— Готовы, Георгий, Люда? Секунда до любви! Помните, между вами не просто страсть, а огонь, который спалит все!- звучала на площадке команда режиссера.
И снова этот взгляд, эти предписанные сценарием прикосновения. Изо дня в день. Из месяца в месяц. Даже самому крепкому духу было нелегко сохранить дистанцию, а уж Епифанцеву с его ранимой и бурлящей натурой и подавно….
Вскоре после выхода на экраны фильма «Угрюм-река» Георгию Епифанцеву, воплотившему на экране сложный характер Прохора Громова, исполнилось тридцать лет.
Эта роль принесла ему оглушительную всесоюзную славу. Никто в момент триумфа не мог даже предположить, что спустя два десятилетия знаменитого артиста можно будет встретить торгующим на рынке. А его жизнь оборвется при драматических обстоятельствах.
Характер Георгия Епифанцева, родившегося весной 1939 года, формировался в обстановке суровых послевоенных лет. Среди друзей мальчик слыл настоящим сорвиголовой. К счастью, от опасной грани между мелким хулиганством и преступностью Гошу уберегла страсть к творчеству. Парнишка активно играл в школьных спектаклях, сочинял стихи, а после окончания школы твердо решил стать артистом.
В Школу-студию МХАТ Епифанцев поступил, почти не прилагая усилий, что позже сам объяснял обыкновенной удачей. Однако внимательные педагоги сразу разглядели в нем редкий дар.
— Из этого парня выйдет толк, если только его же собственный характер ему не помешает,- отметил один из них.
На курсе у Епифанцева появился закадычный друг Владимир Высоцкий. Вместе они придумывали розыгрыши для всего курса, спорили об искусстве до хрипоты и делились последним. Высоцкий позже вспоминал об этом времени с теплотой:
— С Гошей мы были как братья — одна хата на двоих, одна судьба на двоих, все проделки пополам.
Позже жизнь развела друзей по разным театрам. Еще студентом Епифанцев начал выходить на сцену МХАТа,. А в 1959 году дебютировал в кино, причем сразу с главной роли в экранизации романа Максима Горького «Фома Гордеев».
Почти всю свою жизнь актер оставался верен сцене этого театра. И лишь однажды бунтарская натура взяла верх — Георгий перешел в Театр на Таганке. Но даже сыграв в знаменитой постановке «Десять дней, которые потрясли мир», не смог прижиться в новом коллективе.
— Не мое это, — будто бы говорил он сам себе, и вскоре вернулся в родные пенаты, где его понимали и ценили.
А вот кинематографическая карьера артиста в 60-е годы складывалась ровно. За дебютом последовала небольшая, но запоминающаяся роль в культовой драме «Девять дней одного года». Затем была современная и смелая для своего времени картина «Непридуманная история», где в дуэте с Жанной Прохоренко Епифанцев создал сложный, противоречивый и очень живой образ.
Высокий класс актера подтвердили и исторические ленты: дилогия о семье Ульяновых «Сердце матери» и «Верность матери». Каждая работа добавляла новый штрих к его творческому портрету, готовя почву для главной, самой значимой роли в его карьере…
Еще студентом Епифанцев женился на балерине Лилии Ушаковой. Однако воздушный мир танцовщицы с его железным распорядком и бесконечными репетициями оказался слишком тесен для семейной жизни. Их брак быстро распался. Правда, перед тем как уйти, Лилия проявила великодушие — позволила бывшему мужу пожить в своей квартире.
Свою настоящую любовь Георгий встретил сразу же после развода на съемочной площадке. Среди уставших статисток его взгляд выхватил именно ее, Таню, студентку-экономиста, для которой съемки были лишь способом немного подзаработать.
Вся его непокорная натура, весь его артистичный блеск в тот миг были нацелены на одну-единственную цель: с первой же фразы покорить эту красивую брюнетку.
— Вы, случайно, не знакомы с творчеством художника Ге?- спросил он, присаживаясь рядом с девушкой.
И, получив утвердительный ответ, с торжествующей улыбкой представился:
— Не поверите, но меня в его честь назвали. Георгий Епифанцев.
Их роман развивался со скоростью немого кино. Уже вечером они бродили по Москве, а потом Георгий перевез вещи любимой во временное жилище, благородно предоставленное балериной. Войдя в квартиру, Таня замерла на пороге: все стены были расписаны изображениями красивых женщин. Занавески испещрены надписями. Одна особенно врезалась в память:
— Этот год много счастья принесет.
Ох, как же ей тогда хотелось в это верить!
Спустя всего пару месяцев Епифанцев отправился на съемки картины «Угрюм-река». Изначально Прохора Громова должен был играть утвержденный худсоветом Владимир Гусев, но тот неожиданно сломал ногу. И тогда режиссер Ярополк Лапшин, не желая терять драгоценное время, рискнул пригласить Георгия.
Позже Лапшин признавался, что к Гусеву у него с самого начала не лежала душа, все равно в конце концов снял бы его с роли. А вот коллектив успел к нему привязаться, поэтому «пришельца» на площадке встретили холодно, считая чужаком, занявшим место товарища.
Но Епифанцев, будто мобилизовав всю свою бунтарскую энергию, выложился на сто процентов. Сцены с Анфисой (Людмилой Чурсиной) зажили особой, мучительной страстью, а его жестокий, одержимый, теряющий душу в погоне за богатством Громов оказался пугающе убедительным.
Критики позже единодушно признали: Георгий не просто сыграл, а прожил эту судьбу на экране. Внутренняя борьба, разлом, которые он с такой исступленной правдой показал в своем герое, были не только игрой. Они словно прорвались из самых потаенных глубин его собственной натуры. Казалось, сыграв Громова, Епифанцев не смог до конца стряхнуть с себя эту тень одержимости и саморазрушения.
Его, еще со студенческих лет склонность к спиртному, на площадке «Угрюм-реки» превратилась в настоящую проблему. Бывали дни, когда съемки срывались или сильно задерживались из-за состояния главного героя.
— Где Епифанцев? Опять?…- почти так начиналось каждое утро режиссера.
— Обещал быть через час… Ждем,- робко отвечали ассистенты.
А в это время в гостиничном номере шла своя борьба.
— Жора, просыпайся! Все уже на месте!- мог будить его тот же ассистент или кто-то из коллег.
— Я в порядке… Сейчас, сейчас…, — бормотал Георгий, с трудом отрывая голову от подушки. — Дайте минуту…
Когда же он появлялся на площадке, всем было понятно: работа предстоит мучительная.
— Начнем с общего плана, — сухо распоряжался Лапшин, стараясь спасти ситуацию. — Может, к вечеру в себя придет.
Но случались дни, когда и это не помогало. Диалоги срывались, взгляд не фокусировался, а от актера ощутимо разило перегаром.
— Все, снято на сегодня!- звучала, наконец, сдавленная команда режиссера, после которой на площадке воцарялось тягостное молчание.
Лапшин терпел, ведь второго такого актера с дикой, буквально животной харизмой просто не существовало.
Три года съемок в тесном, почти семейном кругу не могли пройти бесследно. В глазах Людмилы Чурсиной, этой царственной красавицы с тяжелой русой косой, растворялись не только ее экранный возлюбленный, но и многие вокруг.
— Готовы, Георгий, Люда? Секунда до любви! Помните, между вами не просто страсть, а огонь, который спалит все!- звучала команда.
И снова этот взгляд, эти предписанные сценарием прикосновения. Изо дня в день. Из месяца в месяц. Даже самому крепкому духу было нелегко сохранить дистанцию, а уж Епифанцеву с его ранимой и бурлящей натурой и подавно.
Но реальность, в отличие от сценария, была куда прозаичнее. За всю свою карьеру Чурсина позволила себе лишь одну публичную вспышку, и виной тому был именно он. В тот день Епифанцев явился на площадку с мутным взором и тяжелым дыханием, выдыхая в воздух едкий шлейф вчерашней гулянки. Сцена требовала страсти, близости, доверительного шепота…
— Мне нужно было прижаться к нему, чувствовать его дыхание, — вспоминала позже актриса, — а от него несло так, что глаза слезились. Сердце сжималось не от чувства, а от отвращения.
— Георгий, меня просто тошнит от тебя! — вырвалось у нее на всю площадку. — Как ты мог? Свинья!
Епифанцев не огрызнулся. Вместо обиды в нем вскипела странная гремучая смесь: жгучий стыд, дикое восхищение ее силой и какой-то азарт. Эта вспышка лишь разожгла в нем интерес. И он стал пытаться ухаживать… Неловко, настойчиво, как умел.
— Он пытался за мной ходить, что-то доказывать, — вспоминала Чурсина. — Но это было бесполезно. Вся моя душа тогда была там, в Ленинграде, с Володей (Фетиным- ред.) Я скучала до слез.
К счастью, этот сибирский мираж, возникший в замкнутом мире съемок, оказался недолговечным. В короткие перерывы наш герой встречался с Таней. Эти встречи, такие простые и лишенные всякого пафоса, становились для него глотком свежего воздуха.
Девушка привозила домашние соленья-варенья, пекла пироги, рассказывала смешные истории из своей студенческой жизни. Рядом с ней все вставало на свои места. А сам он, наконец, мог побыть не Прохором Громовым, а просто Жоркой.
