— Это что вообще такое? — Тамара Сергеевна брезгливо показала на стену. — Какие-то черепа… Павлик, как ты можешь здесь жить?
Надя, стоявшая в дверях кухни, скрестила руки на груди, демонстрируя рукав из татуировок:
— Это не черепа, а традиционная мексиканская роспись. День мерт… день памяти предков.
— Господи, — свекровь поправила идеально уложенную прическу. — А почему обязательно такие мрачные тона? Повесили бы что-нибудь приличное, пейзаж, например,…
— Мам, — Павел оторвался от ноутбука, — это же квартира Нади.
— Вот именно! — Тамара Сергеевна поджала губы. — Постоянно слышу: «квартира Нади», «Надины правила». А ты что, не член семьи? Не имеешь права голоса?
Надя медленно выдохнула:
— Паша имеет право голоса. Мы вместе выбирали мебель, вместе решали, что повесить на стены.
— О да, я вижу, как вы «вместе решали», — свекровь демонстративно оглядела комнату. — Эти ужасные кожаные кресла, этот… этот жуткий светильник в виде паука…
— Дизайнерский светильник, между прочим.
— Дизайнерский? — Тамара Сергеевна повысила голос. — А эти твои штуки в ушах тоже дизайнерские? И эти жуткие ботинки на платформе? Ты же девушка, будущая мать…
В прихожей раздался звонок. Надя пошла открывать, по пути бросив:
— Вот только давайте без этих разговоров про «будущую мать».
За дверью стояла соседка с третьего этажа, Анна Викторовна, с коробкой в руках:
— Наденька, посмотри, пожалуйста. Котята совсем маленькие, подкинули к подъезду…
Тамара Сергеевна наблюдала, как невестка мгновенно преобразилась: движения стали четкими, взгляд сосредоточенным. Наклонившись над коробкой, она осторожно осматривала котят:
— Так, этим дней десять… Надо срочно смесь молочную, у меня есть. И на обследование их завтра.
— А если… — начала соседка.
— Я заплачу, не волнуйтесь, — Надя уже доставала из шкафа бутылочки для кормления. — Пока пусть у меня побудут, я все равно в ночную смену не работаю на этой неделе.
— Только не говори, что притащишь их в дом! — ужаснулась свекровь.
— Притащу, — спокойно ответила Надя. — И выхожу. Как выхаживаю всех подкидышей в нашем районе. Знаете, сколько их за этот год было?
— А что это за звук? — Тамара Сергеевна насторожилась, услышав приглушенный гул с улицы.
— Мои приехали, — Надя глянула в окно. — Простите, мне надо спуститься.
Под окнами припарковались три мотоцикла. Тамара Сергеевна с ужасом наблюдала, как её невестка, на ходу натягивая кожаную куртку, спешит к этой компании.
— Паша, ты видишь? Байкеры! Какой кошмар…
— Мам, — Павел подошел к окну. — Это волонтеры из приюта. Они привезли корм и лекарства.
Внизу Надя о чем-то говорила с высоким парнем в бандане, принимая объемные пакеты. Её фиолетовые волосы трепал ветер, татуировки ярко выделялись на руках.
— Но почему обязательно так выглядеть? — не унималась свекровь. — Нельзя помогать животным и при этом быть… нормальной?
— А что такое нормальная? — вдруг раздался голос с лестничной площадки.
В дверях стояла пожилая соседка, Анна Викторовна:
— Извините, дверь была открыта. Я за котят переживаю…
— Проходите, — вздохнула Тамара Сергеевна. — Вы давно здесь живете?
— Двадцать лет, — соседка присела на краешек дивана. — И никогда у нас в доме не было такого хорошего человека, как Надя.
— Хорошего? С этими татуировками?
— А при чем тут татуировки? — Анна Викторовна поправила очки. — Вы знаете, что она сделала для семьи с третьего этажа?
— Какой семьи?
— Которая недавно переехала. У них… Ай – махнула она рукой. – У них таких проблемы случились, остались без всего. Так Надя им половину своей мебели отдала. И детям одежду купила.
Тамара Сергеевна растерянно моргнула:
— Первый раз слышу…
— Конечно, — усмехнулась соседка. — Она не любит об этом говорить. Как и о том, что каждую неделю возит продукты старикам с пятого этажа. Или что собрала деньги на инвалидную коляску для мальчика из соседнего дома.
В этот момент в квартиру вернулась Надя, нагруженная пакетами:
— Так, здесь лекарства и корм. Анна Викторовна, вы за котятами? Сейчас покормлю их и покажу, как это делать.
Она прошла на кухню, привычными движениями готовя смесь. Тамара Сергеевна наблюдала, как уверенно и нежно невестка держит крошечных котят, как терпеливо объясняет соседке правила кормления.
— И вот ещё что, — Анна Викторовна поднялась уходить. — Знаете, почему она байк купила? Чтобы успевать на срочные вызовы. В пробках не стоять, когда помощь нужна.
Когда соседка ушла, в квартире повисла тишина. Надя занималась котятами, Павел вернулся к ноутбуку, а Тамара Сергеевна стояла у окна, разглядывая припаркованные мотоциклы.
В эту минуту в дверь снова позвонили. На пороге стояла девочка лет двенадцати:
— Надя, можно к вам? Мама с папой опять ругаются…
— Заходи, Алиска, — Надя впустила девочку. — Чай будешь?
Тамара Сергеевна наблюдала, как невестка достает чашки, печенье, как спокойно усаживает гостью за стол.
— И часто у тебя тут… посетители? — спросила свекровь.
— Часто, — Надя пожала плечами. — Это моя квартира, я здесь решаю, кому можно прийти. Квартиру купила до брака, порядки тут наводить буду тоже я.
— Опять ты за своё! — Тамара Сергеевна повысила голос. — «Моя квартира»! А как же семья? Как же уют? Вместо этого – какие-то байкеры, соседские дети, животные…
Алиса съежилась в кресле. Надя положила руку ей на плечо:
—Тамара Сергеевна… Давайте выйдем на балкон. Поговорим.
На балконе было прохладно. Надя облокотилась на перила:
— Вы правы. Это не просто моя квартира. Это мой дом. Место, где я могу быть собой. Где могу помогать тем, кому нужна помощь.
— Но ты теперь замужем! У тебя должны быть другие приоритеты.
— Какие? — Надя повернулась к свекрови. — Носить платья с рюшами? Притворяться другим человеком?
— Не притворяться, а соответствовать! — Тамара Сергеевна поджала губы. — Ты же теперь жена моего сына.
— И что это меняет? — Надя показала на свои татуировки. — Каждый рисунок здесь – часть моей истории. Как и эта квартира. Я купила её сама, работая сутками. И да, я помогаю людям и животным. Это тоже часть меня.
С кухни донесся смех – Павел рассказывал Алисе что-то забавное.
— Слышите? — Надя улыбнулась. — Это и есть уют. Живой, настоящий. Не картинка из журнала, а реальный дом, где всем хорошо.
— Но традиции…
— А что традиции? — перебила Надя. — Традиция быть несчастной в красивом платье? Или традиция проходить мимо чужой беды, потому что «что люди скажут»?
В этот момент снизу раздался детский крик:
— Тетя Надя! Теть Надь, выходите! Мы тут котенка нашли!
Надя быстро спустилась вниз. У подъезда собралась целая компания детей разного возраста – соседские ребята держали коробку с очередным крошечным серым комочком.
Тамара Сергеевна наблюдала с балкона, как невестка осматривает котенка, что-то объясняет детям, достает телефон. Через десять минут подъехал мотоцикл, и парень в кожаной куртке передал пакет с лекарствами.
— Знаешь, — раздался голос Павла за спиной матери, — когда я впервые увидел Надю, она так же возилась с подобранным щенком. В три часа ночи, под дождем.
— И это тебя… привлекло? — Тамара Сергеевна обернулась к сыну.
— Нет, мам. Меня привлекло то, что она настоящая. Всегда, во всем. Не носит маску, не пытается соответствовать чьим-то ожиданиям.
Внизу Надя раздавала детям указания – кто принесет молоко, кто теплое одеяло. Ребята наперебой предлагали помощь.
— Но эта квартира… — начала Тамара Сергеевна.
— А что квартира? — Павел прислонился к дверному косяку. — Знаешь, как она её купила? Три года работала в двух клиниках. Ночные дежурства, срочные вызовы. Все деньги складывала на первый взнос.
— Но ты же мужчина! Ты должен…
— Что я должен, мам? Запретить ей быть собой? Заставить соответствовать твоим представлениям о «правильной» жене?
В квартиру вернулась Надя с коробкой:
— Так, этому малышу нужен уход. Кто поможет?
— Я! — Алиса подскочила с дивана. — Научите меня кормить его из пипетки?
— Конечно. Только руки помой и фартук надень.
Тамара Сергеевна наблюдала, как невестка терпеливо показывает девочке, как держать котенка, как аккуратно давать лекарство. На кухне уже собрались соседские дети – кто-то принес молоко, кто-то старое одеяло.
— А почему у тебя тут нарисован волк? — спросил мальчик лет десяти, показывая на татуировку Нади.
— Это не просто волк, — она улыбнулась. — Это символ преданности. Волки верны своей стае, защищают слабых…
— Как вы? — перебила Алиса.
— Ну, я стараюсь, — Надя погладила девочку по голове. — Главное – не проходить мимо тех, кому нужна помощь.
Вечером, когда все разошлись, в квартире стало тихо. Котенок спал в коробке, укрытый теплым одеялом. Павел работал за ноутбуком. Надя убирала на кухне.
— Надежда… — Тамара Сергеевна впервые за день назвала невестку по имени. — Можно с тобой поговорить?
— Конечно, — Надя вытерла руки полотенцем. — Чаю?
Они сели за кухонный стол. За окном сгущались сумерки.
— Знаешь, — начала свекровь, — я всю жизнь учила детей. И всегда думала, что точно знаю, как правильно, как должно быть…
— А оказалось?
— Оказалось, что жизнь сложнее, — Тамара Сергеевна посмотрела на невестку. — Я видела, как ты общаешься с детьми. Как помогаешь соседям. И эта твоя… необычность… она ведь часть тебя, да?
— Как и эта квартира, — кивнула Надя. — Понимаете, дело не в том, чья она. Дело в праве быть собой. В своем доме, в своей жизни.
— А Паша? Ему комфортно с таким… образом жизни?
— Спросите у него сами, — Надя улыбнулась. — Только вы спросите честно, без подтекста. Он ведь тоже имеет право на собственное мнение, правда?
Тамара Сергеевна задумалась:
— Наверное… наверное, ты права. Я все пыталась навязать свое представление о счастье. А оно у каждого свое.
— И у вас оно есть, — мягко сказала Надя. — Не надо от него отказываться. Просто может быть, стоит принять, что у других оно может быть другим?
В дверь снова позвонили. На пороге стояла Алиса:
— Надя, можно я еще посижу с котенком? Мама разрешила!
— Конечно, можно, — Надя пропустила девочку в квартиру. — Тамара Сергеевна, присоединитесь? Алиса как раз собиралась рассказать, почему она тоже хочет стать ветеринаром.
И свекровь впервые за день искренне улыбнулась:
— Знаешь… пожалуй, присоединюсь.
В этой истории не было громких признаний и внезапных перемен. Просто люди учились принимать друг друга такими, какие они есть. С татуировками и строгими костюмами, с мотоциклами и традиционными взглядами.
Потому что настоящий дом – это не стены и не правила. Это место, где каждый может быть собой.
