Когда Виталий впервые предложил ехать в Москву, Лена сидела на кухне в их съёмной однушке и считала, сколько осталось до зарплаты. Две тысячи восемьсот рублей. На шесть дней. Она подняла глаза на мужа — тот стоял в дверном проёме, заполняя его своими широкими плечами, и смотрел так, будто уже всё решил.
— Там хоть заработать можно, — сказал он. — А здесь что? Пятнадцать тысяч на заводе? Или двадцать, если начальнику в зад поцеловать?
Лена кивнула. Спорить не было смысла. В их городке, зажатом между заводом и элеватором, перспективы были плоские и невыразительные.
Через месяц они уже снимали комнату в Люблино. Тринадцать метров на двоих, душ и туалет — на этаже. Зато рядом с метро. Зато Москва.
Виталий устроился на стройку. Лена — в салон красоты, сначала просто мыть зеркала и подметать волосы. Но у неё были золотые руки и острый глаз — она быстро пошла на курсы и научилась делать маникюр так, что клиентки стали записываться именно к ней.
— Ты просто чувствуешь, — говорила администратор Ира, куря в подсобке. — Одни учатся годами, а ты как будто всегда умела.
Виталий тоже пошёл в гору. Сначала чернорабочим, потом подсобником у штукатуров, а через полгода уже сам бригадой руководил. Прораб Сергеич ценил тех, кто не пил на объекте и работал головой. Виталий был из таких.
К концу первого года они сняли нормальную однушку в Марьино. С отдельной ванной. Лена впервые за много месяцев легла в горячую воду и заплакала — от счастья, от усталости, от того, что получилось.
А потом позвонила мать.
— Ленка, как вы там? — голос у матери был бодрый, но Лена сразу почувствовала подвох. Мать никогда просто так не звонила. — Слышала, у вас дела идут. Люди говорят, Виталик бригадиром стал.
— Прорабом, мам, — поправила Лена. — Ну да, работаем.
— А квартиру когда купите?
Лена усмехнулась, глядя на голые стены съёмного жилья.
— Мам, мы всего год здесь. Нужно сначала накопить.
— А вот Маринка Светкина в прошлом году квартиру купила. В ипотеку, правда, но всё равно.
Лена промолчала. Она знала этот материнский метод — сравнить с кем-то, надавить, заставить почувствовать себя недостаточно успешной.
— Слушай, мы тут с Вовкой думали, — продолжила мать, и вот оно, подумала Лена, вот оно началось. — Может, к вам на Новый год приедем? Посмотрим, как вы там устроились. Давно не виделись.
Лена зажмурилась. Вовка — это брат, тридцать два года, без работы уже третий год. Типа «ищет себя». На самом деле лежит на материнской шее и пропивает её пенсию.
— Мам, у нас тут маленькая квартира…
— Да мы поместимся! Вы на диване, мы с Вовкой на полу постелем. Вы же не откажете родной матери?
Виталий, услышав этот разговор, только махнул рукой.
— Пусть приезжают. Мать всё равно достанет. Лучше уж раз в год перетерпеть.
Но в начале декабря позвонил отец Виталия.
— Сынок, слышал, тёща к вам собирается на праздники?
— Ну, собирается.
— А чё мы-то хуже? Может, мы тоже приедем? С Ритой заодно.
Рита — младшая сестра Виталия, двадцать пять лет, три класса колледжа и вечные мечты об актёрской карьере.
Виталий обречённо посмотрел на Лену.
— Приезжайте, — сказал он.
И вот в двадцать седьмого декабря в их однушке в Марьино собралась вся родня. Ленина мать Людмила Петровна, брат Вовка, отец Виталия Степан Иванович и сестра Рита. Пять человек в однокомнатной квартире.
Лена взяла три дня отгулов, чтобы всё подготовить. Закупила продуктов на двадцать тысяч — мясо, рыбу, фрукты, шампанское. Виталий откуда-то притащил раскладушки.
— Ничего, потерпим, — бормотал он, расставляя их по комнате. — Три дня всего.
Первое, что сказала Людмила Петровна, войдя в квартиру:
— Ой, а я думала, у вас больше будет. Говорили же, хорошо зарабатываете.
Второе:
— Лен, а холодильник у тебя какой-то старый. Надо новый купить.
Третье:
— Вовка, иди посмотри, где тут санузел. И телевизор включи, что-нибудь поинтересней этих новостей.
Вовка прошёл в комнату, плюхнулся на диван и действительно переключил канал. На какое-то реалити-шоу.
Степан Иванович был поскромнее, но уже через час попросил у Виталия наличные деньги на сигареты. Виталий дал пятьсот рублей. Отец вернулся через два часа с пачкой папирос и запахом пива.
Рита заняла ванную на сорок минут. Когда вышла, Лена увидела, что та воспользовалась её дорогой корейской маской для лица.
— Ой, а что, нельзя было? — удивилась Рита. — Ну извини, не знала.
Готовила Лена одна. Мать сидела на кухне и давала советы:
— Селёдку надо было под шубой сделать, а не вот это вот подавать. И оливье неправильный — надо с мясом, а не с колбасой.
Вовка периодически заглядывал на кухню, хватал кусок чего-нибудь и исчезал обратно к телевизору.
— Мам, можете чуть-чуть помочь? — осторожно предложила Лена.
— Да ты что, я устала с дороги. Да и ты хозяйка, тебе виднее.
К позднему вечеру, когда Лена дорезала бесконечные салаты, а Виталий мыл гору посуды, до них донеслось:
— Слушай, Лен, а давай закажем суши? Надоело это всё советское.
Это была Рита.
— Мы готовим праздничный стол, — ровно ответила Лена.
— Ну я понимаю, но можно же разнообразить? Закажите роллов, а? Ну пожалуйста.
Виталий глянул на Лену так, что та только головой покачала. Он достал телефон, заказал роллы на три с половиной тысячи. Рита с Вовкой съели почти всё сами.
Тридцатого первого числа Лена встала в семь утра. Нужно было доделать нарезки, запечь мясо, приготовить горячее. В комнате все ещё спали — Людмила Петровна храпела на раскладушке, Вовка сопел на полу, завернувшись в плед, Степан Иванович посапывал на втором диване, а Рита заняла их с Виталием кровать. Они с мужем спали на матрасе на кухне.
К обеду тридцать первого квартира пахла запечённой куриной кожей, жареной картошкой и мандаринами. Лена оглядела стол — он ломился от еды. Двадцать тысяч рублей в одном месте.
— Ого, как постаралась, — одобрительно протянула мать. — Ну молодец. Хоть на что-то способна.
Лена стиснула зубы. Виталий положил руку ей на плечо — мол, терпи.
В одиннадцать вечера они сели за стол. Степан Иванович открыл шампанское, плеснул всем по бокалам. Выпили. Поели. Вовка умял половину курицы, три тарелки салата и всю икру.
— Давно так не ел, — признался он, отваливаясь от стола. — У мамки-то на пенсию не разгуляешься.
Людмила Петровна поджала губы.
— Если бы ты работал, Володя, жили бы лучше.
— Да какая там работа, мам. Везде блат нужен или опыт. А где его взять?
Лена слушала этот привычный диалог и думала о том, что брату тридцать два. И что «опыт» можно было получить лет десять назад, если захотеть.
После боя курантов Рита сказала:
— Кстати, о подарках.
Лена насторожилась.
— А можно вас попросить, — продолжила Рита, глядя то на брата, то на Лену. — Ну вы же тут зарабатываете нормально. А нам на Новый год деньги подарите. А мы уж сами решим, что на них купить. Мне, например, новый телефон нужен. А то этот уже весь разбитый.
Повисла тишина. Лена почувствовала, как внутри что-то холодеет.
— Деньги? — переспросил Виталий.
— Ну да, — Рита пожала плечами. — Мне тысяч двадцать хватит. Не так уж много, правда ведь?
— Мне тоже нужно немного, — подал голос Вовка. — Тысяч пятнадцать хотя бы. На одежду надо.
Людмила Петровна поддержала.
— И мне бы не помешало. Пенсия маленькая, а коммуналку платить надо. Тысяч тридцать дай, Лен. Это на полгода вперёд!
Лена посмотрела на мать. На брата. На Риту. Потом на Степана Ивановича — тот опустил глаза.
— Я вообще-то не прошу, — пробормотал он. — Но если дашь, сынок, не откажусь. Машину чинить надо.
Лена встала из-за стола. Подошла к окну. За окном падал снег, кружился в свете фонарей. Москва встречала Новый год.
— Вы серьёзно? — тихо спросила она, не оборачиваясь.
— А что такого? — удивилась мать. — Мы же родные люди. Ты в Москве живёшь, зарабатываешь. А мы в этой дыре прозябаем. Ты должна помогать.
— Должна, — повторила Лена.
Она обернулась. Посмотрела на них всех — сытых, довольных, разомлевших от её еды, её усилий, её денег.
— Вы знаете, сколько стоит эта квартира? — спросила она. — Сорок восемь тысяч в месяц. Знаете, сколько я работаю? По десять часов, шесть дней в неделю. Виталий — по двенадцать. Знаете, чего нам стоило эти ваши салаты, это мясо, эти роллы?
— Лен, ты чего? — насторожилась мать.
— Мы вас пригласили. Встретили. Накормили. Постелили. Я три дня как проклятая на кухне. И никто — слышите, никто — даже не спросил, не помочь ли мне. Никто не предложил скинуться на продукты. Вы пришли, сели, сожрали и теперь ещё требуете денег.
— Ну ты скажешь тоже, — фыркнула Рита. — Требуем. Попросили подарки просто.
— Нагло попросили, — сказал вдруг Виталий.
Все уставились на него.
— Нагло, — он встал, подошёл к Лене. — Мы год ломали спины, чтобы вот это всё. Чтобы жить более-менее. Чтобы откладывать. Мы хотим квартиру свою купить. Детей завести. А вы приехали и решили, что мы теперь ваша кормушка.
— Витя, ты чего? — не поверил своим ушам Степан Иванович. — Я же отец твой.
— Отец, который за двадцать лет ни копейки на моё образование не дал. Который пропил три зарплаты, когда я в десятом классе учился. Да, помню, папа.
— Ты не смеешь так говорить! — возмутилась Людмила Петровна. — Лена, ты слышишь, что твой муж несёт?
— Слышу, мам. И знаешь что? Он прав.
Лена подошла к столу, взяла свою сумку.
— Праздник закончен. Завтра вы все уезжаете.
— Как это уезжаем?! — взвилась мать. — Билеты у нас на третье января!
— Меняйте. Или я вас сама вывезу на вокзал. Но в этом доме вас больше не будет.
— Да вы офонарели! — заорал Вовка, вскакивая. — Мы что, собаки, чтобы нас выгонять?!
— Вовка, ты за пятнадцать лет ни одного дня не работал, — холодно сказала Лена. — Ты жил на мамину пенсию и ныл, что мир тебя не понимает. Прости, но не тебе меня учить.
— Лена, остынь, — мать попыталась взять другой тон. — Ну что ты как маленькая? Мы же пошутили про деньги. Правда ведь, Рит?
Рита растерянно кивнула.
— Ну да… типа того…
— Не надо, мам. Вы не шутили. Вы серьёзно считаете, что я вам что-то должна. Что мы должны. А знаешь что? Не должны. Совсем. Ничего.
Виталий обнял Лену за плечи.
— Ребят, мы устали, — сказал он тихо. — Мы правда очень устали. Мы пахали год как проклятые. И мы имеем право распоряжаться своими деньгами. Простите, но это так.
Людмила Петровна медленно встала. Лицо её окаменело.
— Понятно, — процедила она. — Значит, так. Разбогатели тут — и всех послали. Ну-ну. Посмотрим, как запоёте, когда жизнь прижмёт.
— Уже прижимала, мам. Много раз. И мы справились. Без вас.
Мать схватила сумку, ткнула пальцем в Вовку.
— Собирайся. Уезжаем.
— Куда уезжаем?! — опешил брат. — На улицу что ли?
— В гостиницу. Не буду я здесь оставаться после таких слов.
Они ушли через двадцать минут. Степан Иванович и Рита — через полчаса, бормоча что-то невнятное про неблагодарность и высокомерие.
Когда за ними закрылась дверь, Лена села на пол прямо в прихожей. Виталий сел рядом. Они сидели молча минут пять, глядя на входную дверь.
— Всё правильно сделали? — спросила Лена.
— Да.
— А вдруг мы злые? Бессердечные?
— Нет. Мы просто устали быть дойными коровами.
Лена прислонилась головой к его плечу.
— Знаешь, что я поняла сегодня?
— Что?
— Что семья — это не те, кто с тобой по крови. А те, кто с тобой по жизни. Кто идёт рядом, а не сидит на шее.
Виталий поцеловал её в макушку.
— Тогда наша семья — это мы двое. Пока что.
— Пока что, — согласилась Лена.
На следующий день они начали смотреть ипотечные программы. Через три месяца одобрили кредит. Ещё через два нашли двушку в Некрасовке — новостройка, чистовая отделка, метро в пятнадцати минутах. Дорого. Но своё.
А в конце августа Лена сделала тест. Две полоски.
Она вышла из ванной, держа его в руке, и Виталий всё понял без слов. Он обнял её так крепко, что она ойкнула.
— Всё будет хорошо, — прошептал он. — У нас всё будет хорошо. Потому что мы вдвоём. А скоро будем втроём.
Лена кивнула, уткнувшись ему в грудь. Где-то там, в их маленьком городке, жила её мать. Жил Вовка. Жили родственники Виталия. Они больше не звонили. Не писали. Обиделись, наверное.
Да и отлично!
Потому что их новая семья — настоящая — только начиналась. Их собственная. Построенная на любви, на труде, на взаимном уважении. Без паразитов. Без претензий. Без жадных рук, тянущихся за подарком в виде денег.
Только они. И маленькое чудо под сердцем Лены.
Этого было достаточно.
