Счастье не гримируют. У него нет расписания, как у съёмочной смены, и оно не спрашивает: «Ты точно готов?» Оно приходит тихо — в чужую улыбку за стойкой бара, в детский запах с подушки, в шепот: «Папа, ты дома?»
Я долго жил «правильно»: работа, театр, серия, дом, и снова — репетиция. Мы с Юлей прожили четверть века — это не шутка. Верная жена, которая выдержала мои съёмки, мои молчания, мои падения и подъёмы. И всё же однажды я вышел к себе самому и сказал правду: я влюблён.
Это не история про оправдания — это история про выбор. Про то, как в шестьдесят с хвостиком заново учишься просить прощения, учишься быть отцом, который возвращается, а не пропадает, и мужем, который не прячется за ролью. Да — я ушёл. И да — стал счастливым. Но в этой фразе много запятых и ещё больше ответственности.
Корни, мечты и первый выбор
Я родился в Ленинграде, в простой семье: папа — старший моторист торгового судна, мама — работница завода. Мама гордилась тем, что я сам могу прибрать, погладить, сварить суп.
Она мечтала, что я свяжу жизнь с морем: я зачитывался Кусто, представлял подводный мир и бесконечные рейсы. Но настоящая стихия оказалась другой — сцена.
Со второй попытки я поступил в ЛГИТМиК, в мастерскую Владимира Петрова. Учёба, театр-студия «Время», потом армия — служба в показательном полку при штабе ВВС Ленинградского округа, агитотряд, самодеятельность, голос, который привык держать зал.
Вернулся — снова сцена, снова «Время». Эти первые годы научили простому: если хочешь стоять в свету рампы, будь готов к тёмным коридорам за кулисами.
Там же, в молодости, я впервые женился — на однокурснице Галине Гудовой. Студенческий союз продержался недолго: мы были молоды, горячи, на нас давили и быт, и амбиции.
Три года — и каждый пошёл своей дорогой. Сегодня я говорю об этом без горечи: этот брак научил меня не обещать того, чего не можешь выдержать.
Сцена, экран и голос: как роль становится судьбой
Начинал я, как и многие, с эпизодов — «Хлеб — имя существительное», «Оно», потом «Барабаниада». А дальше случилось то, что перевернуло всё: «Улицы разбитых фонарей».
Майор, потом подполковник и полковник Олег Соловец — меня стали останавливать на улице, звать «майор», а режиссёры — звонить чаще. Сериал шёл с середины 90-х до 2019 года, и мой герой рос вместе со мной: у него твердел голос, появлялась усталость в глазах и — самое главное — ответственность за людей рядом.
*
*
Параллельно меня узнали миллионы по совсем другой роли — «папы из “Моей семьи”». «Ты же лопнешь, деточка!» — сказал я в камеру, и фраза улетела в народ, как частушка. У рекламы свои законы, но мне до сих пор улыбаются в магазинах из-за этого ролика.
Есть ещё одна работа, о которой знают не все. Иногда ты — не лицо, а голос. В «Брате» я озвучивал бандита на рынке; в «Особенностях национальной охоты» и «…в зимний период» — милиционера Семёнова.
Это особая дисциплина — дышать за другого, попадать в чужую паузу. Голос — как тень: видно не тебя, а персонажа, и именно так и должно быть.
С годами я вышел за пределы кадра: стал ведущим «Мотива преступления» — веду зрителя через чужие тайны к ответу «почему», а не просто «кто». И это очень похоже на актёрскую работу: собрать правду из осколков, не упустить важное и вовремя поставить точку.
А однажды я понял, что не всякая авантюра — моя. В «Последнем герое» я вылетел почти сразу, даже не успев попасть ни в одно из племён. И, честно, вздохнул с облегчением: интриги — плохая сцена для мужика, которому комфортнее работать, чем играть в поддавки.
Сейчас я продолжаю сниматься — люблю работу и людей, с которыми её делаю. В этом году я сыграл участкового в телефильме «Свидетели», а ещё присоединился ко второму сезону «Ухожу красиво» — там своя банда: Яглыч, Макаров, Лавров, и много честного экшена.
К зиме заявлен «Колотун» Олега Гусева — семейное приключение с выдумкой и большим сердцем; у меня там небольшая, но характерная роль. Мне нравится, что проекты разные — значит, я жив.
Четверть века «мы» — и мой уход
Второй мой брак — с Юлией Соболевской — длился двадцать пять лет. Мы познакомились на репетиции «Вагончика» во «Времени»(театр-студия такая), пережили безденежье, успех «Улиц…», где Юля сыграла жену моего героя, а наш сын Степан — сына Соловца. Дом, который мы построили, был крепким. И тем больнее — признаться, что в этом доме мне стало тесно.
Я влюбился. Это была не красивая легенда, не «кризис среднего возраста» — просто пришёл к Юле и сказал: «Я встретил женщину, которую люблю». Её зовут Эсана.
Мы съехались ещё в 2009-м, долго жили без штампа, а в январе 2016 года расписались — буквально за пару недель до рождения нашего сына Андрея. Через год родилась Яна.
Я старше Эсаны на двадцать с лишним лет — и да, это чувствуется. Но когда на руках кричит крошечный человек, календарь перестаёт командовать сердцем.
Важно вот что: мы с Юлей не превратились во врагов. Более того — Юля и Эсана нашли общий язык. Бывали моменты, когда они вдвоём «держали» меня, когда мне было плохо. В жизни много развилок, но есть магистраль — уважение. Если ты не потерял его, ты не потерял себя.
Говорить об этом легко только в тексте. В реальности — было больно всем. Я вижу, как это выглядит со стороны: актёр ушёл к молодой. Но между заголовком и жизнью всегда пропасть.
В этой пропасти — разговоры с сыном, его взросление, мои попытки быть рядом, даже когда «рядом» — это ночной звонок с гастролей. Это алименты без напоминаний и встречи без показухи. Это честность, которую я дал себе слово больше не предавать.
Трезвость, дети и новая роль — без дублёра
Есть эпизод, который я не скрываю: моя зависимость. Я долго считал, что «управляю» ситуацией, а потом однажды увидел в зеркале человека, у которого лицо «похоже не пойми на что», а текст из головы высыпается, как песок.
Остановился после рождения младших детей. Не из-за запретов, не из-за кодировок — из-за ответственности. Тебя зовут папой — будь им. С тех пор я держусь. И да, спасибо женщине рядом, которая тогда сказала: «Давай-ка ты, дружок, пару лет отдохнёшь от выпивки». Я — послушал.
Период самоизоляции показал, как хрупко то, что ты построил: работ нет, деньги тают, дети требуют внимания, нервы — как оголённые провода. Мы с Эсаной ссорились, ей было тяжело, мне — тоже.
Но мы проговорили это вслух, не убежали. Жизнь — не сериал, где следующий эпизод обязательно «про нас». Надо самому писать продолжение — и переписывать, если сцена не работает.
Сейчас наши дети — мой главный мотив. С Андреем мы смотрим смешные видео, Яна требует, чтобы я озвучивал все роли в книжке — и, признаться, в этом я профессионал.
В какой-то момент я заметил, как у меня меняется интонация — с жёсткой, на мягкую, отцовскую. Это другая роль — без дублёров и без финальных титров. И я рад, что учусь её играть не на автомате, а сердцем.
Что могло быть иначе — и что есть на самом деле
Иногда я думаю: а если бы я не ушёл? Если бы выбрал привычку, тишину, вежливое «мы справимся», но без огня. Может, я спился бы. Может, стал бы циником. Может, и сохранил бы «картинку», но потерял себя. Я не идеален: я ошибался, ранил, уходил. Но и возвращался — к детям, к делу, к себе.
С Юлей мы можем позвонить друг другу и без повода. Сын взрослеет, делает свои выборы — я рядом, насколько умею. С Эсаной мы идём вперёд, ссоримся, миримся, растим двух сорванцов, учимся быть не «идеальными», а настоящими.
Это и есть счастье — не громкое, не парадное. Оно пахнет детскими школьными тетрадями и остывшим чаем, звучит смехом в прихожей и тишиной, когда все уснули.
А работа… Работа продолжается. Я люблю, когда роль «цепляет» не только глаз, но и совесть. Когда зритель узнаёт не меня, а себя — это лучший комплимент. И пусть у меня давно есть «визитка» — Соловец — я благодарен за новые вызовы.
Сегодня — участковый в «Свидетелях»; завтра — крепкий персонаж в «Ухожу красиво-2»; послезавтра — небольшой, но тёплый эпизод в «Колотун». Значит, у меня ещё получается — а это дорогого стоит.
Я не ищу индульгенций, потому что верю: честная жизнь лучше правильной. Ради неё — той самой — я ушёл от верной жены, с которой прожил 25 лет. И ради них — наших детей — я остался честным с собой. Так было, так есть — и так будет.
