Александр Галибин родился в Ленинграде через десять лет после войны, в семье, пережившей блокаду. Его жизнь — это не готовый сценарий, а скорее импровизация: три брака, запрет видеть дочь, клиническая смерть и позднее отцовство.
Он не бросал вызов судьбе — он просто жил, ошибаясь и поднимаясь, пока не нашёл то, что искал: семью, которая стала его главной ролью.
От сына блокадников до звезды экрана
Александр Галибин родился в 1955 году в Ленинграде, в семье, которая смогла выжить в страшные годы блокады. Его родители, пережившие голод, холод и потерю близких, научили его ценить жизнь и бороться за своё место под солнцем.
Отец, плотник и декоратор на киностудии «Ленфильм», часто брал маленького Сашу на съёмки. Там мальчик впервые увидел, как оживают декорации, как актёры перевоплощаются в своих героев.
«Я смотрел на это как на чудо, — вспоминал он позже. — И понял, что хочу быть частью этого мира».
Но путь к мечте оказался тернистым. После школы Галибин подал документы в ЛГИТМиК, но провалил вступительные экзамены.
«Я так волновался, что забыл текст монолога, — рассказывал он. — Тогда я подумал: ну и ладно, попробую ещё раз».
Год он работал в Карелии, укладывая железнодорожные рельсы. По вечерам, после тяжёлого трудового дня, он декламировал стихи и повторял роли, готовясь к новому поступлению.
В 1974 году он всё-таки стал студентом театрального института. Уже на первом курсе его заметили режиссёры. Дебют в фильме «…И другие официальные лица» (1976) стал началом его кинокарьеры. Но настоящая слава пришла к нему после роли Пашки-«Америки» в фильме «Трактир на Пятницкой» (1978).
«Это был звёздный час, — говорил Галибин. — Я проснулся знаменитым, но не знал, что с этим делать. Всё получилось как-то само собой. Может, это просто везение?»
Роль Пашки-«Америки» принесла ему не только популярность, но и «звёздную болезнь».
Он начал вести разгульный образ жизни: гулял в дорогих ресторанах, общался с поклонницами, хвастался своими ролями. «Я был глупым мальчишкой, — признавался он позже. — Не понимал, что слава — это не только радость, но и ответственность».
В 90-е годы Галибин решил уйти из актёрства. Он поступил на режиссёрский факультет ГИТИСа, где учился у знаменитого Анатолия Васильева.
Начал ставить спектакли в лучших театрах страны. Но его работа в Театре им. Станиславского закончилась конфликтом. Часть труппы обвинила его в отсутствии режиссёрского таланта и плохом отношении к коллективу.
«Меня обвиняли во всём, — вспоминал он. — Но я не жалею. Это был важный урок. Иногда нужно уметь сказать “нет” и идти своим путём».
В 2000-е годы Галибин вернулся на экран. Он сыграл Мастера в экранизации «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко. Эта роль стала для него ещё одним вызовом.
Работа над ролью потребовала от него огромных душевных и физических сил.
«Мастер — это человек, который отказался от мира, — говорил Галибин. — Он похоронил себя в сумасшедшем доме, и там ему хорошо. Это было сложно, но я справился».
Два брака, которые стали уроками
Первый брак: юношеская страсть и крах
Он женился в 19 лет — слишком рано, слишком импульсивно. Ольга Наруцкая, его однокурсница, казалась идеалом: умная, талантливая, на пять лет старше.
«Она была как глоток свободы, — вспоминал Галибин. — Я сбежал из родительского дома в коммуналку, думая, что стану взрослым».
Их брак напоминал студенческий роман: снимали комнату в старом ленинградском доме, делили одну тарелку супа на двоих, мечтали о будущем.
Рождение дочери Маши в 1978 году должно было сплотить семью, но всё пошло наперекосяк. Слава после «Трактира на Пятницкой» вскружила голову.
Галибин пропадал на съёмках, а в перерывах — в ресторанах с коллегами. «Ольга ждала меня с ребёнком на руках, а я раздавал автографы поклонницам, — с горечью говорил он».
Развод стал болезненным ударом. Ольга, уставшая от измен и пустых обещаний, запретила ему видеться с дочерью.
«Я стучался в дверь, звонил, оставлял игрушки на пороге, — рассказывал Галибин. — Но Маша росла с мыслью, что я бросил её. Это было хуже любой критики».
Он ушёл из семьи с чемоданом вещей и поселился в кладовке у друга. «Ночевал на полу, подложив под голову куртку, — вспоминал он. — Просыпался от боли в спине и думал: заслужил».
Второй брак: любовь без границ, но не без жертв
С Рут Винекен он познакомился в 1991-м, когда пытался начать всё с чистого листа. Немка-драматург, старше его на девять лет, мать троих детей — она казалась полной противоположностью Ольге.
Они поженились через несколько месяцев после знакомства. Рут забрала его в Германию, где он окунулся в мир европейского театра.
«Я учил язык, ставил спектакли, нянчил её детей, — вспоминал он. — Казалось, нашёл гармонию».
Но чем дольше они жили за границей, тем острее Галибин чувствовал тоску по России.
«Рут говорила: “Ты должен выбрать — я или твоя страна”, — рассказывал он. — А я не мог. Мои корни были здесь, в этих серых ленинградских дворах, в запахе “Ленфильма”».
Их брак трещал по швам. Рут обвиняла его в инфантильности, он — её в излишней рациональности.
«Мы ссорились из-за мелочей: как резать хлеб, как воспитывать детей, — признавался актёр. — А потом поняли, что стали чужими».
После восьми лет брака они развелись.
Запрет на дочь: годы боли и раскаяния
Пока Галибин пытался наладить жизнь в Германии, его первая дочь Маша взрослела без него. Ольга строго следила, чтобы он не вмешивался в их жизнь.
«Однажды я встретил её на улице, — вспоминал он. — Подошёл, протянул куклу. Она посмотрела на меня как на незнакомца и спросила: “Ты кто?”»
Тринадцать лет он не видел дочь. Писал письма, которые Ольга рвала не читая.
Всё изменилось, когда Маше исполнилось 18. Она сама нашла его номер.
«Позвонила и сказала: “Папа, я всё поняла”, — рассказывал Галибин. — Мы встретились в кафе, и она спросила: “Почему ты не боролся?” Я не нашёл ответа».
Клиническая смерть: тоннель, который перечеркнул всё
Это случилось в 1982 году, когда Александр Галибин казался непотопляемым. Он снимался сразу в трёх проектах, ночевал в гримёрках, завтракал бутербродами с кофе — и даже не замечал, как тело начало подавать сигналы.
Однажды после съёмок фильма «Нас венчали не в церкви» он сел в поезд, чтобы успеть на день рождения дочери Маши. В купе стало душно, закружилась голова.
Проводник нашёл его без сознания, с синими губами и холодным потом на лбу. Врачи в ближайшей больнице едва успели: гангрена желчного пузыря, перитонит, сепсис.
«Хирург потом сказал: “Ещё полчаса — и вас бы не спасли”, — вспоминал актёр. — А я в тот момент уже шёл по тоннелю к свету».
Очнулся он через сутки в реанимации, с трубками в венах и датчиками на груди. Врачи запретили ему даже вставать месяц. Лежал, смотрел в потолок и перебирал в голове прожитые годы.
«Мне нужно было начать с нуля, — объяснял он. — Как будто старый сценарий выбросил и сел писать новый».
Третий брак: любовь, которая не считает года
Они встретились в 2001 году, когда Александр Галибин уже не верил в сказки. Он читал лекцию о театре в московском Доме актёра. В зал, где собрались седовласые мэтры и студенты-энтузиасты, вошла она — Ирина Савицкая.
Опоздала на двадцать минут, в платье цвета спелой сливы, с сумкой, из которой торчали папки с нотами.
«Она прошла в первый ряд и села на моё место, — вспоминал Галибин. — Я хотел сделать замечание, но вдруг подумал: “А что, если это знак?”».
Ирина была пианисткой, младше его на 18 лет, замужем за дирижёром. Но в тот день она забыла о браке, работе, правилах приличия.
Через неделю они гуляли по Патриаршим прудам. Ирина рассказывала о детстве в Новосибирске, о том, как мечтала играть Шопена в Большом зале. Он слушал и думал: «Она как мелодия, которую я не могу запомнить, но не хочу забыть».
Роман развивался стремительно. Ирина развелась с мужем, несмотря на уговоры родных.
«Мать кричала: “Он годится тебе в отцы!” — вспоминала она. — А я ответила: “Лучше в отцы, чем в подлецы”».
Галибин, привыкший к осуждению, был поражён её смелостью.
«Как-то раз я спросил: “Не жалеешь?” — рассказывал Галибин. — А она ответила: “Жалею, что не встретила тебя раньше”».
Они обвенчались. Не в пафосном соборе, а в полуразрушенной церквушке под Петербургом. Свидетелем был сторож-алкоголик, вместо цветов — полевые ромашки.
После церемонии они ели мороженое на ступенях храма.
«Она сказала: “Теперь ты мой навсегда”. А я подумал: “Наконец-то кто-то считает меня своим”».
Дети: поздний подарок судьбы
Когда Ирина забеременела в 2003 году, Галибин не поверил. «Врач показал снимок УЗИ, а я спросил: “Это точно мой?” — смеялся он. — Думал, возраст уже не тот». Рождение дочери Ксении он назвал чудом.
«Держал её на руках и плакал. Спросил у Ирины: “А что я теперь должен делать?” Она ответила: “Любить её. Всё остальное приложится”».
В 2014-м, когда Галибину исполнилось 60, родился сын Василий.
«На съёмках сериала мне позвонили: “Срочно в роддом!” — вспоминал он. — Примчался в костюме из XIX века, весь в пудре. Врачи ржали: “Вы к нам на бал?”»
“Она научила меня не бояться быть слабым”
В интервью Галибин часто повторял: «Ирина — мой ангел-хранитель». Когда у него случались творческие кризисы, она садилась за рояль и играла его любимые мелодии.
«Однажды я рыдал из-за провала спектакля, — вспоминал он. — А она сказала: “Ты плачешь — значит, ещё живой. А живым всё по плечу”».
Он научился ценить тишину. Раньше бежал от неё в шумные компании, теперь находил в ней покой. «Мы можем молчать часами, и это не неловко, — признавался он. — Просто я знаю: она рядом».
Ирония возраста: “Мой сын — мой внук”
Разница в возрасте стала поводом для шуток. На детской площадке Галибина часто принимали за дедушку. «Василий как-то спросил: “Почему ты такой старый?” — рассказывал актёр. — Я ответил: “Чтобы успеть рассказать тебе всё, что знаю”».
Ирина подыгрывала: «Говорю ему: “Ты не старый, ты выдержанный, как вино”. А он парирует: “Тогда ты — молодое вино, которое меня опьяняет”».
Финал? Нет, новая глава
Сейчас они живут в доме под Москвой, где смех детей заглушает телефонные звонки продюсеров. Галибин признаётся: «Раньше я боялся старости. Теперь понимаю: это время, когда ты, наконец можешь быть собой».
Ирина добавляет: «Мы как два дерева, которые сплелись корнями. Да, у него морщины, у меня седина. Но наши корни уже не разорвать».
