— Кость, тут твоя мама что-то пишет! — крикнула Настя мужу и взяла пиликнувший телефон.
— Что же? — полюбопытствовал тот, заходя в комнату.
— «В гости я вас не жду, только деньги на банкет переведите», — Настя не могла поверить своим глазам.
Костя сел напротив, уставившись в телефон.
— Она мне уже говорила. Думаю, надо перевести, — буркнул он. — Она просит восемьдесят пять тысяч.
— Кость, ты серьезно? — Настя опустила телефон на стол. — Восемьдесят пять тысяч за банкет? На ее день рождения?
— Серьезно, — буркнул он, не поднимая головы. — Мать уже кафе забронировала. На пятнадцать человек. И решила, что мы оплатим.
— Решила, — Настя почувствовала, как внутри начинает закипать. — Просто взяла и решила. Даже не спросила.
В клинике сегодня был такой аврал, что она едва успевала записывать пациентов и отвечать на звонки. Ноги гудели, голова раскалывалась, а тут еще эта новость. Восемьдесят пять тысяч. У них на счету лежало чуть больше ста, отложенных на новый холодильник. Старый сломался три недели назад, и они перетащили в квартиру маленький холодильник из Костиной комнаты. Еле-еле влезал в угол кухни.
— Кость, у нас кредит, — Настя села напротив мужа. — Мы месяц назад взяли кредит на ремонт. Сорок тысяч уже отдали за материалы. Ты же помнишь?
— Помню, — Костя поднял наконец глаза. В них читалась такая усталость, что Настя на мгновение забыла про свое возмущение. — Я все помню. Но мать это не волнует.
— А она вообще в курсе, что у нас холодильник сломался?
— Нет. Я не рассказывал.
— Почему?
Костя потер лицо ладонями.
— Потому что скажет, что мы сами виноваты. Что надо было деньги откладывать, а не тратить на ерунду. Она всегда так говорит.
Настя встала, прошлась по кухне. В голове крутилась цифра — восемьдесят пять тысяч. За один вечер. За банкет, на который их даже не приглашали. Только деньги нужны.
— Давай позвоним ей, — сказала она. — Объясним, что у нас сейчас нет таких денег.
— Объясним, — Костя криво усмехнулся. — Ты ее не знаешь. Она скажет, что мы можем взять еще один кредит. Или занять у друзей.
— У каких друзей? — Настя остановилась возле стола. — У Ларисы с Олегом? Они сами кредит выплачивают за машину.
— Вот именно, — Костя набрал номер матери и включил громкую связь.
Валентина Павловна ответила после третьего гудка.
— Костя, ты звонишь ответить, когда переведете деньги?
— Мам, добрый вечер, — голос у Кости был напряженный. — Мы с Настей не сможем дать восемьдесят пять тысяч.
Повисла пауза. Настя слышала, как свекровь раздраженно вздохнула.
— Не сможете? — в голосе Валентины Павловны прозвучала сталь. — Что значит не сможете? У тебя же зарплата нормальная. И у Насти тоже.
— Мам, у нас кредит, — начал объяснять Костя. — Мы делаем ремонт. Холодильник сломался. Нам нужны деньги на—
— Кредит это ваши проблемы, — перебила его мать. — Я вас не просила его брать. А холодильник может подождать. Мой день рождения важнее.
Настя почувствовала, как сжимаются кулаки. Может подождать. Они уже три недели живут с крошечным холодильником, в который влезает только самое необходимое.
— Валентина Павловна, — не выдержала она, — но почему вы не можете сами оплатить свой банкет?
— О, Настя тоже решила высказаться, — голос свекрови стал еще холоднее. — Милая моя, мы с отцом всю жизнь на детей тратились. Теперь их очередь нам помогать.
— Но восемьдесят пять тысяч—
— Это нормальная сумма для хорошего кафе, — отрезала Валентина Павловна. — Я всех уже пригласила. Людмилу Аркадьевну с работы пригласила, она придет. Не могу же я теперь все отменять. Что люди подумают?
Костя закрыл глаза.
— Мам, мы можем дать двадцать тысяч. Это максимум.
— Двадцать? — в трубке послышался смех, но совсем не веселый. — На пятнадцать человек? Ты смеешься, Константин? Ты вообще понимаешь, сколько стоит нормальное меню?
— Мам—
— Если двадцать, то вообще не надо! — голос Валентины Павловны поднялся. — Я сама как-нибудь справлюсь. Только не звоните больше. Мне и так тяжело, а вы еще нервы мотаете.
Гудки. Она повесила трубку.
Настя опустилась на стул. Костя продолжал сидеть неподвижно, глядя в стену.
— Это всегда так? — тихо спросила она.
— Всегда, — ответил он так же тихо. — На ее пятидесятилетие три года назад я с Верой скидывались по тридцать тысяч. На золотую свадьбу родителей в прошлом году я один отдал двадцать пять. Вера отказалась участвовать, сказала, что с нее хватит.
— Почему ты мне не рассказывал?
Костя повернулся к ней.
— Потому что мне стыдно. Потому что я каждый раз думаю, что вот сейчас скажу нет, и все. Но потом мать начинает звонить, отец подключается, и я сдаюсь. Думаю, ладно, последний раз помогу.
— Но это же не последний раз получается.
— Нет, — Костя встал, подошел к окну. — Никогда не последний. На юбилей отца тоже двадцать тысяч отдал. Мать сказала, что они на пенсии, денег не хватает. А сами каждый год на юг ездят. В августе были в Анапе две недели. В прошлом году новую мебель в гостиную купили.
Настя смотрела на спину мужа и понимала — он устал. Устал от постоянного чувства вины, от требований, от манипуляций. Она знала, что родители Кости своеобразные, но не думала, что до такой степени.
— Завтра съездим к ним, — сказала она. — Поговорим нормально. Объясним все еще раз.
— Думаешь, поможет?
— Не знаю. Но попробовать стоит.
Костя повернулся, посмотрел на нее с благодарностью.
— Хорошо. Попробуем.
Суббота началась с того, что Костя в девять утра уехал к родителям один. Договорились, что он попробует поговорить без Насти — может, так будет проще. Но в половине одиннадцатого он позвонил.
— Настя, приезжай, — голос был странный, натянутый. — Мать требует, чтобы ты тоже была.
Родители Кости жили в панельной девятиэтажке на другом конце города. Настя добиралась почти час — сначала метро, потом автобус. Все это время в голове крутились возможные варианты разговора. Она пыталась подобрать правильные слова, чтобы объяснить, не обидев.
Дверь открыл Роман Геннадьевич. Высокий, седой, с усталым лицом. Работал мастером на мебельной фабрике уже тридцать лет.
— Заходи, Настенька, — сказал он без улыбки.
В гостиной сидели Валентина Павловна и, к удивлению Насти, Людмила Аркадьевна — коллега свекрови. Полная женщина лет пятидесяти с крашеными рыжими волосами. Костя стоял у окна, скрестив руки на груди.
— Вот и невестка пожаловала, — Валентина Павловна оглядела Настю с головы до ног. — Присаживайся. Будем решать вопрос с деньгами.
Настя села рядом с Костей. Валентина Павловна выглядела как всегда безупречно — строгая синяя блузка, аккуратная прическа, маникюр. Работала бухгалтером в государственной организации, постоянно подчеркивала, что у нее ответственная должность.
— Валентина Павловна, мы вчера все объяснили, — начала Настя спокойно. — У нас действительно сейчас нет восьмидесяти пяти тысяч. Мы взяли кредит на ремонт—
— Кредит это ваши проблемы, — перебила свекровь. — Мы вас не просили его брать.
— Но мы живем в квартире, которая нуждается в ремонте, — Настя старалась говорить ровно. — У нас сломался холодильник. Мы не можем сейчас тратить такую сумму на—
— На мой день рождения? — Валентина Павловна выпрямилась. — На праздник своей свекрови ты не можешь потратить деньги? Понятно.
— Я не это имела в виду—
— А что ты имела в виду? — в разговор вступила Людмила Аркадьевна. — Девушка, я смотрю на вас и не понимаю. В наше время дети родителям помогали. А сейчас молодежь думает только о себе.
Настя почувствовала, как вспыхивают щеки. Кто эта женщина вообще такая, чтобы вмешиваться в их семейные дела?
— Людмила Аркадьевна, — подал голос Костя, — это наш семейный разговор.
— Костя, не груби, — одернула его мать. — Людмила моя подруга. Она имеет право высказаться.
Роман Геннадьевич, который до этого молчал, откашлялся.
— Костя, ты помнишь, как я тебе три года назад помог машину купить? — спросил он. — Дал пятьдесят тысяч в долг.
— Помню, пап. И я вернул эти деньги через год. С процентами, как ты просил.
— С небольшими процентами, — поправил отец. — Пятнадцать тысяч сверху. Это была плата за ожидание. Мы могли на эти деньги сами что-то купить, но помогли тебе.
— Папа, это был долг, — Костя шагнул вперед. — Обычный долг, который я отдал. При чем тут мамин банкет?
— При том, что родители тебе всегда помогали, — Валентина Павловна встала. — Мы тебя растили, кормили, одевали. Ты в институте учился — мы оплачивали общежитие. А теперь, когда я прошу помочь устроить один раз нормальный праздник, ты отказываешь.
— Мама, я не отказываю, — голос Кости стал громче. — Я говорю, что не могу дать восемьдесят пять тысяч. Я предлагаю двадцать.
— Двадцать тысяч на пятнадцать человек, — Валентина Павловна скрестила руки. — Это меньше полутора тысяч на человека. Что я смогу им предложить за такие деньги? Салат «Цезарь» без курицы?
Людмила Аркадьевна хмыкнула, явно поддерживая подругу.
Настя не выдержала.
— Валентина Павловна, а почему вы сами не можете оплатить праздник? У вас же хорошая зарплата. И пенсия Романа Геннадьевича.
Свекровь посмотрела на нее так, будто Настя сказала что-то неприличное.
— Мы откладываем на старость, — медленно произнесла она. — На непредвиденные расходы. На будущее. Это называется планирование.
— Но вы же каждый год на море ездите, — не удержалась Настя. — В августе были в Анапе.
— Одну неделю! — возмутилась Валентина Павловна. — Одну несчастную неделю мы себе позволили отдохнуть. После целого года работы. И ты мне это ставишь в упрек?
— Я не ставлю в упрек, — Настя пыталась сохранять спокойствие. — Я просто не понимаю, почему вы считаете, что мы должны—
— Должны, потому что вы наши дети! — Валентина Павловна повысила голос. — Потому что в нормальных семьях дети заботятся о родителях!
— Мам, мы готовы дать двадцать тысяч, — твердо сказал Костя. — Это наше окончательное решение. Больше мы не можем.
Валентина Павловна смотрела на сына долгим взглядом. Потом перевела глаза на Настю.
— Это она тебя настроила, — сказала она тихо, но отчетливо. — Раньше ты всегда помогал. А теперь женился и стал другим.
— Мам!
— Уходите, — Валентина Павловна направилась к двери. — Если вы не хотите помочь, тогда не надо вообще ничего. Я сама справлюсь.
— Валя, — попытался вмешаться Роман Геннадьевич, но жена остановила его жестом.
— Роман, не надо. Пусть идут. Раз им мой праздник не важен, не будем их задерживать.
Костя взял Настю за руку, и они вышли. Дверь за ними закрылась резко, почти хлопком.
В лифте Настя прислонилась к стенке.
— Она всерьез думает, что во всем виновата я?
— Ей так проще, — Костя смотрел на мигающие цифры этажей. — Легче обвинить тебя, чем признать, что я сам принимаю решения.
— Костя, а твоя сестра… Вера. Ты говорил, она тоже отказывалась давать деньги. Как она справилась?
— Давай ей позвоним, — предложил Костя. — Спросим.
Вера ответила после второго гудка.
— Костя? Что-то случилось?
— Сестренка, привет, — Костя вышел из подъезда на улицу, Настя шла рядом. — Расскажи мне честно, как ты поставила родителям границу? Мать сегодня требует восемьдесят пять тысяч на свой банкет.
Вера засмеялась, но смех был горьким.
— Восемьдесят пять? Она совсем обнаглела. Слушай, брат, я тебя предупреждала. Они никогда не остановятся сами. Я пять лет назад просто сказала — даю не больше десяти тысяч в год на все праздники вместе взятые. Хотите — берите, не хотите — не надо. Мать полгода со мной не разговаривала.
— Полгода? — Костя остановился возле скамейки, они с Настей сели. — И как ты это пережила?
— Нормально пережила. Знаешь, первый месяц было тяжело. Думала, может, зря я так. Потом поняла — стало легче жить. Никто не звонит с требованиями, никто не давит на жалость, никто не говорит, что я плохая дочь.
— А потом она сама вышла на связь?
— Ага. Понадобилось, чтобы я с Мишкой посидела, пока она с отцом в поликлинику ездили. Позвонила, как ни в чем не бывало. Я приехала, посидела с племянником. С тех пор общаемся, но я свою линию держу. Десять тысяч в год — и все.
Настя наклонилась ближе к телефону.
— Вера, а вас на этот банкет пригласили?
— Настя, привет! — голос Веры стал теплее. — Да, пригласили. Я написала, что приду, но оплачивать не буду. Мать ответила — тогда можешь не приходить вообще.
— То есть вы тоже не идете?
— Нет. Я уже прошла через это. Знаете, что самое смешное? Мать каждый раз устраивает эти банкеты не для себя. Она хочет показать всем знакомым, какая у нее обеспеченная семья. Чтобы Людмила Аркадьевна с работы увидела, чтобы соседка тетя Галя узнала. Престиж для нее важнее всего.
Костя потер лицо рукой.
— Вера, спасибо. Правда. Мне нужно было это услышать.
— Держитесь, брат. И не поддавайтесь. Один раз поддашься — будет так всегда.
Когда они повесили трубку, Настя взяла Костю за руку.
— Что будем делать?
— Ничего, — он посмотрел на нее. — Мы сказали — двадцать пять тысяч максимум. Это и есть наш ответ.
Вечером, когда они вернулись домой, Костя написал матери сообщение: «Мама, мы готовы дать 25 тысяч. Это максимум, что мы можем себе позволить сейчас. Если это не подходит — прости, но больше у нас нет возможности».
Ответ пришел через пять минут: «Вы меня унижаете. 25 тысяч на 15 человек — это позор. Я уже всех пригласила, все знают, что банкет оплачивают сын с невесткой. Что я теперь людям скажу? Если не найдете нормальную сумму — на день рождения можете не приходить».
Костя показал сообщение Насте и усмехнулся.
— Она же сама писала, что в гости не ждет. Только деньги нужны.
Настя не знала, смеяться или плакать.
Прошла неделя молчания. Валентина Павловна не звонила, не писала. Настя почти начала надеяться, что конфликт исчерпан. Но во вторник — тот самый день, когда свекровь требовала перевести деньги — в семейном чате появилось сообщение.
Настя открыла телефон и увидела, что чат называется «Семья Чудеевых». В нем были Костя, она сама, Вера, Валентина Павловна и Роман Геннадьевич.
«Поскольку дети решили, что мой праздник им не важен, я отменила банкет в кафе. Спасибо вам за испорченное настроение и испорченный день рождения».
Вера ответила почти сразу: «Мама, ты сама создала эту ситуацию. Никто не обязан оплачивать твой праздник. Это твой выбор — устраивать банкет или нет».
«Можешь тоже не приходить на мой день рождения. Я запомню, как мои дети ко мне относятся».
Настя посмотрела на Костю. Он читал переписку, и лицо его каменело.
— Не отвечай, — сказала она тихо. — Просто не отвечай.
— Я и не собираюсь, — он отложил телефон.
Но в четверг вечером Валентина Павловна позвонила сама.
— Костя, я нашла другое кафе, — сказала она без приветствия. — Подешевле. Пятьдесят тысяч вместо восьмидесяти пяти. Дадите хотя бы тридцать? Мы с отцом добавим двадцать.
— Мама, мы говорили — двадцать пять тысяч, — Костя включил громкую связь. — Это максимум.
— Тогда я сама найду деньги, — голос свекрови стал обиженным. — Но помни, Константин. Я все запомню. Когда вам понадобится помощь, вспомните этот разговор.
И снова гудки.
Настя в пятницу пришла на работу разбитая. Коллега Лариса сразу заметила.
— Настя, ты как после бессонной ночи выглядишь. Что случилось?
Они сидели в маленькой комнате отдыха, пациентов пока не было. Настя рассказала всю историю — про требования свекрови, про банкет, про восемьдесят пять тысяч.
Лариса слушала, и глаза ее округлялись все больше.
— Подожди, она просто написала — переведите деньги, в гости не жду? — переспросила она. — Это вообще как?
— Вот так, — Настя устало откинулась на спинку стула. — И самое ужасное, что Костя говорит — это не первый раз. Они постоянно требуют деньги на свои праздники.
— Слушай, а мой Олег рассказывал, что у них на стройке прорабы прилично получают, — Лариса задумалась. — Но восемьдесят пять тысяч за раз отдать — это перебор. У вас же ремонт, кредит.
— Вот и я о том же.
— Настя, а ты точно хочешь, чтобы эта женщина всю жизнь так с вами обращалась? — Лариса посмотрела на нее серьезно. — Потому что если сейчас не остановишь, дальше будет хуже. Поверь, у меня тетка такая же была. Пока муж ее не поставил на место, она всех родственников доставала.
— Мы пытались отказать.
— Попробуйте еще раз. Четко и твердо. И держитесь друг за друга с Костей. Вы же вместе в этом.
Вечером Настя повторила слова Ларисы мужу. Они сели за стол, разложили все квитанции, посчитали доходы и расходы. Вышло, что после всех обязательных платежей, кредита и продуктов максимум, что они могут дать без критического удара по бюджету — двадцать пять тысяч.
— Мы так и напишем, — решил Костя. — Последний раз. Если не подходит — значит, не подходит.
Он набрал сообщение матери: «Мама, мы посчитали все наши расходы. Максимум, что мы можем дать — 25 тысяч рублей. Это окончательное решение. Больше у нас нет физической возможности».
Ответ пришел мгновенно, будто Валентина Павловна сидела и ждала.
«25 тысяч — это унижение. Для меня и для вас. Я уже всем сказала, что банкет оплачивают дети. А теперь что, мне всех обзванивать и говорить, что вы отказались? Если не найдете нормальную сумму до воскресенья — не приходите на день рождения вообще. Мне не нужны такие дети».
Костя положил телефон экраном вниз.
— Все. Больше не отвечаю.
— А вдруг она действительно обидится навсегда? — Настя вдруг испугалась. Одно дело — спорить из-за денег, другое — разорвать отношения совсем.
— Настя, она каждый раз говорит так, — Костя взял ее за руку. — Каждый раз угрожает. И каждый раз я поддаюсь. Вера права — пора остановиться.
В субботу, за день до дня рождения свекрови, позвонила Вера.
— Костя, только что мать мне звонила, — голос сестры звучал устало. — Просила занять двадцать тысяч на банкет. Я отказала.
— И что она?
— Сказала, что я ее предаю. Что всегда знала, что я эгоистка, но не думала, что до такой степени. Потом бросила трубку.
Костя сжал телефон сильнее.
— Она всех обзванивает?
— Похоже на то. Готовься, что скоро твоя очередь снова придет.
И правда, вечером позвонил Роман Геннадьевич.
— Сынок, — голос отца звучал примирительно, — мать очень расстроена. Может, вы все-таки найдете возможность помочь? Ну хотя бы сорок тысяч. Я сам дам десять, вы сорок, останется найти еще немного.
— Папа, мы предлагали двадцать пять, — Костя говорил спокойно, но твердо. — Это окончательное решение. Больше мы не можем.
— Но, Костя, ты же понимаешь, мать уже всех пригласила. Она не может теперь все отменить.
— Папа, никто ее не заставлял приглашать, пока нет денег. Это был ее выбор.
— Сынок, ну это же мать. Неужели тебе не жалко?
— Мне жалко, — признался Костя. — Но я не могу взять деньги из воздуха. У нас своя семья, свои расходы, свои планы. Прости.
Роман Геннадьевич вздохнул тяжело и повесил трубку.
Настя обняла мужа.
— Держись. Еще чуть-чуть.
Воскресенье, день рождения Валентины Павловны, выдалось солнечным. Настя проснулась с тяжелым чувством — все-таки день рождения свекрови, а они не идут, не поздравляют.
— Может, хотя бы позвоним? — предложила она за завтраком.
Костя покачал головой.
— Мать написала — не приходите. Значит, не будем навязываться.
Но в обед пришло сообщение от Веры: «Ребята, мать все-таки устроила банкет. В том же дорогом кафе, которое планировала изначально. Гостей человек двенадцать. Откуда деньги взяла — не знаю, но праздник идет полным ходом».
Костя показал сообщение Насте.
— Значит, нашла деньги, — Настя почувствовала смесь облегчения и раздражения. — Могла же. А устраивала целый спектакль.
— Вот именно.
В понедельник утром Костя случайно встретил Людмилу Аркадьевну у метро. Она сама окликнула его.
— Костя! Вчера на дне рождения твоей матери был замечательный банкет. Жаль, что ты с Настей не пришли.
— Здравствуйте, Людмила Аркадьевна, — Костя остановился. — Мы не были приглашены.
— Как не были приглашены? — женщина округлила глаза. — Валентина всем рассказывала, как она переживает, что вы отказались помочь с организацией. Говорила, что молодежь сейчас совсем другая стала. Не ценит родителей.
Костя почувствовал, как внутри закипает, но сдержался.
— Людмила Аркадьевна, у нас своя ситуация в семье. Извините, мне пора на работу.
— Конечно, конечно, — женщина махнула рукой. — Только ты подумай, Костя. Родители не вечные. Вдруг потом жалеть будешь?
Он развернулся и пошел прочь, чувствуя, как сжимаются кулаки. Позвонил Насте прямо по дороге на стройку.
— Она всем рассказывает, какие мы плохие, — выпалил он. — Всем говорит, что мы отказались помогать. Но деньги на банкет откуда-то нашла!
— Кость, успокойся, — Настя как раз была на работе, отошла в коридор. — Не обращай внимания.
— Как не обращать? Людмила Аркадьевна мне прямо сказала — родители не вечные, вдруг жалеть будешь. Как будто я что-то ужасное сделал!
— Ты ничего ужасного не сделал. Ты просто не дал денег, которых у нас нет.
Костя перевел дыхание.
— Настя, мне страшно. Вдруг она действительно больше не будет со мной общаться?
— Тогда это ее выбор, — сказала Настя тихо, но твердо. — Не твой.
Вечером того же понедельника позвонила Вера.
— Костя, я все выяснила, — голос сестры звучал устало. — Мать взяла кредит.
— Что? — Костя чуть не уронил телефон. — Какой кредит?
— Наличными. Под большой процент. В каком-то микрофинансовом месте. Восемьдесят пять тысяч на год. Будет выплачивать по десять с лишним тысяч в месяц.
Настя, которая сидела рядом и слышала разговор через громкую связь, закрыла лицо руками.
— То есть она взяла кредит, — медленно проговорил Костя, — чтобы устроить банкет и показать всем, какая она обеспеченная?
— Именно, — подтвердила Вера. — Я узнала от тети Гали, соседки их. Она случайно видела, как мать выходила из этой конторы с деньгами. Спросила, что случилось, мать соврала, что на новый телевизор берет.
— Это же безумие, — Настя покачала головой. — Взять кредит на праздник.
— Для матери важнее всего было не ударить в грязь лицом, — Вера вздохнула. — Костя, держись. Теперь она точно будет винить вас во всех своих проблемах.
И Вера оказалась права. В среду в семейном чате появилось новое сообщение от Валентины Павловны.
«Спасибо всем, кто пришел на мой день рождения и порадовался за меня. Жаль, что не все дети умеют ценить родителей и понимать, что для семьи важно».
Вера вышла из чата. Костя посмотрел на экран, потом тоже нажал кнопку выхода. Настя последовала за ними.
— Все, — сказал Костя. — Хватит этих игр.
Через два дня в четверг Роман Геннадьевич снова позвонил сыну.
— Костя, мать очень обиделась, — начал он. — Может, приедешь, поговоришь? Сам понимаешь, женщины они такие. Обидчивые.
— Папа, я готов общаться, когда мать перестанет требовать деньги и манипулировать мной, — ответил Костя спокойно. — А вообще я хотел спросить — зачем она кредит взяла?
Повисла пауза.
— Откуда ты знаешь? — голос отца стал настороженным.
— Не важно. Папа, она взяла кредит на банкет. Это же ненормально.
— Костя, не лезь в наши дела, — Роман Геннадьевич вдруг стал резким. — Это наше решение. Мать хотела достойно отметить день рождения.
— Достойно это когда по средствам, — не выдержал Костя. — А не в кредит.
— Если бы ты помог, как нормальный сын, кредит не понадобился бы!
— Папа, я предлагал двадцать пять тысяч. Мама отказалась.
— Двадцать пять на пятнадцать человек! — голос отца поднялся. — Это что, шутка такая?
— Это все, что мы могли, — Костя устало потер глаза. — Папа, я не хочу с тобой ссориться. Но я не виноват в маминых решениях.
Роман Геннадьевич повесил трубку, не попрощавшись.
Прошло две недели. Костя с Настей жили спокойно, без постоянных звонков и требований. Настя заметила, как муж начал высыпаться, как пропала напряженность в плечах.
— Знаешь, — сказал он однажды вечером, когда они сидели на кухне, — я впервые за несколько лет чувствую облегчение. Как будто груз сняли.
— Правда? — Настя повернулась к нему.
— Правда. Я устал от этого постоянного чувства вины. От того, что я якобы плохой сын, что мало помогаю, что недостаточно стараюсь. А ведь я действительно старался. Каждый раз отдавал, сколько мог. Но им всегда было мало.
Настя взяла его за руку.
— Ты хороший сын. Просто твои родители никогда не научились ценить то, что есть.
В пятницу они забрали из магазина новый холодильник. Большой, современный, с морозильной камерой. Поставили на кухне, и Настя почувствовала такое удовольствие, что даже смешно стало. Просто холодильник, а радости столько.
— Вот на это мы и копили, — сказала она, глядя на белоснежную поверхность. — А могли бы отдать свекрови на один вечер.
— И жили бы дальше с тем крошечным холодильником, — добавил Костя. — Или брали бы еще один кредит.
В субботу приехала мама Насти, Тамара Ивановна. Настя давно приглашала ее в гости, все не получалось. Они сидели на кухне, Настя рассказывала про ситуацию с родителями Кости.
Тамара Ивановна слушала внимательно, не перебивая. Когда Настя закончила, мать покачала головой.
— Настенька, есть люди, которые считают, что дети им вечно должны, — сказала она задумчиво. — Они растят детей не из любви, а как вклад. Потом ждут дивидендов. И чем больше получают, тем больше хотят.
— Но ведь это же родители Кости, — Настя все еще чувствовала укол вины. — Может, мы слишком жестко поступили?
— А что значит жестко? — Тамара Ивановна посмотрела на дочь. — Вы предложили деньги, которые могли дать. Они отказались. Это их выбор, не ваш.
— Мне мама твоя нравится, — сказал Костя, когда Тамара Ивановна ушла. — Она никогда не требует от тебя ничего.
— Потому что она меня просто любит, — Настя обняла мужа. — Без условий и счетов.
В конце месяца Вера пригласила их к себе в гости. Приехали и Лариса с Олегом — они уже успели подружиться семьями. Сидели за столом, разговаривали, и атмосфера была такая легкая, что Настя поймала себя на мысли — давно она не чувствовала себя так спокойно.
— Кстати, мне отец вчера написал, — Вера налила всем компот из вишни. — Попросил занять двадцать тысяч. На выплату кредита за банкет.
— И ты дала? — спросил Костя.
— Нет. Написала, что сейчас не могу. Это же их кредит, их решение.
Олег, муж Ларисы, хмыкнул.
— Получается, праздник-то влетел им в копеечку. И еще год платить.
— Вот именно, — Вера взяла бокал. — Могли бы скромно отметить, без кредита. Или попросить детей нормально, объяснив ситуацию. Но нет, им важнее было всем показать, какие они обеспеченные.
— А что Людмила Аркадьевна думает теперь, интересно, — Лариса усмехнулась. — Узнала бы, что праздник в кредит — наверное, мнение изменила бы.
Костя покачал головой.
— Людмила Аркадьевна никогда не узнает. Мать скорее язык проглотит, чем признается.
Они сидели, говорили о своем, и Настя вдруг поняла — вот это и есть настоящая семья. Не те, кто требует и манипулирует, а те, кто поддерживает и понимает.
Прошел месяц с дня рождения Валентины Павловны. Родители Кости так и не выходили на связь. Костя пару раз порывался позвонить сам, но останавливался.
— Я готов общаться, — говорил он Насте, — но только на равных. Без требований и без манипуляций.
Настя его понимала. Иногда ей тоже становилось не по себе — все-таки разрыв отношений с родителями мужа. Но потом она вспоминала тот разговор в квартире свекрови, взгляд Валентины Павловны, обвинения в свой адрес, и понимала — они поступили правильно.
Как-то вечером они лежали на диване, смотрели какой-то фильм. Настя обняла Костю за плечи.
— Не жалеешь? — спросила она тихо.
Костя помолчал, потом ответил честно:
— Жалею, что так получилось. Жалею, что родители выбрали деньги и престиж вместо нормальных отношений. Но я не жалею о своем решении. Я впервые за много лет чувствую, что могу просто жить. Не доказывать постоянно, что я хороший сын. Не испытывать вину за то, что не могу дать столько, сколько они хотят.
— А вдруг они никогда не позвонят?
— Тогда это их выбор, — Костя повернулся к ней. — Настя, я сделал все, что мог. Я помогал им много лет. Отдавал деньги, которые мог и которые не мог. И каждый раз им было мало. Вера говорила мне — они никогда не остановятся сами. И она оказалась права.
Настя прижалась к нему сильнее.
— Я горжусь тобой. Ты выбрал нашу семью.
— Нашу семью, — повторил Костя и улыбнулся. — Да. Я выбрал нас.
Телефон Кости лежал на столике, экран был темным. Никаких сообщений от родителей, никаких требований, никаких манипуляций. И это ощущалось не как потеря, а как освобождение.
На кухне стоял новый холодильник, в комнате продолжался ремонт, в банке лежали деньги на следующие покупки. Их деньги, их решения, их жизнь. Без постоянного давления и чувства вины.
Костя обнял Настю и поцеловал в макушку.
— Спасибо, что была рядом, — сказал он тихо. — Когда мать обвиняла тебя, я думал, ты уйдешь. Решишь, что тебе не нужны эти проблемы с моей семьей.
— Мы — твоя семья, — Настя подняла голову. — Я и ты. А остальное… Пусть будет как будет.
Они досмотрели фильм в обнимку. За окном стемнело, включились фонари. Где-то в другом конце города Валентина Павловна, наверное, выплачивала очередной платеж по кредиту и думала о том, какие неблагодарные у нее дети. А Роман Геннадьевич молчал и не вмешивался, как всегда.
Но здесь, в маленькой квартире с недоделанным ремонтом и новым холодильником, было спокойно. Костя и Настя лежали на диване, смотрели в экран телевизора и просто были вместе. Без драм, без требований, без чувства вины.
И это было самое правильное решение, которое они могли принять.
