— Детей выдумали, чтобы родители не могли пожить для себя, — Тамара Николаевна поставила перед старшей дочерью тарелку с горячим супом. — Вот я в твоем возрасте тоже не работала, правильно делаешь.
Оксана размешивала суп, не поднимая глаз:
— С ним же надо ходить везде, забирать его, а няня стоит…
— И не нужна тебе няня! — мать присела рядом. — Егорке только семь, куда спешить? Вон, посмотри на свою сестру – работает-работает, а что толку?
За окном моросил шел противный дождь со снегом. Михаил Петрович молча ел, изредка поглядывая на часы – скоро должна была вернуться с работы младшая дочь.
— А знаешь, что она удумала? — Тамара Николаевна понизила голос. — Ипотеку хочет взять! Нет чтобы семью завести…
— Ипотеку? — Оксана отложила ложку. — Откуда у неё…
Входная дверь скрипнула. В прихожей послышались шаги, шуршание пакетов.
— Вер? — мать выглянула из кухни. — Ты что так поздно?
— В банке задержалась, — Вера устало стянула мокрые ботинки. — Документы подавала.
Тамара Николаевна многозначительно посмотрела на старшую дочь. Михаил Петрович все так же молча доедал суп.
— А что ты принесла? — Тамара Николаевна потянулась к пакетам дочери.
— Продукты, — Вера отодвинула сумки. — Себе на неделю.
— Себе? — мать поджала губы. — А сестре? У неё же Егорка…
— У сестры есть ты, — Вера прошла на кухню. — Папуль, привет.
Михаил Петрович кивнул, не поднимая глаз от тарелки. По его сгорбленной спине было видно – чувствует надвигающуюся бурю.
— Верочка, — Тамара Николаевна присела рядом с младшей дочерью. — А давай мы твои продукты разделим на всех? По-семейному…
— По-семейному? — Вера усмехнулась. — А когда я квартиру снимала первый год после института, еле концы с концами сводила – это было по-семейному?
— Ну что ты начинаешь, — Оксана капризно буркнула. — Тебе же не нужно было много места, ты одна. А у меня ребенок…
— А у меня работа, — Вера налила себе воды. — И планы на жизнь. И право на собственное жилье.
За окном усилился дождь. Где-то на верхнем этаже громко включили музыку – соседи праздновали новоселье. Тамара Николаевна поморщилась:
— Ужасная квартира им досталась. Без ремонта, без мебели…
— Зато своя, — тихо сказал Михаил Петрович.
— Что? — жена резко повернулась к нему. — Ты что-то сказал?
— Говорю, хоть и без ремонта, зато своя, — он поднял глаза от тарелки. — Как Вера хочет.
— Вот только не начинай, — Тамара Николаевна встала. — Лучше бы посоветовал младшей дочери ума набраться. Вместо того, чтобы в банк бегать, замуж бы вышла…
— Как Оксана? — вдруг спросил отец.
В кухне повисла тишина. Оксана замерла с ложкой у рта, Тамара Николаевна застыла у плиты.
— Что ты имеешь в виду? — наконец спросила мать.
— Ничего, — он пожал плечами. — Просто вспомнил, как ты радовалась, когда старшая замуж выходила. Говорила – вот оно, счастье женское. А теперь она снова здесь, с нами.
— Папа! — Оксана надула губы. — Ты же знаешь, я не могу работать, Егорка маленький…
— В школе, — буркнул отец.
— Что?
— Говорю, Егор в школе с утра до трех. А ты дома. Как и десять лет назад.
Тамара Николаевна побледнела:
— Миша, прекрати! У ребенка травма – отец бросил…
— А у Веры? — он поднял голову. — У неё какая травма, Тамара? Что ты всю жизнь с ней делаешь?
— Что я делаю? — Тамара Николаевна оперлась о стол. — Я пытаюсь научить младшую дочь семейным ценностям. А она только о себе думает!
Вера медленно поставила стакан:
— О себе? Десять лет на съемных квартирах. Два года помогала Оксане после развода. А теперь, когда я хочу собственное жилье…
— Вот! — мать назидательно подняла палец. — «Я», «мне», «хочу»! А о сестре подумала? У неё ребенок!
— А у меня что? — Вера поднялась из-за стола. — Ни мужа, ни детей, да? Так ты всегда говорила – «вот Оксаночка в твоем возрасте уже…»
— И правильно говорила! — Тамара Николаевна повысила голос. — Ты все по съемным квартирам, все работаешь-работаешь…
— А как иначе? — Вера достала из сумки папку с документами. — Вот, смотри. Договор аренды трехлетней давности – тридцать тысяч в месяц. Год назад – уже сорок пять. Сейчас и вовсе…
— Доченька, — мать сменила тон на елейный. — Так живи с нами! Места хватит…
— Как Оксане? — Вера горько усмехнулась. — Чтобы ты каждый день напоминала, какая я неправильная? Как старшая сестра «в моем возрасте»?
— Не передергивай! — Оксана шмыгнула носом. — Мама просто хочет…
— Чего она хочет? — вдруг спросил отец. — Чтобы все были несчастны, как она сама?
В кухне повисла оглушительная тишина. Даже дождь за окном, казалось, притих.
— Что ты сказал? — Тамара Николаевна медленно повернулась к мужу.
— То, что давно нужно было сказать, — Михаил Петрович поднялся. — Ты не была готова к Вере. Не хотела второго ребенка. И всю жизнь… всю жизнь заставляешь её за это расплачиваться.
— Папа, — прошептала Вера.
— Да, дочка, — он впервые за вечер посмотрел ей в глаза. — Прости меня. Что молчал. Что позволял… всё это.
— Ты смотри, какой благородный! — Тамара Николаевна повысила голос. — А кто Оксаночке квартиру обещал? Кто говорил – вот разменяем нашу…
— Я много чего обещал, — отец тяжело оперся о стол. — И тебе, и детям. А по факту – всю жизнь позволял тебе превращать одну дочь в принцессу, а вторую – в Золушку.
— В Золушку? — Тамара Николаевна нервно рассмеялась. — Я всю жизнь пыталась сделать из неё нормальную девушку! А она? Вечно живет как хочет…
— И слава богу, — Михаил Петрович выпрямился. — Хоть кто-то в этой семье живет своим умом, а не твоими указками.
— Мамочка, — Оксана схватила мать за руку. — Не слушай его! Ты же всегда говорила – главное семья, главное дети…
— Дети? — отец усмехнулся. — А что ты знаешь о детях, Оксана? Сидишь на шее у родителей, изображаешь беспомощную мать-одиночку…
— Я не изображаю! Мне правда тяжело…
— Тяжело? — он повысил голос. — А Вере легко было? Когда она после института ютилась по съемным углам? Когда подрабатывала по ночам? Когда отдавала тебе последние деньги – потому что «у сестры ребенок»?
Вера молча собирала свои документы в папку. Её пальцы чуть подрагивали.
— Веруня, — Тамара Николаевна шагнула к младшей дочери. — Но ты же понимаешь… Оксаночке правда нужнее…
— Что нужнее? — Вера наконец подняла глаза. — Моя квартира? Моя жизнь? Мое будущее? Знаешь, мам, я ведь помню, как в детстве ты говорила – «вот Оксана в твоем возрасте уже читала», «вот Оксана такая умница»… А теперь что? «Вот Оксана уже замужем», «вот у Оксаны ребенок»?
— Ты просто завидуешь! — Оксана вскочила со стула.
— Чему? — Вера застегнула папку. — Тому, что ты в тридцать пять живешь с родителями? Что не можешь найти работу, потому что «ребеночек маленький»? Что бывший муж алименты платит с грошовой зарплаты, потому что официально числится уборщиком?
— Откуда ты… — Оксана побледнела.
— Я все знаю, сестра. И про «маленький» бизнес твоего бывшего, и про то, как ты отказалась от хорошей работы в прошлом году – потому что «мамочка сказала, что еще рано».
В кухне повисла тяжелая тишина. За окном усилился дождь, барабаня по карнизу.
— Миша, — Тамара Николаевна повернулась к мужу. — Скажи ей! Ты же отец…
— Именно поэтому и говорю, — он положил руку на плечо младшей дочери. — Вер, я в общем долго думал… Ну в общем – я продаю свою долю квартиры.
— Что?! — в один голос воскликнули жена и старшая дочь.
— То, что слышали. Продаю долю и отдаю деньги Вере – на первый взнос. А сам…
— А сам уеду в деревню, — спокойно закончил Михаил Петрович. — Дом присмотрел еще весной, когда на рыбалку ездил. Небольшой, но мне хватит.
— Какая деревня? — Тамара Николаевна схватилась за край стола. — Какой дом? Ты с ума сошел?
— Впервые в жизни я абсолютно нормален, — он повернулся к жене. — Знаешь, что я понял? Мы все здесь дышать не можем. Ты – от своих страхов и желания контролировать. Оксана – от привычки быть «маленькой девочкой». Вера – от необходимости постоянно доказывать свое право на существование.
— Пап, — Вера положила руку на его плечо. — Не нужно…
— Нужно, доча. Я слишком долго молчал. Думал – так лучше, так спокойнее. А на самом деле просто трусил.
Оксана громко всхлипнула:
— Значит, вот как? Бросаешь нас? Меня, Егорку…
— Никто тебя не бросает, — отец устало опустился на стул. — Но пора взрослеть, дочка. Тебе тридцать пять. У тебя высшее образование, опыт работы…
— Но мама говорит…
— Мама, мама, мама… А ты попробуй сама что-нибудь сказать, — он впервые за вечер улыбнулся. — Сама подумать, сама решить.
— Миша, — Тамара Николаевна подошла к мужу. — Ты не можешь так с нами поступить. Это же семья!
— Семья? — он покачал головой. — Нет, Тамара. Мы не семья. Мы заложники твоих представлений о правильной жизни. Где старшая дочь – вечная принцесса, а младшая – вечно виноватая.
За окном начало темнеть. В соседней квартире кто-то включил музыку – тихую, печальную мелодию.
— Я уже договорился с риэлтором, — продолжил отец. — Завтра начинаем оформлять документы. Вера, тебе хватит на первый взнос?
— Пап, — она присела рядом. — Я справлюсь сама…
— Знаю, что справишься. Но я хочу помочь. Имею право хоть раз в жизни поступить правильно.
Тамара Николаевна молча опустилась на стул. Её идеальная укладка растрепалась, макияж размазался.
— А как же я? — тихо спросила Оксана. — Куда мне идти?
— Никуда идти не надо, — отец посмотрел на старшую дочь. — Живи пока здесь, с мамой. Но работу найди. И психолога. Тебе нужно научиться жить самостоятельно.
— С психологом? — Тамара Николаевна вскинула голову. — Ты что, считаешь нашу дочь больной?
— Нет, — отец покачал головой. — Я считаю её запутавшейся. Как и тебя, Тамара.
— Меня? — она поджала губы. — Да как ты…
— Вот так, — он встал из-за стола. — Столько лет я молчал. Смотрел, как ты превращаешь одну дочь в беспомощное существо, а вторую – в вечно виноватую. И сам был виноват не меньше – тем, что позволял.
Вера собрала документы:
— Я, пожалуй, пойду.
— Куда? — встрепенулась мать. — На ночь глядя? В свою съемную конуру?
— Да, мама. В свою съемную конуру. Где никто не попрекает меня каждым куском хлеба.
— Я не попрекаю! Я забочусь! Вот, папа ваш… Бросает нас…
— Никого я не бросаю, — Михаил Петрович надел очки и достал из кармана сложенный лист бумаги. — Вот, смотрите. Я все подсчитал. Моя доля в квартире – примерно три миллиона. Как раз хватит Вере на первый взнос. А мне в деревне много не надо.
— В деревне… — Оксана нервно рассмеялась. — А я? А Егор? Мы же без тебя…
— Что без меня? — отец посмотрел на старшую дочь. — Научишься наконец жить своим умом? Или так и будешь прятаться за мамину юбку?
В прихожей зазвонил телефон. Оксана вздрогнула:
— Это Егор, с продленки…
— Вот и начинай, — отец кивнул на телефон. — Сама решай, сама действуй. Хватит быть «маленькой девочкой» в тридцать пять лет.
Оксана вышла в прихожую. Из-за двери доносился её тихий голос:
— Да, солнышко… Нет, бабушка не сможет забрать… Я сама приду…
— Видишь? — Михаил Петрович повернулся к жене. — Может сама, когда припечет. И работать сможет, и жить самостоятельно.
— Ты всё решил, да? — Тамара Николаевна поднялась из-за стола. — Всё распланировал? А я? Обо мне ты подумал?
— А ты о ком-нибудь думала все эти годы? — тихо спросил он. — О настоящих чувствах дочерей? О том, чего они хотят, о чем мечтают?
— О чем они мечтают? — Тамара Николаевна нервно поправила воротник блузки. — Я всю жизнь только о них и думала! Оксаночке репетиторов нанимала, в балет…
— В балет, — перебил отец. — Хотя она просила отдать её на рисование. А Вера? Помнишь, как она хотела на курсы фотографии?
— Глупости все это! Фотография – не профессия…
— Но это была её мечта, — Михаил Петрович сложил очки. — Как сейчас мечта о собственной квартире. И я хоть раз в жизни помогу её осуществить.
Вера молча стояла у окна. За стеклом мелькали огни фар – люди возвращались с работы, спешили домой.
Из прихожей вернулась Оксана:
— Я… я пойду за Егором.
— Одна? — всполошилась мать. — В такую погоду? Может…
— Нет, мам, — Оксана впервые за вечер говорила твердо. — Я сама.
Она накинула куртку и вышла. В подъезде гулко хлопнула дверь.
— Видишь? — отец улыбнулся. — Она может. Когда не давишь, не контролируешь…
— Так это я во всем виновата? — Тамара Николаевна повысила голос. — Я плохая мать? Я…
— Нет, мама, — тихо сказала Вера. — Ты не плохая. Ты просто… запуталась. В своей любви, в своих страхах.
— В страхах?
— Да. Ты боишься, что мы вырастем и уйдем. Поэтому делаешь все, чтобы удержать. Оксану – жалостью и заботой, меня – чувством вины.
За окном снова усилился дождь. Где-то на верхних этажах громко залаяла собака.
— Знаешь, мам, — продолжила Вера, — когда я снимала первую квартиру, было очень тяжело. Денег не хватало, приходилось подрабатывать по ночам. Но я ни разу не пожалела…
— Потому что ты упрямая! — рявкнула мать. — Всегда такой была – все по-своему…
— Нет, — Вера покачала головой. — Потому что там, в той маленькой съемной квартире, я впервые почувствовала себя… собой. Без вечного сравнения с Оксаной, без попреков, без «вот в твоем возрасте»…
Через месяц всё произошло именно так, как и планировал Михаил Петрович. Риэлтор быстро нашла покупателя на его долю квартиры. Три миллиона – не такая уж и большая сумма в центре города, но для Веры это стал настоящий подарок судьбы.
Вера потратила эти деньги максимально рационально. Половину внесла в качестве первоначального взноса за небольшую однокомнатную квартиру в спальном районе, остальное отложила на первые ремонт и обустройство. Квартира была совсем крошечной – метров тридцать, но своя, без съемных углов и чужих соседей.
Отец действительно уехал в деревню и подал документы на развод. Михаил Петрович купил небольшой домик – покосившийся, с палисадником и старым колодцем. Привел его в порядок: покрасил, подлатал крышу, посадил яблоневый сад. Иногда Вера приезжала к нему – привозила гостинцы, помогала по хозяйству.
Оксана поначалу сопротивлялась переменам. Но постепенно – сначала робко, потом всё увереннее – начала искать работу. Устроилась в небольшую маркетинговую компанию – сначала на полставки, потом на полный. Бывший муж начал платить алименты исправно, когда узнал, что Оксана больше не живет на шее у родителей.
Тамара Николаевна так и не приняла происходящих перемен. Она демонстративно не общалась ни с мужем, ни с младшей дочерью. Иногда звонила Вере, но разговоры были натянутыми, короткими.
А Михаил Петрович, впервые за долгие годы, почувствовал себя свободным. В деревне он завел небольшое хозяйство – держал кур, посадил огород. Иногда к нему приезжал внук Егор – Оксана стала чаще отпускать сына, теперь, когда сама научилась планировать свою жизнь.
Вера продолжала работать, наконец-то записалась на курсы фотографии – те самые, о которых мечтала в юности. По выходным делала съемки, потихоньку собирала портфолио.
А однажды зимним вечером, когда за окном кружил снег, Вера поняла – она счастлива. Не потому, что всё идеально, а потому, что впервые живет по-настоящему своей жизнью. Без сравнений, без оглядки, без вечного «в твоем возрасте».
И где-то далеко, в маленьком деревенском домике, её отец, глядя на закатное небо, тоже впервые за долгие годы чувствовал – он всё сделал правильно.
