— Римма, доченька, выручай! — голос Виктории Евгеньевны в телефоне звучал непривычно просительно. — Такая беда — все родственники на Новый год собираются, а я одна не справлюсь со столом. Года уже не те.
— А сколько человек будет? — Римма остановилась посреди комнаты, прикидывая объём готовки.
— Да немного совсем! Тётя Света с дядей Колей из Волгограда, Наташа с мужем и детьми из Нижнего. Ну и мы. Всего девять человек.
Римма задумалась. С одной стороны, два полных дня готовки — это серьёзно. С другой — со свекровью у неё всегда были нормальные отношения. Конечно, случались мелкие недопонимания, но где их не бывает?
— Хорошо, Виктория Евгеньевна, я помогу. Завтра с утра приеду.
— Ой, спасибо, золотце! — обрадовалась свекровь. — А то так неудобно — родня издалека едет, а у меня стол пустой будет…
Вечером Римма обсудила это с мужем.
— Дим, я твоей маме пообещала с новогодним столом помочь.
— Молодец, — рассеянно отозвался Дима, просматривая рабочую почту. — А то она переживает, что родственники приезжают.
— Ты заедешь за мной после работы? Я два дня там буду готовить.
— Конечно, — кивнул он. — Только давай без этих твоих кулинарных экспериментов? Мама любит традиционные блюда.
Римма только улыбнулась. За три года замужества она успела выучить все семейные кулинарные традиции. И даже добавила в них несколько своих рецептов, которые всем понравились.
На следующее утро она приехала к свекрови к восьми часам. В сумке лежали все нужные специи и некоторые продукты — Римма знала, что Виктория Евгеньевна не признаёт определённые магазины и не покупает там ничего.
— Проходи, проходи! — свекровь встретила её в домашнем халате. — Я тут примерный список составила, что приготовить надо.
Римма взяла протянутый листок. Список был внушительный: салаты, горячие закуски, основные блюда, десерты…
— А утку я хотела по бабушкиному рецепту сделать, — предложила она. — В прошлом году всем понравилось.
— Ну, не знаю… — протянула свекровь. — У нас в семье утку всегда по-другому готовили.
— Давайте две сделаем? — предложила Римма. — Одну по вашему рецепту, другую по моему. Гостей много, как раз хватит.
Виктория Евгеньевна неопределенно пожала плечами и ушла в комнату, оставив невестку на кухне. Римма достала продукты, разложила их на столе и принялась за работу. Начала с самого сложного — теста для пирожков. Пока оно подходит, можно заняться салатами.
Готовить Римма любила с детства. Бабушка учила её премудростям кулинарии, делилась секретами: как сделать идеальное тесто, как правильно специи добавлять, как определить готовность мяса. Все эти знания теперь очень пригождались.
Около десяти на кухню заглянула свекровь:
— Как дела? Может, помочь чем?
— Спасибо, я справляюсь, — улыбнулась Римма. — Вы отдыхайте.
— Ну смотри, — Виктория Евгеньевна окинула взглядом кухню. — Только не перемудри там с приправами.
День летел незаметно. Римма месила, резала, жарила, варила. К вечеру восемь салатов стояли в холодильнике, тесто для пирожков подошло второй раз, утка томилась в духовке.
Дима заехал в семь вечера:
— Как вы тут?
— Нормально, — Римма вытерла руки полотенцем. — Завтра ещё горячее, пирожки и вторую утку.
— Мам, ты что, весь день невестку одну готовить заставляла? — крикнул Дима в комнату.
— Она сама вызвалась! — донеслось в ответ. — Я предлагала помощь!
Римма промолчала. Действительно, формально свекровь предлагала помощь. Один раз. Для галочки.
На следующий день всё повторилось. Римма приехала к восьми утра, Виктория Евгеньевна снова встретила её в халате:
— Я тут подумала, может, торт закажем? Что ты со всем этим одна будешь возиться?
— Не надо, я справлюсь, — покачала головой Римма. — У меня бабушкин рецепт медовика есть, пальчики оближешь.
Виктория Евгеньевна снова удалилась в комнату. Римма включила духовку — надо успеть испечь коржи, пока будет заниматься второй уткой.
К четырём часам стол был практически готов. Римма оглядела своё творение: две утки — одна с яблоками, другая с черносливом, десять видов салатов, румяные пирожки с разными начинками, заливное, рулеты, закуски… Медовик, украшенный свежими ягодами, занял почётное место в центре.
— Ну всё, я закончила, — сказала она свекрови. — Пойду домой, переоденусь к празднику.
— Хорошо, — кивнула Виктория Евгеньевна. — К девяти приходите, родные к восьми подъедут, как раз познакомитесь.
Дома Римма долго выбирала наряд. Остановилась на тёмно-синем бархатном платье — подарок мужа на прошлый Новый год.
— Ты отлично выглядишь, — улыбнулся Дима. — И стол получился замечательный. Мама довольна?
— Не знаю, — пожала плечами Римма. — Она почти не заходила на кухню.
Когда они приехали, гости уже собрались. Тётя Света с мужем, Наташа с семьёй — все шумно здоровались, обнимались, делились новостями.
— А вот и наши молодые! — радостно объявила Виктория Евгеньевна. — Проходите, садитесь.
Римма с интересом разглядывала родственников мужа. Наташа оказалась совсем молодой женщиной с двумя детьми-подростками. Тётя Света — элегантной дамой в возрасте, её муж — представительным мужчиной с военной выправкой.
— Какой чудесный стол! — восхитилась тётя Света, когда все расселись. — Викуля, ты превзошла себя!
Римма замерла с вилкой в руке. Что ответит свекровь?
— Да, — с гордостью отозвалась Виктория Евгеньевна. — Два дня готовила, от плиты не отходила. Хотела порадовать дорогих гостей.
В комнате повисла тишина. Римма медленно положила вилку.
— А невестка что же, не помогала? — поинтересовалась Наташа.
— Да куда ей, — махнула рукой свекровь. — Невестка готовить не умеет совсем. Даже картошку пожарить не может.
Это было уже слишком. Римма встала:
— Простите, но это неправда. Весь стол готовила я. Одна. Два дня. Виктория Евгеньевна даже на кухню почти не заходила.
— Римма! — одёрнул её Дима.
— Что «Римма»? — она повернулась к мужу. — Я должна молчать, когда твоя мама присваивает себе мою работу? И ещё выставляет меня неумёхой?
— Выйдем, — Дима встал и взял её за руку. — Нам надо поговорить.
На кухне Дима прикрыл дверь и повернулся к жене:
— Ну зачем ты устроила эту сцену? Ну похвасталась мама, и что такого?
— Что такого? — Римма посмотрела на мужа с недоверием. — Она не просто похвасталась. Она соврала. Причём дважды. Сначала присвоила себе мою работу, а потом ещё и оскорбила меня.
— Не преувеличивай. Мама просто хотела порадоваться. Ей приятно, что родственники хвалят.
— А мне должно быть приятно, что она выставила меня неумехой? Я два дня готовила. Два дня, Дима! Встала в шесть утра, ехала через весь город. Твоя мама за это время даже на кухню толком не заглянула. А теперь она говорит, что я картошку пожарить не могу?
— Да какая разница, кто готовил? — Дима раздражённо взъерошил волосы. — Главное, что стол хороший получился, все довольны. Неужели тебе жалко? Ну пусть мама погордится перед роднёй.
Римма молча смотрела на мужа. Три года она старалась. Три года пыталась построить хорошие отношения со свекровью. Готовила на все праздники, помогала с уборкой, никогда не отказывала в просьбах. И вот результат.
— Знаешь, что самое обидное? — тихо сказала она. — Не то, что твоя мама забрала себе мои заслуги. А то, что ты её поддерживаешь. Для тебя её желание похвастаться важнее моих чувств.
— При чём тут чувства? — поморщился Дима. — Ты делаешь из мухи слона. Подумаешь, мама немного приукрасила.
— Немного приукрасила? — Римма качнула головой. — Она не приукрасила. Она соврала. И ты считаешь это нормальным.
— Хорошо, — Дима примирительно поднял руки. — Давай так: ты сейчас успокоишься, мы вернёмся к столу, и ты извинишься перед мамой за свою вспышку. Скажешь, что нервничаешь, переутомилась.
Римма молча развернулась и вышла из кухни. В комнате все делали вид, что увлечены едой. Только Виктория Евгеньевна сидела с торжествующим видом.
— Я хочу сказать, — громко произнесла Римма. — Этот стол полностью приготовила я. Две утки — по разным рецептам. Десять видов салатов. Пирожки. Заливное. Торт. Всё это сделала я. Одна. Виктория Евгеньевна не помогала. Она даже не заходила на кухню. А теперь она говорит, что я не умею готовить. Простите, но я не могу здесь оставаться.
Она вышла в прихожую, накинула пальто. Сзади послышались быстрые шаги.
— Ты куда? — Дима схватил её за руку. — Немедленно вернись!
— Нет, — Римма мягко, но решительно освободила руку. — Я ухожу. И не только с этого праздника. Я ухожу от тебя, Дима. Потому что ты не видишь ничего странного в том, что произошло. Для тебя нормально, что твоя мать лжёт и унижает твою жену. А я так больше не могу.
— Да что ты несёшь? — возмутился Дима. — Какое унижение? Какая ложь? Обычная ситуация! Ты просто всё преувеличиваешь!
— Нет, Дима. Это не обычная ситуация. И я ничего не преувеличиваю. Я просто наконец-то увидела правду. О твоей маме. И о тебе.
Она открыла дверь и вышла, не оглядываясь. На улице было морозно и свежо. Падал крупный снег. Римма подняла воротник пальто и пошла к остановке. Телефон в сумке начал звонить — наверное, Дима. Но она не стала отвечать.
Дома Римма первым делом сняла праздничное платье и надела домашнюю одежду. В холодильнике обнаружилась пачка сосисок и немного салата. Она усмехнулась — весь день готовила для других, а сама даже не подумала о своём новогоднем столе.
Телефон не замолкал. Звонил Дима, потом свекровь, потом снова Дима. Римма отключила звук и села у окна. За стеклом продолжал падать снег, на улице гремели петарды — люди праздновали Новый год.
Три года назад они с Димой тоже встречали праздник вместе. Тогда он впервые привёл её к родителям. Виктория Евгеньевна накрыла стол, улыбалась, называла Римму «деточкой». А через неделю начала намекать сыну, что его девушка «не очень хозяйственная». Дима тогда заступился за неё. Сказал матери, что она не права, что Римма прекрасно готовит. А сегодня?
В дверь позвонили. Римма не шелохнулась — скорее всего, это Дима. Звонок повторился, потом ещё раз. А потом раздался женский голос:
— Римма, открой! Это тётя Света.
Она удивлённо встала. Действительно, на пороге стояла тётя Димы, закутанная в пушистый шарф.
— Можно войти?
Римма молча отступила, пропуская гостью. Тётя Света прошла в комнату, села в кресло:
— Я сразу за тобой пошла, но ты быстро идёшь. Пришлось вернуться, адрес у Димы спросить.
— Зачем вы приехали?
— Затем, что ты права. И я не могла позволить этой ситуации остаться такой, какая она есть.
Римма села напротив:
— А что изменит ваш приезд?
— Может быть, ничего. А может быть, всё. Знаешь, я ведь тоже была невесткой. И моя свекровь, мама дяди Коли, тоже любила присвоить чужие заслуги. Я терпела. Молчала. Глотала обиды. И однажды чуть не развелась с мужем. Потому что он, как и Дима сегодня, не видел проблемы.
— И что вы сделали?
— Я собрала вещи и уехала к родителям. На третий день приехал Коля. Не извиняться, нет. Объяснять мне, почему я неправа. И тогда я сказала ему: «Или ты научишься уважать меня и мои чувства, или мы расстанемся. Я не хочу развода, я люблю тебя. Но я не буду жить с человеком, который считает нормальным унижать меня».
— И что он ответил?
— Сначала ничего. Ушёл. А через день вернулся. С цветами, с извинениями. И с обещанием, что больше никогда не допустит неуважения ко мне. Ни от кого. Даже от своей матери.
— А свекровь?
— А свекровь поняла, что сын встал на мою сторону. И внезапно оказалось, что она может быть вполне адекватной, когда знает границы. Мы, конечно, не стали лучшими подругами. Но научились уважать друг друга.
Тётя Света помолчала, потом продолжила:
— Я не говорю, что у вас будет так же. Может быть, Дима не найдёт в себе сил измениться. Может быть, Виктория не захочет менять своё поведение. Но ты должна знать — ты поступила правильно. Нельзя позволять никому, даже свекрови, даже мужу, обесценивать твой труд и твои чувства.
В дверь снова позвонили. На этот раз настойчиво, длинно.
— Это Дима, — сказала Римма. — Я не хочу открывать.
— Правильно, — кивнула тётя Света. — Не открывай. Пусть остынет. Подумает. А я посижу с тобой, если ты не против. Всё равно праздник испорчен.
Звонок повторился. Потом раздался голос Димы:
— Римма, открой! Я знаю, что ты дома! Нам надо поговорить!
— Вот видишь, — усмехнулась тётя Света. — Даже не извиниться пришёл. Поговорить. Наверняка объяснять будет, почему ты неправа.
Римма кивнула. В глазах стояли слёзы.
— Не плачь, девочка, — тётя Света пересела к ней, обняла за плечи. — Ты сильная. Ты всё правильно сделала. А дальше… дальше будет видно.
Дима продолжал звонить в дверь ещё минут пятнадцать, потом затих. Видимо, ушёл.
— Ты голодная? — спросила тётя Света. — У тебя что-нибудь есть дома?
— Сосиски, — улыбнулась сквозь слёзы Римма. — И вчерашний салат.
— Прекрасно. Будем праздновать Новый год сосисками. Где у тебя чайник?
Они сидели на кухне, пили чай с печеньем, которое нашлось в шкафу. Тётя Света рассказывала истории из своей жизни — о том, как познакомилась с дядей Колей, как они жили первое время.
— А ты давно Диму знаешь? — спросила она.
— Пять лет, — Римма отставила чашку. — Мы на работе познакомились. Я тогда только устроилась в компанию, а он уже два года там работал. Помогал мне освоиться, показывал, что к чему.
— И сразу влюбилась?
— Нет, не сразу. Сначала просто дружили. Он был внимательный, заботливый. Всегда старался поддержать, помочь. С родителями познакомил через полгода.
— И как Вика тебя приняла?
— Вначале хорошо. По крайней мере, так казалось. Улыбалась, обнимала, советы давала. А потом начала Диме намекать, что я не очень хозяйственная.
— А он?
— А он тогда заступился. Сказал, что это неправда, что я прекрасно готовлю. Виктория Евгеньевна притихла. Потом мы поженились, и всё вроде бы наладилось. Я старалась, очень старалась ей понравиться.
В дверь снова позвонили. На этот раз тихо, коротко.
— Не открывай, — сказала тётя Света. — Пусть помучается.
— Римма, — раздался голос за дверью. — Открой, пожалуйста. Я знаю, что был неправ.
Тётя Света покачала головой:
— Рано. Пусть ещё подумает.
— Я ухожу, — сказал Дима. — Но я вернусь завтра. И послезавтра. И буду возвращаться, пока ты не откроешь. Потому что я понял. Правда, понял.
Послышались удаляющиеся шаги.
— Знаешь, что самое забавное? — Римма невесело усмехнулась. — Я ведь правда люблю готовить. Бабушка научила. Она говорила: «Готовить надо с душой. Тогда еда получается особенная — тёплая, домашняя». А теперь у меня такое чувство, будто я эту душу выложила на стол, а её растоптали.
— Не растоптали, — возразила тётя Света. — Попытались растоптать. Но ты не позволила. Ты встала и сказала правду. Это дорогого стоит.
— А вдруг я действительно преувеличиваю? Может, стоило промолчать?
— Нет, девочка. Молчание в таких ситуациях только ухудшает всё. Поверь моему опыту. Если сейчас промолчать, потом будет только хуже. Виктория решит, что ей всё можно. А Дима утвердится в мысли, что можно закрывать глаза на мамины выходки.
Римма встала, прошлась по кухне:
— Я ведь правда хотела как лучше. Когда она позвонила, попросила помочь, я обрадовалась. Думала, может, наконец-то наладятся отношения.
— А она восприняла твою помощь как должное. И решила ещё и выслужиться за твой счёт.
— Знаете, что самое обидное? Если бы она просто сказала «мы с Риммой готовили», я бы даже не расстроилась. Но она не просто забрала мою работу себе. Она ещё и унизила меня.
Тётя Света задумчиво помешала остывший чай:
— А ты никогда не задумывалась, почему она это сделала?
— В каком смысле?
— В прямом. Зачем успешной, взрослой женщине понадобилось присваивать чужие заслуги? Да ещё так топорно, при свидетелях?
Римма пожала плечами:
— Не знаю. Может, хотела покрасоваться перед роднёй?
— Думаю, дело глубже. Знаешь, я ведь Вику много лет знаю. Она всегда была… особенной. Ей обязательно нужно быть главной, самой важной, самой незаменимой. Особенно для сына.
— При чём тут сын? Она же перед гостями хвасталась.
— А ты подумай. Ты молодая, красивая, хорошо готовишь, Дима тебя любит. А она стареет, здоровье уже не то. И вот она просит тебя о помощи — уже признак слабости. А потом ещё и гости восхищаются столом, который ты приготовила. В её глазах это означает, что ты становишься главной женщиной в жизни её сына. Вот она и решила тебя унизить. Показать свою власть, своё превосходство.
Римма молчала, обдумывая услышанное. За окном небо начало светлеть — приближалось утро.
— Что мне теперь делать? — спросила она наконец.
— А чего ты хочешь?
— Не знаю. Когда уходила, была уверена, что подам на развод. А сейчас… Я ведь люблю его.
— Любовь — это прекрасно. Но одной любви мало. Нужно ещё уважение. С обеих сторон.
В дверь снова позвонили. На этот раз как-то неуверенно, тихо.
— Римма, — голос Димы звучал глухо. — Я знаю, ты не спишь. У тебя свет горит. Прости меня. Я был неправ. Очень неправ.
Тётя Света вопросительно посмотрела на Римму. Та покачала головой.
— Я поговорил с мамой, — продолжал Дима. — Серьёзно поговорил. Впервые в жизни. Знаешь, она плакала. Сказала, что сама не понимает, зачем это сделала. Что ей стыдно.
Римма молчала.
— Я не прошу тебя простить сразу. И маму не прошу прощать. Просто дай мне шанс всё исправить. Я понял, правда понял. Ты имеешь право на уважение. А я должен был защитить тебя, а не идти на поводу у маминых капризов.
— Открой, — тихо сказала тётя Света. — Поговори с ним.
— Зачем?
— Затем, что он, кажется, действительно понял. А понимание — это первый шаг к изменениям.
Римма подошла к двери, помедлила и открыла. Дима стоял на пороге — в расстёгнутой куртке, с покрасневшими глазами.
— Можно войти?
Она молча отступила в сторону. Дима прошёл в квартиру, увидел тётю Свету:
— А, вы здесь. Это хорошо. Вы правы, я был слепым идиотом.
— Присядь, — тётя Света показала на стул. — И расскажи, что ты понял.
— Всё, — Дима тяжело опустился на стул. — Что я предал жену. Что позволял маме манипулировать собой. Что закрывал глаза на её поведение, потому что так было проще.
Римма стояла у окна, слушала молча.
— Знаешь, — Дима повернулся к ней. — Когда ты ушла, мама закатила истерику. Кричала, что ты испортила праздник. А я вдруг увидел… Будто пелена с глаз упала. Увидел, как она всё это время вела себя. И как я позволял ей это.
Тётя Света тихонько встала:
— Пойду я. Поговорите.
