитный аналитик, проводящий финальный аудит безнадёжного проекта под названием «семья».
— Хорошо, — произнёс он совершенно ровным, лишённым всяких эмоций голосом. — Давайте прекратим этот непродуктивный обмен мнениями и перейдём к фактам. Вы обе обвиняете меня в жадности и чёрствости. Давайте я просто проведу анализ вашей… деятельности. Тамара Игоревна, за последние пять лет вы инициировали семь «бизнес-проектов». Курсы шитья, уроки итальянского, мыловарение, изготовление бижутерии, онлайн-блог о кулинарии, разведение фиалок и, наконец, «кондитерская на дому». Суммарные убытки по всем этим направлениям, учитывая закупку оборудования и материалов, составили примерно… — он на секунду задумался, — около двух моих годовых премий. Ни один из проектов не просуществовал дольше трёх месяцев и не принёс ни копейки прибыли. Это не бизнес. Это серийное уничтожение ресурсов.
Он говорил так, будто зачитывал отчёт на совете директоров. Каждое слово было взвешено и било точно в цель. Тамара Игоревна открыла рот, чтобы возразить, но не нашла слов. Цифры и факты были неумолимы.
— Теперь ты, Настя, — Егор повернулся к жене, и в его взгляде не было ни капли тепла. — Твоя роль в этом… тандеме — это роль лоббиста. Ты не генерируешь идеи, но ты активно проталкиваешь их, используя эмоциональный шантаж и апеллируя к моим «супружеским обязанностям». Ты — менеджер по продвижению заведомо провальных стартапов. Твоя основная функция — убедить инвестора, то есть меня, вложиться в очередной мыльный пузырь. При этом сама ты не несёшь никакой финансовой ответственности. Твоя зарплата уходит на платья и косметику, пока я закрываю основные расходы и покрываю убытки от ваших «начинаний».
Он сделал паузу, давая своим словам впитаться в тишину комнаты. Настя стояла бледная, как полотно. Она привыкла к его ворчанию, к спорам, но она никогда не сталкивалась с таким холодным, беспощадным анализом их жизни.
— Итак, что мы имеем в итоге? — продолжил Егор, его голос был абсолютно ровным. — Мы имеем неэффективный семейный юнит. Один работающий актив — это я. И два пассива, которые постоянно генерируют убытки и требуют новых, необоснованных инвестиций. Любой здравомыслящий управляющий в такой ситуации примет единственно верное решение — ликвидацию проекта, чтобы минимизировать дальнейшие потери.
— Ты… ты нас с вещами сравниваешь? С активами и пассивами? — еле слышно проговорила Настя.
— Я сравниваю вашу модель поведения с провальной бизнес-моделью. Потому что вы сами перевели наши отношения в плоскость «ты нам должен», — отрезал Егор. Он подошёл к журнальному столику, взял папку с банковскими документами и демонстративно разорвал её пополам. Затем ещё раз. Куски плотной бумаги с шестью нулями в графе «сумма кредита» беззвучно посыпались на ковёр.
— Так вот мой окончательный вердикт, — сказал он, глядя поочерёдно на застывшую жену и окаменевшую тёщу. — Инвестиционный раунд закрыт. Проект под названием «Мамин бизнес за мой счёт» официально ликвидирован. А поскольку вы обе считаете меня тираном, занудой и главным препятствием на пути к вашему успеху, я предлагаю вам оптимальное бизнес-решение.
Он выдержал паузу, наслаждаясь произведённым эффектом.
— Тамара Игоревна, вы собираете свои вещи и возвращаетесь к себе. Настя, ты, как главный менеджер и идейный вдохновитель, переезжаешь к ней. Будете вместе составлять бизнес-планы, печь эклеры и искать нового инвестора. Моя жилплощадь и мои ресурсы больше не являются вашей стартовой площадкой. Считайте это принудительным разделением активов. Срок на сборы — до конца недели…
