— Да вы хоть понимаете, что я сейчас без копейки? — голос Алины дрожал, но не то от злости, не то от отчаяния.
— Понимаем-понимаем, — прищурилась мать, Тамара Петровна, делая акцент на каждом слоге, — но вспоминай, как ты сама с нами поступала.
— Мам, да не время сейчас старое перетирать! Я же не к чужим пришла, а к родителям! — Алина повысила голос, и на глазах у неё выступили слёзы.
— К родителям, говоришь? — вступил отец, Андрей Васильевич, с нехарактерной для него резкостью. — А когда мы к тебе стучались несколько лет назад — ты дверь не открыла.
В прихожей маленькой квартиры воздух казался густым, будто тяжёлые слова сплетались с пылью на старых обоях и не давали вздохнуть свободно. Алина, в шикарном по виду, хоть и не новом уже пальто, стояла у порога. Глаза её бегали: то на старый комод, то на замысловатое пятно на потолке, то вновь на родителей. Взгляд говорил: «Ну и что теперь? Прогоните меня?»
— Раз уж ты пришла, заходи. Чего на проходе-то топтаться, — мать сказала это сухо и пошла на кухню. — Я хоть чайник поставлю.
Тамара Петровна на кухне тихо бормотала что-то себе под нос. Отец, тяжело вздохнув, присел на старый диван и скрестил руки на груди:
— На время или навсегда?
Алина лишь криво улыбнулась:
— Ну, пап, у меня же нет вариантов. Сам знаешь, меня из квартиры попросили, я одна…
— А что ж твои «друзья»? Ведь пока ты была при деньгах, вроде была вся в тусовках? — не сдержалась мать. — Значит, была «мадам», а сейчас, гляди-ка, без них осталась?
Тон её был не то чтобы злобным — скорей, в голосе слышалась старая обида, прорывавшаяся наружу.
— Не понимаю, почему такая агрессия. Вы — родители, должны меня поддерживать, — возмутилась Алина.
Мать шумно поставила чашки на стол. Одна чашка была с отколотым краем, другая — с потёртой надписью «Сочи 2005».
— Ладно, Андрюша, давай послушаем, пусть дочь расскажет она, как дошла до жизни такой, — проговорила Тамара Петровна и кивнула на стул у стола.
Алина тяжело опустилась на жесткий табурет.
— Хорошо, расскажу, — почти прошипела она. — Только вы не перебивайте.
Алина выросла в этой квартире, делила с братом Сашкой крохотную комнатку с облезлыми обоями — свинка Пеппа, Маша и Медведь, детские постеры с годами выгорели и превратились в нечто невнятное. Родители с трудом сводили концы с концами: Андрей Васильевич работал вахтовым методом на стройках, а Тамара Петровна трудилась в местном ЖЭКе.
С самой школы Алина демонстрировала характер «принцессы»: кокетливо закатывала глазки и считала, что ей нужно явно что-то лучшее, чем эта махонькая квартира в спальном районе. Каждый родительское «надо потерпеть» или «пока нет денег» она воспринимала в штыки.
После девятого класса уверенно заявила, что поступит на экономический факультет в столичный вуз, причём на бюджет, и уедет туда, чтобы «никогда в этом болоте не торчать».
На удивление, она действительно поступила, правда, на платной основе: родители с горем пополам и с помощью кредитов всё-таки оплатили первый год. На второй год удалось получить скидку — Алина училась хоть и не блестяще, но всё же старалась держаться. Параллельно подрабатывала промоутером, официанткой и ещё бог знает кем.
Именно там, в вузе, она познакомилась с Олегом. Молодой предприниматель из Москвы, запустил какой-то свой стартап. Старше Алины на шесть лет, «при машине», как Алина любила подчёркивать. Очень скоро они стали встречаться, и Алина почти сразу переехала к нему, чтобы сэкономить на жилье.
С родителями общалась всё реже, в гости не звала: то у Олега гости, то командировка, а то она «устаёт». Звонила иногда: «Ну вы там как? Я занята, времени мало!»
И чем глубже она врастала в новый мир, тем сильнее отдалялась от прежнего. Друзья Олега, такие же «успешные», говорили, мол, как здорово, что у тебя нет этого «тянущего назад балласта». А Алина начала стесняться родителей. Ведь Олег возил её в ресторан, а родители ели макароны с тушёнкой. Она привыкла не упоминать, что её мама — сотрудница ЖЭКа, а отец — простой строитель без высшего образования.
— Алиночка, когда к тебе на новоселье-то можно будет приехать? — спрашивала как-то мать по телефону. — Мы с отцом в гости хотим, хоть на пару дней!
— Мам, там ещё ремонт! Да и вообще… Ладно, давай потом созвонимся, некогда мне, — отмахивалась Алина.
Так продолжалось года два. А потом пришла новость, что Алина выходит замуж. Свадьба прошла в узком кругу близких друзей Олега. Родители на ней не присутствовали: Алина хоть и сообщила им за два дня до торжества, но прямо сказала, что «вы же там никого не знаете, зачем вам ехать?». Родители и не поехали. Мать лишь ночью плакала, вспоминая так быстро пролетевшее детство дочери.
После свадьбы связь совсем оборвалась. Алина стала «женой бизнесмена», крутилась в каком-то новом кругу, публиковала в соцсетях фотографии отдыха на море, ужинов в ресторанах. Ей казалось, что всё хорошо, ведь у неё всё было «не хуже других». Родители тоже как-то смирились. С грустью они стали называть её между собой «Алина Андреевна».
И тут всё резко рухнуло. Олег «устал». Бизнес начал трещать по швам. Супруги начали ссориться — в основном, из-за финансов: Алина хотела обновить гардероб, а Олег сокращал расходы, для неё это было чем-то абсурдным. В итоге он предложил развод, без каких-либо алиментов и прочего. Документов о разделе имущества особо не было: квартира была оформлена на Олега, машина тоже.
Алина, не веря, подписывала всё, что протягивал ей адвокат мужа, и в итоге оказалась на улице с тремя сумками одежды и кредитами, которые она набрала за последние два месяца, когда ещё надеялась на примирение с мужем.
— Ну и вот, — Алина закончила, громко выдохнув. — Всё, как есть, рассказала. Приехала домой, сюда, потому что больше некуда.
Отец смотрел на неё то ли с сочувствием, то ли с недоверием. Мать лишь пожала плечами, но промолчала. Несколько долгих секунд в кухне царила тишина, прерываемая лишь шипением чайника.
— Алин, ну что сказать… — наконец заговорил отец, снимая чайник. — Ты же понимаешь, ты взрослый человек. Мы ждали, что ты хоть раз вспомнишь о нас…
— Да вспомнила бы, просто всё так завертелось, — Алина развела руками. — Мне Олег запрещал с вами общаться, — добавила она как будто себе в оправдание.
— Олег запрещал? — нахмурилась мать. — А думать самой он тебе тоже запрещал?
В глазах Тамары Петровны была боль: видно, что она не верила, будто всё дело в этом Олеге, а не в самом характере дочери.
— Давайте вы меня не судить будете, а поможете? — Алина постаралась взять себя в руки. — Ну вот реально, я сейчас без жилья. Мне надо где-то пожить, пока я работу не найду. И денег занять, тысяч триста хотя бы, чтобы кредит хоть один закрыть.
Отец при этих словах аж кашлянул.
— Триста тысяч?! Алин, мы с матерью вместе получаем всего шестьдесят тысяч в месяц. Мы Саше с ипотекой обещали помочь, а остальное на жизнь…
— Но вы же родители! — Алина встрепенулась, голос сорвался на визг. — Откуда мне взять эти деньги, если не у вас?
Тамара Петровна всплеснула руками:
— Дочка, ну какие у нас могут быть триста тысяч? Разве что если все наши сбережения собрать, и то не хватит. К тому же мы годами их копили. Ты же знаешь нашу ситуацию.
Алина замолчала на несколько мгновений, потом поморщилась, словно не веря:
— Ну что же, неужели вы не можете помочь мне в трудный момент?
— Ты считаешь, что родители должны тебе по гроб жизни? — спросил Андрей Васильевич уже спокойнее. — Но ты, Алин, как с нами поступала? Ты и на свадьбу нас не позвала нормально, и в гости не пускала…
— Ну да, я была неправа, признаю. Но сейчас-то… в конце концов, это просто деньги! Вы что, не можете мне их отдать? Или оформить кредит совместный? — Алина будто зацепилась за идею, глядя на родителей с надеждой.
— Зачем нам влезать в кредиты? — Тамара Петровна прикусила губу. — Мы уже были в долгах, когда тебя учили. С трудом выбрались. Теперь снова в кабалу лезть?
— Ах вот как! Значит, когда на учёбу мне дали денег — было можно, а сейчас нет? Прекрасно. — Алинка снова повысила голос.
— Ты ведь после свадьбы и вовсе не звонила почти, — кричала Тамара Петровна. — И вот появляешься, только когда тебе понадобились деньги!
— А вы думаете, мне легко было? Муж — богатый, а семья из провинции, — выпалила Алина, не замечая, как режет душу родителям.
Наступило короткое молчание. Отец отвернулся к окну, грудь его тяжело вздымалась. Мать вытерла слёзы краем фартука.
— Всё я понял, — с горечью сказал Андрей Васильевич. — Если тебе надо было просто выговориться, то выговорилась. Чего ж дальше-то?
— Дальше вы мне помогите, — упрямо настаивала Алина, сжимая кулаки. — Мне жить негде. Пустите меня к себе.
— В квартиру? — изумлённо переспросила мать. — Алин, у нас и так места мало, да и не хотелось бы теперь каждый день проводить в скандалах с тобой…
— Неужели нельзя в нашу детскую мне вернуться? На пару месяцев, хотя бы?
Мать и отец переглянулись. В глазах стариков метались сомнения, обиды, неуверенность.
Наконец, отец тихо пробормотал:
— Попробуем как-то разобрать её, там давно уже кладовка у нас. Но уж про триста тысяч ты даже не заикайся, мы не можем. И ищи работу быстрее.
Алина выдохнула, но словно не до конца удовлетворённая.
— А как же без денег? — продолжала она. — Как я буду оплачивать свои кредиты? Меня же скоро за неуплату в суд потянут!
Мать тихо вымыла кружку под краном.
— Мы тебе сказали, что жить можешь здесь, но лишних денег нет, — сказала она устало. — У нас хватает своих расходов.
И отец поддержал:
— Хочешь у нас пожить, поживи. Но никаких ультиматумов. Будешь помогать по дому, будешь искать работу — и по возможности сама закрывать свои долги. Ясно?
— Да! Ясно, ясно, — отмахнулась Алинка.
Первые недели были тихим кошмаром и для неё, и для родителей. Мать, ворча, освобождала от старых вещей узкий диван. Отец вставал на смену в шесть утра, шумел в ванной, всем мешая спать. Алинка ворочалась, недовольная и раздражённая.
Устроиться на работу в городе оказалось непросто — в кафе предлагали копейки, в магазинах зарплаты ещё меньше. В конце концов, она нашла место в колл-центре: платить обещали тысяч тридцать в месяц, но условия были аховые.
Всё чаще в кухне вспыхивали перебранки.
— Ма, можно я возьму вашу машину? — как-то утром спросила Алина.
— Какую ещё машину? — удивилась Тамара Петровна.
— Ну вы говорили, отец купил старенькую «Ниву» на дачу ездить. Мне на собеседование надо, а автобусы ходят редко.
— Алин, не путай. Машина отцу нужна, да и бензин недешёвый.
Алинка в ответ лишь сердито сжала губы.
Так день за днём её возмущение копилось. И в какой-то момент она сорвалась.
— Да что ж вы за родители? — воскликнула она вечером, когда отец пришёл с работы — Ни денег не дадите, ни машину, вообще не хотите помочь нормально, по-людски.
Отец отложил сумку.
— Алин, мы тебе предлагали идти работать. А ты чего всё ждешь? Что мы всё будем оплачивать, как в детстве?
— Да мне и так тяжело! Почему вы не можете напрячься? Вы вечно делаете вид, будто вам всё равно.
— Знаешь что, — наконец сказал отец, стараясь не повышать голос. — Ты говорила: «Мне нужно время, чтобы встать на ноги». Вон уже три месяца прошло, а кроме как скандалить и требовать, что ты сделала?
— Да я… Я старалась! Я хотела…
— Хотела из нас выбить деньги, которых у нас нет, — прервала мать. — А теперь ещё и орёшь на нас.
Алинка схватила куртку и выскочила в подъезд, чтобы передохнуть от ругани. Через двадцать минут, вернувшись, она застала родителей на кухне. В комнате стоял её собранный чемодан.
— Это что значит? — в голосе сквозил страх.
— Значит то, — сказал Андрей Васильевич, — что мы больше не можем жить с тобой под одной крышей.
— Выгоняете?! — крикнула Алинка.
— Не выгоняем, а просим. Просим тебя освободить нас от этих бесконечных скандалов. Мы хотим хоть немного тишины, — мать говорила но решительно.
Алинка опешила.
— Но, мам, пап… Мне же некуда. Как же вы…
— А почему ты думаешь, что нам легко было, когда ты от нас отказалась? — отец встал из-за стола, подавшись вперёд. — У нас тоже не было сил, мы тоже остались без поддержки своей дочери. Пришёл твой черёд почувствовать это.
Горло сдавило.
— Я вернусь, — прошипела она сквозь слёзы, не понимая, зачем ей эти слова. — Я ещё вернусь, и вы все пожалеете!
— Алин, мы не желаем тебе зла. Но пойми, — голос матери дрогнул, — если сама не возьмёшься за ум, никто за тебя этого не сделает.
— Да уж, спасибо за «помощь»! — Алинка резко развернулась и выскочила из квартиры.
Закрылась дверь. Мать с отцом долго сидели, молча глядя на пустой табурет. В воздухе будто остался горький шлейф от всех недосказанных слов.
— Думаешь, правильно мы сделали? — тихо спросила Тамара Петровна.
— Не знаю, — тяжело выдохнул Андрей Васильевич, — но, видимо, иначе нельзя.
Снаружи, в тёмном подъезде, Алина остановилась, не в силах сделать следующий шаг. Казалось, что всё её высокомерие лопнуло, как мыльный пузырь. Возможно, впервые за долгое время она ясно ощутила, насколько безвозвратно потеряны прежние тёплые отношения с родителями.
Она всегда хотела жить лучше, красивее, богаче, но теперь, когда осталась у разбитого корыта, не нашлось никого, кто бы подставил ей сильное плечо.
— Ну что, Алинка, — пробормотала она самой себе. — Похоже, придётся действительно самой…
Сердце колотилось. За тонкой стеной она слышала тихие шаги отца и матери, которые ходили по кухне. Но она уже не могла вернуться и попросить снова. Родители сказали «нет» — и сейчас это слово было окончательным.
Она тяжело вздохнула и вышла в ночь. Снаружи моросил мелкий дождик, обжигал холодный ветер. Она сняла мобильник с беззвучного режима и стала лихорадочно искать в списке контактов хоть кого-то, к кому можно обратиться. Но внутри она уже понимала: не к кому.
В далёком окне квартиры погас свет. Родители легли спать. Алинка осталась в темноте, сознавая, что сама загнала себя в ловушку.
Шаги эхом раздавались по пустой улице. И от этого эха становилось больнее осознавать, что за своей мечтой жить «среди богатых» она потеряла самое ценное — простую, тихую поддержку родителей.
