Прасковья Степановна была обеспокоена, однако старалась держать себя в руках. Не так давно ей сообщили, что супруг ее, недоучившийся студент Технологического института, задержан за распространение прокламаций с призывами к свержению царской власти.
Улики были столь неопровержимы, что дело казалось решенным: Николаю Гончарову грозило скорое путешествие из столицы в северную глушь, причем, конечно, за казенный счет.
Однако не это беспокоило госпожу Гончарову, вполне разделявшую взгляды мужа. Не желая избавить его от тяжкой участи осужденного, она полагала: процесс должен быть громким! Обществу следует знать: есть те, кто готов бороться!
При таких требованиях и адвокат подсудимому нужен был соответствующий: сочувствующий, понимающий и громогласный. Такой, чтобы имя отважного Гончарова, преисполненного самых пламенно-революционных чувств, было у всех на устах!
И помочь в выборе достойного должен был Александр Федорович Жохов, слывший либералом публицист, прославившийся помощью молодым и мятежным.
Вместе с Прасковьей Степановной перебирали они самых известных адвокатов столицы. И, наконец, предпочтение было отдано Евгению Исааковичу Утину, уже не раз бравшемуся за политические дела.
Евгений Исаакович, несмотря на изрядную молодость, — ему не исполнилось и тридцати, — к работе своей относился крайне серьезно, а потому возникшая дилемма завела его в тупик.
Николай Гончаров жаждал предстать перед публикой ярым противником самодержавия…но это означало лишь одно: наказание будет крайне сурово!
Имеет ли право адвокат своими руками подписать приговор подзащитному?! В этом Утин сомневался. А потому решил спасти подопечного, изменив стратегию защиты.
На суде Гончаров с ужасом услышал: он — отнюдь не гордый нигилист, попирающий устои общества, а жалкий растерянный мальчишка, избравший не тот путь.
«Гнетущая домашняя обстановка, обусловленная влиянием сильной воли жены, поставила моего подзащитного перед роковым исходом…», — уверял присяжных Утин, указывая на краснеющего от стыда революционера.
Такого позора — перед женой! перед товарищами! перед обществом! — Гончарову еще испытывать не приходилось.
Взбешенный подзащитный обозвал своего адвоката последними словами, что, в общем-то, не облегчило его судьбу. Он был приговорен к немалому сроку и сослан на каторгу…Однако это стало лишь началом.
До глубины души оскорбленный Утин вдруг стал персоной нерукопожатной: те «политические» и им сочувствующие, что прежде полагались на его помощь, отвернулись от него.
Карьера его как защитника борцов с самодержавием, казалось, была окончена, жизнь — разбита…И Евгений Исаакович нашел виновника своих бедствий: ведь это Жохов подговорил его взяться за дело!
Вскоре петербургские газеты разразились гневными статьями, полными тонких намеков и прямых указаний на пылкие чувства между публицистом Жоховым и госпожой Гончаровой.
Писали, что именно это взаимное влечение толкнуло любовников избавиться от мешавшего мужа — третьего лишнего в романе. А неразумный Николай Гончаров так и не понял, что Утин хотел его спасти…Скандальные сплетни поплыли по столице.
Александр Федорович, пытаясь обелить честь Прасковьи и свою репутацию, не нашел способа лучше, чем вызвать злоязыкого противника на дуэль. 14 мая 1872 года они сошлись: Утин не промахнулся — тяжело раненый Жохов умер, так и не придя в сознание.
Гибель тридцатидвухлетнего журналиста произвела ошеломляющее впечатление: общество обсуждало любовников, отправивших Гончарова на каторгу, дуэль, на которую Жохов, точно желая продемонстрировать свою невиновность, явился в светлом костюме, истерический припадок Утина, случившийся с ним после рокового выстрела…
Поскольку дуэли были запрещены, то Евгений Исаакович предстал перед судом — и едва не был застрелен Прасковьей Гончаровой, опозоренной и опороченной.
В тот же день она добровольно рассталась с жизнью, так и не рассчитавшись со своим врагом, получившим всего 5 месяцев тюрьмы.
Выйдя на свободу, Утин вернулся к прежней деятельности…но не все еще было окончено. Отголоском дела полугодовой давности стало появление в его кабинете двадцатилетней Саши, младшей сестры Гончаровой. Желая отомстить, она взвела курок.
Прозвучал выстрел. Адвокат упал, и Александра, убедившись, что недруг ее лежит без движения, пустила пулю себе в висок. Она так и не поняла, что не достигла цели: измученный нервическими припадками Утин рухнул в обморок, и не был даже ранен.
Кто знает, что ощущал Евгений Исаакович? Трое участников драмы были мертвы, четвертый — где-то на каторге, остался лишь он один. Известно, что с тех пор Утин мало занимался адвокатской практикой, тщательно выбирая дела.
Несколько лет отдал он журналистике, после — работал юристом. Не стало его в августе 1894 года в возрасте 50 лет.
