Лариса проснулась от звука закипающего чайника. Голова всё ещё кружилась — остаточное явление после той проклятой простуды, которая свалила её три недели назад. Врачи говорили, что это была не просто простуда, а какой-то злобный вирус, который выбил её из колеи на целых две недели. Она похудела на пять килограммов, и теперь, глядя на себя в зеркало, видела не ту энергичную женщину, которой привыкла быть, а бледную тень с синяками под глазами.
— Ларис, ты уже встала? — донёсся из кухни голос Игоря. — Я кофе сварил.
Она натянула халат и вышла. Муж сидел за столом, помешивая чай в чашке, и выглядел подозрительно оживлённым для восьми утра субботы.
— Слушай, я вчера Серёге звонил, — начал он, не поворачиваясь. — Помнишь Серёгу Викторова? Ну, с которым я в институте учился. Он в Москву приехал на неделю, я его сто лет не видел. Думаю, давай пригласим их сегодня вечером. Он с женой.
Лариса почувствовала слабость в ногах. Не успела она открыть рот, как Игорь продолжил:
— И Лёху с Таней тоже позову. Давно не собирались все вместе. Нормально будет, посидим, поговорим.
— Игорь, — голос её прозвучал тише, чем она рассчитывала. — Я сегодня в поликлинику должна. На уколы. Мне курс назначили, помнишь? Я уже три пропустила на прошлой неделе, врач сказала, что нельзя так.
Он наконец обернулся, с улыбкой протягивая ей чашку кофе.
— Ну и перенеси на другой день. Один раз пропустишь — ничего страшного. Зато какой вечер будет!
— Игорь, я не могу перенести. Это курс. Его надо проходить по графику. У меня и так организм еле-еле восстанавливается.
Он поставил турку на стол с лёгким стуком.
— Лариса, ты серьёзно сейчас? Серёга раз в пятилетку приезжает. Это важно для меня. Ты же понимаешь.
— А для меня не важно своё здоровье восстановить?
— Да брось ты, — он махнул рукой. — О чём ты? Ты уже почти выздоровела. Пару уколов туда-сюда — разве это принципиально?
Лариса молча пила кофе, чувствуя, как горечь напитка смешивается с горечью в душе. Она знала этот сценарий наизусть. За двенадцать лет брака Игорь превратил их квартиру в проходной двор. Он обожал компании, застолья, разговоры до утра. И каждый раз это означало одно: она будет готовить. А потом убирать.
— Сделаем что-нибудь простое, — продолжал он уже более мягким тоном. — Ну, твой фирменный жульен, салатик какой-нибудь. Ты же это на раз делаешь.
«На раз» — если бы он знал. Жульен — это нужно почистить и нарезать грибы, плюс возня с соусом, плюс порционные кокотницы. Салат — ещё полчаса. А ведь нужно ещё горячее, закуски, десерт. Игорь искренне не понимал, что между «давай пригласим гостей» и тем моментом, когда все сидят за красиво накрытым столом, лежит многочасовой марафон на кухне.
— Я плохо себя чувствую, — попыталась она ещё раз. — У меня постоянная слабость. Я едва до магазина дохожу, а ты хочешь, чтобы я…
— Ларис, ну пожалуйста, — он сел рядом, взял её за руку. — Ну что тебе стоит? Ты же у меня волшебница. Все твои блюда обожают. Помнишь, как Танька в прошлый раз твой наполеон нахваливала? Говорила, что нигде такого не ела.
Вот она, старая песня. Комплименты вместо понимания. Лесть вместо заботы.
— А если я не хочу? — тихо спросила она.
Игорь отпустил её руку.
— То есть ты хочешь, чтобы я перед друзьями опозорился? Пригласил людей а на стол нечего поставить?
— Можно заказать еду. Или сходить в ресторан.
— Лариса, это же смешно, — он встал, начал ходить по кухне. — Зачем звать людей в квартиру, если заказывать еду? В этом же вся атмосфера. Домашний ужин, понимаешь? Не пластиковые контейнеры с доставкой.
Она смотрела на него и видела не мужа, а человека, для которого она была просто удобной функцией. Функцией гостеприимства. Производителем атмосферы.
— Мне в два часа на процедуры, — сказала она твёрдо. — Я не пропущу. Врач сказала, что это важно.
Лицо Игоря потемнело.
— Понятно. То есть ты выбираешь какие-то уколы вместо того, чтобы поддержать мужа. Отлично. Замечательно.
— Я выбираю своё здоровье!
— Да какое здоровье, Лариса! — он повысил голос. — Ты не умираешь! Это восстановительный курс, сама сказала. Один день пропустишь — ничего не случится. А я что, должен перед Серёгой оправдываться, что жена не захотела гостей принять?
Она встала из-за стола, чувствуя, как начинают дрожать руки.
— Ты понимаешь, что говоришь? Ты реально считаешь, что твои друзья важнее моего здоровья?
— Не надо так драматизировать, — он отвернулся к окну. — Я просто прошу тебя об одном вечере. Всего один вечер, Лариса. Неужели это так сложно?
В её горле встал ком. Она помнила все эти «один вечер». Их было десятки за эти годы. Дни рождения Игоря, его коллег, однокурсников. Годовщины встреч выпускников. Просто так, потому что давно не виделись. Каждый раз — «всего один вечер». И каждый раз она проводила часы на кухне, потом прибиралась до ночи, а утром — разбитая и измотанная — шла на работу.
— Знаешь что, — Игорь развернулся с решительным видом. — Я уже всех пригласил. Они придут. И будет очень неудобно, если ты сейчас устроишь бойкот. Подумай о том, как это выглядит.
— Как это выглядит? — переспросила она тихо.
— Да, как это выглядит! Что у меня жена, которая не может один раз войти в положение. Которая ставит какие-то уколы выше элементарного гостеприимства.
И тут что-то в ней сломалось и посыпалось вниз. Все эти годы покладистости, уступок, молчаливого принятия его правил игры. Все эти «давай пригласим», которые всегда означали «ты приготовишь». Все эти похвалы её кулинарным талантам, за которыми скрывалось простое использование.
— Я должна кормить твоих гостей в ущерб своему здоровью? — Голос её сорвался, и она почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. — Это то, что ты от меня хочешь?
Игорь замер, явно не ожидая такой реакции.
— Лариса, ну что ты…
— Нет! — она смахнула слёзы рукой, но они продолжали течь. — Ты послушай меня. Я три недели лежала с температурой сорок. Я думала, что умираю. Меня увезли на скорой, потому что я не могла дышать. Ты помнишь об этом вообще?
— Конечно помню, но…
— Я до сих пор не могу нормально ходить! У меня кружится голова, когда я встаю. Я задыхаюсь, поднимаясь по лестнице. Врачи говорят, что это серьёзные осложнения, что мне нужно восстанавливаться, что нельзя перегружаться. И ты, зная всё это, требуешь, чтобы я пропустила лечение ради того, чтобы целый день простоять у плиты?
— Я не требую…
— Требуешь! — она уже не могла остановить рыданий. — Ты ставишь меня в положение, когда я должна выбирать между своим здоровьем и твоими капризами. И называешь это «войти в положение». А в моё положение ты входить не собираешься?
Игорь растерянно смотрел на неё. Кажется, впервые за всё утро он действительно увидел её — бледную, исхудавшую, с трясущимися руками.
— Лариса, я не думал…
— Вот именно! Ты не думал. Ты никогда не думаешь. Тебе просто удобно иметь жену, которая превратит квартиру в ресторан по первому требованию. Которая встанет в пять утра, чтобы замариновать мясо для твоих друзей. Которая будет мыть гору посуды в три ночи, пока ты с друзьями коньяк распиваешь. И всё это не считается, да? Это просто такие мои обязанности?
— Я не так это воспринимаю…
— Нет, Игорь, именно так. Потому что если бы ты воспринимал это иначе, ты бы хоть раз спросил — а может, мне тяжело? А может, я устала? А может, сегодня не лучший день? Но ты не спрашиваешь. Ты просто сообщаешь, что придут гости, и всё.
Она прошла в спальню, начала собирать вещи в сумку. Игорь стоял в дверях, наблюдая за ней с недоумением.
— Ты что делаешь?
— Уезжаю к маме.
— Как это уезжаешь? Лариса, не глупи. Из-за чего весь этот спектакль?
Она обернулась к нему, и он невольно отступил на шаг — так ярко горели её глаза.
— Спектакль? Я валяюсь после болезни, мне нужно лечение, а ты считаешь свои посиделки важнее — и это спектакль? Знаешь что, Игорь? Принимай своих гостей сам. Готовь сам. Убирай сам. А я поеду туда, где обо мне хоть кто-то побеспокоится.
— Лариса, подожди…
Но она уже надевала куртку, брала сумку. На пороге обернулась:
— Жду от тебя извинений. Настоящих. Когда поймёшь, что был не прав.
Дверь закрылась, и Игорь остался один в квартире, которая внезапно показалась ему слишком большой и пустой.
Часы показывали половину шестого. Гости должны были прийти в семь. Игорь стоял посреди кухни и растерянно оглядывался по сторонам. Холодильник молчаливо таил в себе какие-то продукты, смысл и назначение которых были для него загадкой. Он открыл его, увидел пакеты с чем-то, контейнеры с чем-то ещё, овощи в ящике.
Сначала он думал, что Лариса вернётся. Просто остынет и вернётся, как обычно. Но прошёл час, второй, третий. Он звонил — она не брала трубку. Написал несколько сообщений — прочитано, но нет ответа.
А потом до него начало доходить. Он действительно наговорил ей гадостей. Он действительно потребовал от больной женщины пожертвовать лечением ради его удобства. И теперь через полтора часа к нему придут четыре человека, а он даже не знает, как включается духовка.
Игорь попытался вспомнить, что обычно делала Лариса. Она как-то легко, словно играя, порхала по кухне, и через несколько часов стол ломился от блюд. Но он никогда не вникал в процесс. Ел результат и хвалил её, считая, что этого достаточно.
Он открыл шкафчики, обнаружил десятки баночек со специями, названия которых ничего ему не говорили. Достал сковородку, налил масла, поставил на плиту. Что дальше? Взял куриную грудку из холодильника, положил на сковородку. Мясо зашипело, появился дымок. Он попытался его перевернуть, но оно прилипло к сковороде. Запахло гарью.
— Чёрт, — Игорь выключил плиту, уставился на жалкое зрелище на сковородке.
Он попробовал нарезать помидоры для салата. Нож не хотел резать кожицу, помидор расползался под ним кашей. Попытался натереть морковь — натёр костяшки пальцев вместе с морковью, выругался, бросил всё.
Время шло. Половина седьмого. Он в панике открыл интернет, начал искать рецепты простых блюд, но даже самые простые требовали ингредиентов, которые он не мог найти, или действий, смысл которых был ему неясен. «Бланшировать», «пассеровать», «припустить» — это всё был китайский язык.
В десять минут седьмого Игорь сдался. Открыл морозилку и обнаружил там своё спасение — три большие замороженные пиццы. Он включил духовку (наугад выбрав режим), с трудом разобрался с температурой и засунул туда все три пиццы на противнях.
Когда в дверь позвонили, он открыл, встречая гостей с неуверенной улыбкой.
— О, Серёга! Как долго не виделись! Проходите, проходите.
Серёга с женой, Лёха с Таней — все двинулись в квартиру, оглядываясь в поисках хозяйки дома.
— А где Лариса? — спросила Танья, снимая пальто.
— Она… того… — Игорь замялся. — Заболела немного. Отдыхает.
— Ой, бедняжка, — Танья посочувствовала. — А мы так хотели её увидеть.
Они прошли на кухню, и Игорь увидел их удивлённые взгляды. Никакого накрытого стола. Никаких салатов, закусок, красиво разложенных блюд. Просто пустой стол и запах разогревающейся пиццы из духовки.
— Слушайте, вы уж извините, — начал он, чувствуя, как краснеют уши. — Лариса действительно неважно себя чувствует, а я… Короче, я тут пиццу разогрел. Магазинную. Вот.
Повисла неловкая пауза. Серёга с женой переглянулись. Лёха явно пытался сдержать улыбку.
— Да ничего страшного, — наконец сказал Серёга. — Главное — компания.
Но атмосфера была уже не та. Игорь достал пиццы из духовки (одна подгорела, другая осталась холодной посередине), разрезал как придётся, разложил по тарелкам. Они ели, переговариваясь о чём-то неважном, но весь вечер был пропитан неловкостью. Никто не произнёс этого вслух, но все понимали — это был провал.
Скоро гости начали прощаться, ссылаясь на усталость и ранний подъём. Когда за ними закрылась дверь, Игорь опустился на диван и закрыл лицо руками.
Он сидел так минут двадцать, а потом взял телефон и набрал номер Ларисы. На этот раз она ответила.
— Лариса, — начал он, и голос его дрожал. — Мне очень жаль. Я полный идиот.
Молчание на том конце провода.
— Я пытался приготовить. Я правда пытался. Но у меня ничего не вышло. Я разогрел пиццы. Замороженные. Гости… Они ушли раньше времени. Вечер был ужасным.
— Игорь…
— Нет, дай мне договорить. Я никогда не понимал, сколько труда ты вкладываешь. Я думал, это легко. Что это просто… ну, такая милая женская забава. Готовить, накрывать на стол. Я не видел, что за каждым ужином стоят часы твоей работы. Твоих сил. Твоего времени.
Она молчала, и он продолжил:
— А сегодня я потребовал от тебя этого, когда ты больна. Когда тебе нужно лечиться. Я поставил свои хотелки выше твоего здоровья. Я вёл себя как эгоистичная свинья. Прости меня.
— Ты понял это, потому что не смог накормить гостей? — спросила она тихо. — Или потому что реально осознал, как ты со мной поступил?
Вопрос повис в воздухе, и Игорь задумался. Действительно — что его задело больше? Провал перед друзьями или боль в её глазах утром?
— И то, и то, — честно ответил он. — Но первое помогло понять второе. Я встал на твоё место на пару часов — и мне стало страшно. Потому что ты так живёшь годами. А я этого не видел.
— Знаешь, Игорь, — в её голосе была усталость. — Я двенадцать лет была удобной. Я готовила, когда ты хотел. Я улыбалась твоим друзьям, даже когда у меня раскалывалась голова. Я мыла посуду, когда ты уже спал после ваших посиделок. И ты никогда не благодарил меня по-настоящему. Ты просто принимал это как должное.
— Я знаю. И мне стыдно.
— Мне нужно время, — сказала она. — Чтобы подумать. Потому что сегодня ты перешёл черту. Ты не просто использовал меня — ты потребовал, чтобы я пожертвовала здоровьем ради твоего удобства. И это… Это очень больно, Игорь.
— Я понимаю. Я буду ждать. Сколько нужно.
— Может, через пару дней поговорим. Нормально поговорим.
— Хорошо. Выздоравливай. Пожалуйста.
Она положила трубку, а Игорь остался сидеть в тишине квартиры. Посмотрел на кухню, где на столе стояли грязные тарелки с остатками подгоревшей пиццы. Потом взгляд упал на полку с кулинарными книгами Ларисы, на её фартук, висящий на крючке, на множество мелочей, которые делали эту кухню её территорией. А он сюда заходил только затем, чтобы потребовать результат.
Он встал и начал мыть посуду. Медленно, неумело, но старательно. Это было малое, что он мог сделать. Но это было начало.
Лариса сидела в комнате своего детства, где мама оставила всё так же, как было двадцать лет назад. Плюшевый мишка на полке. Старые плакаты. Пианино в углу. Она смотрела на телефон, вспоминала разговор с Игорем.
Мама принесла чай, села рядом.
— Поговорила с ним?
— Да.
— И?
— Он извиняется. Говорит, что понял свою ошибку.
Мама помолчала, потом осторожно спросила:
— А ты ему веришь?
Лариса обхватила чашку руками, грея ладони.
— Не знаю, мам. Я хочу верить. Но знаешь… Он понял только тогда, когда сам попробовал. Только когда опозорился перед друзьями. А если бы этого не произошло? Он бы так же извинялся?
— Но он же извинился. Это важно.
— Важно. Но достаточно ли? — Лариса посмотрела на мать. — Я двенадцать лет ждала, что он увидит меня. Настоящую меня, а не комбинацию «жена-повар-уборщица». И вот сегодня, может быть, он увидел. Но что дальше? Через месяц всё вернётся на круги своя?
— Возможно. А возможно, нет. Люди меняются, Лариса. Но только если хотят.
— А если он хочет измениться только потому, что я ушла? Потому что испугался? Это же не настоящее изменение.
Мама погладила её по руке.
— Мотивы не так важны, как действия. Если он реально начнёт меняться — какая разница, что его заставило? Главное, что заставило.
Лариса отпила чаю, думая о том, что в словах матери есть смысл. Но оставалась горечь. Горечь от того, что до этой точки нужно было дойти. Что понадобилась ссора, слёзы, её уход, чтобы Игорь хоть на минуту представил себя на её месте.
— Я не хочу возвращаться и снова становиться удобной, — сказала она тихо. — Я больше не могу так жить.
— Тогда не живи так. Установи правила. Скажи ему, что изменилось и что больше не вернётся к прежнему. Если он любит тебя по-настоящему — примет. Если нет… — мама не закончила фразу, но Лариса поняла.
Если нет, значит, ей не место в этом браке.
Она посмотрела на телефон. Игорь прислал ещё одно сообщение: «Я знаю, что слова мало значат. Но я готов доказывать делом. Сколько потребуется. Я люблю тебя».
Любит ли? Или любит удобство, которое она создавала? Где проходит эта граница?
Лариса знала, что через пару дней вернётся домой. Но вернётся другой. Не той покладистой женой, которая проглатывала обиды и прятала усталость за улыбкой. А той, которая имеет право на слабость, на отказ, на собственную жизнь.
И если Игорь действительно это понял — у них есть шанс. Если нет… Что ж, она справится. Как-нибудь справится.
Она допила чай и легла спать в своей старой кровати, и впервые за долгое время не чувствовала себя виноватой за то, что выбрала себя.
