В 1933 году лауреатом Нобелевской премии по литературе стал Иван Бунин. Это событие было заключительным аккордом продолжительной, и, по большому счету, глубоко трагической пьесы под названием «Нобелевская премия для писателя-эмигранта из России».
За скупыми строками Шведского комитета, сообщившего историческую для русской литературы новость, скрывалась бездна сомнений, слез, мук, просьб и даже весьма сомнительных подковерных игр.
Слух о том, что какой-то русский писатель-эмигрант непременно получит Нобеля в знак уважения к отечественной словесности и труженикам пера, изгнанным с Родины, начал активно культивироваться в эмигрантской среде еще в начале 20-х годов. К концу двадцатых эта мечта обрела плоть и кровь — русских писателей номинировали на премию чуть ли не ежегодно и, хоть их постоянно «обделяли», ощущение, что вот-вот кто-то получит заветный приз, витало в воздухе.
Для нищих, полуголодных писателей-эмигрантов, которые, по большому счету, никому не были нужны в Европе, внезапно забрезжил свет Надежды.
Основных претендентов на «кусок» (так в одном из своих писем премию назвал Иван Шмелев) было четверо — Дмитрий Мережковский, Максим Горький, Иван Бунин и уже упомянутый Иван Шмелев.
Русский проект
Первым после Льва Толстого (которого номинировали 5 раз с 1902 года), номинации на Нобеля был удостоен Дмитрий Мережковский. В 1914 году его выдвинул на премию академик Нестор Котляревский. Через год еще одна попытка — на этот раз Мережковского выдвигает шведский ученый Карл Мелин. Впрочем, обе попытки Дмитрия Сергеевича получились холостыми: в 1914 году премия не вручалась из-за войны, а в 1915 году ее получил Ромен Роллан.
В 1918 году в списке претендентов на Нобеля впервые мелькает имя Максима Горького, но премию он не получил. С 1923 года, когда мир русской эмиграции за границей более-менее сложился, Марком Алдановым был придуман так называемый «Русский проект» — всяческое продвижение в Европе идеи вручения Нобелевской премии одному или сразу нескольким писателям, изгнанным из России. Алданов предлагал давить на следующие рычаги:
- Важнейшее значение русской литературы и культуры для мира и Европы.
- Выдающиеся достижения номинантов.
- Необходимость поддержать русскую культуру в переломный момент.
- Возможность для Европы «дать по носу» советской власти, нагладив ее идеологического противника.
- Бедственное положение русских писателей-эмигрантов.
Постепенно «Русский проект» начал раскручиваться, к нему стали подключаться выдающиеся деятели мировой литературы: Томас Манн, Сельма Лагерлеф, Ромен Роллан.
Так, в 1923 году Ромен Роллан предложил Нобелевскому комитету наградить сразу трех русских писателей — Максима Горького, Константина Бальмонта и Ивана Бунина. Однако, Нобеля получил У.Б. Йейтс.
Вплоть до 1933 года на Нобелевскую премию номинируются Горький, Бунин, Мережковский, Шмелев и даже белогвардейский генерал и, по совместительству, писатель и мемуарист Петр Краснов (тот самый, что будет повешен на Красной площади за сотрудничество с фашистами).
«Номинируйте меня, пожалуйста»
Следует сказать, что номинация на премию — это не произвольный акт Шведского комитета, а плод кропотливого труда самого писателя, а также его друзей и поклонников. Номинировать на Нобелевскую премию имеет право ограниченное число лиц — это признанные историки литературы, академики, авторитетные литературоведы, а также лауреаты премии прошлых лет.
Номинацию «на блюдечке с голубой каемочкой», безо всякого дополнительного труда, получали только всемирно признанные писатели. Светочи литературы. Такие, например, как Лев Толстой, которого номинировали без его ведома и даже к его неудовольствию.
Мережковскому, Бунину и Шмелеву, авторитет которых в Европе был невелик, приходилось предпринимать определенные действия, чтобы попадать в списки номинантов. Особенно активен в этой области был Д.С. Мережковский.
Кажется, для Дмитрия Сергеевича Нобелевская премия стала своего рода идеей-фикс, он страстно хотел получить эти деньги, стать независимым материально и в спокойной обстановке реализовывать многочисленные творческие замыслы.
Мережковский вместе с супругой Зинаидой Гиппиус давили на все возможные рычаги, привлекали все силы, упрашивали видных деятелей европейской литературы «похлопотать».
Определенные усилия предпринимали Бунин и Шмелев. В 1931 году Бунин, который долгое время считал Шмелева своим другом, узнав о нобелевских амбициях последнего, написал в письме М.И. Ростовцеву:
«Думаю, что члены Нобелевского Комитета и теперь в некотором смущении: все-таки полного представления о современной русской литературе они не имеют, рангов наших точно не знают, читали нас мало (один Мережковский известен всей Европе)… пресерьезно думают, что даже, например, Шмелев замечательный писатель».
А вот Максиму Горькому не приходилось самому участвовать в подковерной игре, так как у него был могущественный покровитель — Ромен Роллан. Французский классик считал Горького одним из самых значимых писателей мира и потому упорно выдвигал Алексея Максимовича на премию. Но его усилия были тщетны: в начале 30-х в эмигрантской среде поползли слухи о контактах Горького с советской властью и готовящемся возвращении писателя в СССР. Этого Шведский комитет Горькому простить не мог, и автор «Дела Артамоновых» выпал из нобелевской гонки.
Кто не получит премию — останется нищим
Таким образом, к 1933 году в битве за Нобеля сошлись три основных претендента — Мережковский, Бунин, Шмелев. Друзья Бунина и Мережковского устроили массированную атаку на умы европейцев, публикуя в поддержку писателей многочисленные рецензии и очерки. Между тем, против Шмелева была организована критическая кампания, основным двигателем которой стал Г. Адамович.
Иван Сергеевич, понимая, что заветные деньги, которые могли бы вырвать его из нищеты, уплывают к другим, горестно писал:
«Это русская критика обошла мою “Историю” — нигде ни звука! Удивительные вещи. Я знаю: против меня ведется скрытый поход. В “левой части” печати “работают” Мережки, в правой — нет такой, а “Возрождению” я чужой. И еще умный Бунин — чую — кое-где “бросает” нужное “меткое” словечко, а “присные” мотают на ус и разделываются со Шмелевым… Чего они на меня? Или уничтожить хотят? страшатся, что я вырву у них кусок — премию?».
Так все и было, Шмелев не ошибся: Бунин и «Мережки» (Мережковский и его супруга Гиппиус) страшно боялись, что премия достанется кому-то другому. Ведь эти деньги — 400 тыс. франков, по большому счету, были вопросом жизни и смерти. Победителя они делали обеспеченным человеком, который мог достойно жить в Европе и спокойно трудиться над новыми произведениями, проигравшему же предстояло и дальше влачить унылую лямку эмигранта, зарабатывая жалкие гроши в немногочисленной русскоязычной прессе.
Когда критическая атака, фактически, выбила Шмелева из числа претендентов, маниакально жаждущий Нобеля Мережковский решается на отчаянный шаг. Дмитрий Сергеевич отправляет к Бунину писательницу Екатерину Михайловну Лопатину — женщину, в которую Иван Алексеевич когда-то был влюблен. Лопатина передает Бунину предложение Мережковского: разделить премию на двоих. То есть, если Бунин получит приз, он дает Мережковскому 200 тыс. франков, если же деньги достанутся Дмитрию Сергеевичу, он выделяет 200 тыс. Ивану Алексеевичу. Сделку предполагалось закрепить нотариально. Вера Николаевна, супруга Бунина, записала в своем дневнике по этому поводу:
«В этом есть что-то ужасно низкое — нотариус, и почему 200000? Ведь, если кто получит, то ему придётся помочь и другим. Да и весь этот способ очень унизительный… У меня почти нет надежды, что Ян получит, но всё же, если получит, то почему дать такую сумму Мережковскому? Ведь у нас есть и более близкие друзья. Если же получит Мережковский, то je ne tiens pas — их счастье!».
Вера Николаевна лукавила, говоря, «нет надежды, что Ян получит»: шансы Бунина в определенный момент стали оцениваться значительно выше, чем Мережковского. Проза Дмитрия Сергеевича стала подвергаться все большей критике, его обвиняли в книжности, оторванности от «живой жизни», кабинетности.
Наверное, чувствуя, что премия ускользает из рук, Мережковский и решился на отчаянный шаг, подослав к Бунину Лопатину. Иван Алексеевич предложение воспринял чуть ли не как оскорбление, но отшутился: «Может, еще Куприна третьим возьмем?».
Крах надежд «Мережков»
10 декабря 1933 года Иван Алексеевич Бунин получил из рук короля Швеции Густава V Нобелевскую премию по литературе. Первого Нобеля для России. Обращаясь к королю и комитету, Бунин сказал:
«Впервые со времени учреждения Нобелевской премии вы присудили ее изгнаннику».
Иван Шмелев воспринял поражение с тихой грустью, но нашел в себе силы порадоваться за бывшего друга, за русскую литературу и, в целом, за Россию.
«Все вышло хорошо: достойно решил Стокгольм — прекрасный писатель Бунин, и наша великая Словесность за него не постыдится; пробит черный лед-саван, обивший-сковавший — в мире — все наше — государственность, былую славу и силу, жертвы, достоинство, подлинную Россию, представленную здесь нами — есть Россия!».
Иное дело — «Мережки». Поэт Марина Цветаева, которая была непосредственным свидетелем всех этих эмигрантских нобелевских перипетий, написала в письме к подруге:
«Мережковский и Гиппиус — в ярости. М. б. единственное, за жизнь, простое чувство у этой сложной пары… Их сейчас все боятся, ибо оба, особенно она, злы. Злы — как духи».
Впрочем, на поздравительную телеграмму «Мережки» сподобились. Зинаида Николаевна отправила Вере Николаевне Буниной короткое послание:
«Поздравляем и завидуем».
Коротко, холодно, зато — честно. Всем и так все было понятно. Бунин и его семья получили возможность жить по-человечески, а Мережковским предстояли дальнейшие тяжелые испытания эмиграцией. Увы, они закончились тем, что Мережковский по радио поддержал Гитлера в его войне с СССР. То же самое, к сожалению, сделал и Шмелев.
Кстати, после столь оглушительного краха, Мережковский не оставил надежду получить Нобелевскую премию. Его близкий друг, профессор-славист одного из шведских университетов Сигурд Агрелль, еще 4 раза выдвигал Дмитрия Сергеевича на Нобеля. Разумеется, безуспешно. В 1937 году неутомимый швед скончался, иначе он и дальше бы лоббировал интересы друга. Мережковский ненадолго пережил Агрелля: в декабре 1941 года, всеми, кроме верной жены, покинутый и осужденный за германофильство, этот выдающийся писатель и литературный критик скончался от кровоизлияния в мозг.
Такова история вручения Нобелевской премии по литературе 1933 года. Пожалуй, еще никогда вручение приза не было настолько важно для множества людей, которые связывали с этой наградой все свои надежды, все чаяния и саму свою судьбу.
