— Закажем пиццу? Или у тебя есть силы на что-то более изысканное? — голос Вадима прозвучал из гостиной. Он уже расслабился после работы, переоделся в домашние штаны и старую футболку.
— Давай пиццу, — отозвалась Дарья с кухни, вытирая руки о полотенце. — Что-то готовить сегодня нет никакого настроения.
Обычный вечер вторника. Тихий, уютный, предсказуемый. Тот самый вечер, который ещё час назад казался ей оплотом стабильности в этом суетливом мире. Она подошла к окну, посмотрела на огни города внизу. Всё было как всегда. И в то же время всё уже было не так.
— Чёрт, сел совсем, — пробормотала она, несколько раз нажав на кнопку своего телефона. Чёрный экран не отреагировал. — Мне нужно сестре позвонить, договориться насчёт выходных. Вадим, можно я с твоего наберу?
— Конечно, бери, он на тумбочке в спальне, — беззаботно крикнул он в ответ. В его голосе не было ни тени беспокойства. Он был уверен в своей неуязвимости, в своей легенде о «срочных совещаниях» и «уставшем муже».
Дарья вошла в их спальню. Знакомый запах его парфюма, стопка книг на прикроватной тумбочке, его идеально отглаженные для завтрашнего дня рубашки на стуле. Мир, который она создавала годами. Она взяла его телефон. Тяжёлый, холодный брусок металла и стекла. В тот момент, когда её палец коснулся экрана, чтобы его разбудить, он ожил сам. На дисплее всплыло уведомление, подсветив её лицо в полумраке комнаты. Имя «Яна» и короткое сообщение под ним.
«Наше гнёздышко ждёт. Завтра в то же время?»
Дарья замерла. Сердце не ухнуло вниз, не забилось чаще. Оно просто остановилось на мгновение. «Гнёздышко». Какое пошлое, отвратительное слово. Слово, которое мгновенно уничтожило десять лет их совместной жизни. Любопытство было не просто сильным — оно было хищным, неумолимым. Её палец, будто живя своей жизнью, смахнул уведомление и открыл мессенджер.
Перед ней разверзлась бездна. Это была не просто интрижка. Это была вторая, параллельная жизнь, тщательно выстроенная и скрытая. Месяцы переписки. Сотни сообщений. Она читала, и картинка складывалась с пугающей ясностью. Арендованная квартира на полпути между их офисом и домом. Их конспирология, достойная шпионского романа: они никогда не приходили и не уходили вместе, парковались в разных концах квартала, на рабочих совещаниях делали вид, что едва знакомы. Он писал ей о том, как устал от «домашней рутины». Она отвечала ему фотографиями в новом белье, купленном специально для их встреч.
Дарья листала дальше, всё глубже погружаясь в этот липкий, чужой мир. Вот они обсуждают её, Дарью. «Она ничего не подозревает?», — спрашивала Яна. «Нет, конечно. Она слишком доверчивая. Думает, я на совещаниях горю», — отвечал её муж, добавляя смеющийся смайлик. А вот и фотографии. Не просто селфи. Фотографии из того самого «гнёздышка». Он, спящий на чужой кровати, снятый её рукой. Они вдвоём, обнимающиеся на маленькой кухне, с бокалами дешёвого вина.
Она читала и не чувствовала ничего, кроме нарастающего холода. Мир не рухнул. Он просто стал другим — фальшивым, картонным, как декорации в плохом театре. Она поняла, почему он так часто задерживался, почему стал таким рассеянным, почему его телефон всегда лежал экраном вниз. Все мелкие странности, которые она списывала на усталость и стресс, выстроились в одну ровную, уродливую линию.
Звук ключа в замочной скважине заставил её вздрогнуть. Он вернулся со своего «совещания». Она быстро заблокировала телефон и положила его точно на то же место, где он лежал. Она вышла из спальни, когда он уже разувался в прихожей.
— Я дома! Устал как собака, совещание было просто бесконечным, — сказал он, сбрасывая пиджак. Он подошёл и поцеловал её в щёку.
Дарья почувствовала на своей коже прикосновение лжеца. Она заставила себя улыбнуться.
— Заказывай пиццу. Пепперони.
Он прошёл на кухню, что-то весело насвистывая, и начал набирать номер доставки. А она осталась стоять посреди гостиной, глядя ему в спину. Она не собиралась ничего разбивать или кричать. План родился в её голове мгновенно. Холодный, чёткий и абсолютно беспощадный. Игра только начиналась.
Следующий вечер не был похож на предыдущий. Дарья готовила ужин с какой-то зловещей, методичной точностью. Каждый её жест был выверен, словно она была хирургом, готовящимся к сложной операции. На плите шипели стейки, в духовке подрумянивался картофель с розмарином. Она достала бутылку дорогого красного вина, которое они хранили для особого случая. Сегодня был именно такой случай. Конец их прежней жизни.
Когда Вадим пришёл домой, он был удивлён. Его встретил не только идеально накрытый стол, но и спокойная, почти ласковая Дарья. Вчерашняя лёгкая напряжённость, которую он списал на её усталость, исчезла без следа. Он расслабился. Ловушка была готова, и жертва сама с радостью шагнула в неё.
— Ух ты! У нас какой-то праздник, о котором я забыл? — он обнял её, вдыхая аромат её волос.
— Просто захотелось устроить хороший вечер, — ответила она, мягко высвобождаясь из его объятий. — Садись, всё почти готово.
Они ужинали, разговаривая о пустяках. О погоде, о планах на выходные, о новом фильме, который все обсуждали. Вадим рассказывал о своём дне на работе, умело обходя стороной полуденные часы. Он был в своей стихии: уверенный, обаятельный, любящий муж, вернувшийся в своё уютное гнездо. Он и не подозревал, что его настоящее «гнёздышко» уже стало причиной его краха. Дарья подливала ему вино, внимательно слушала и кивала. Она давала ему возможность насладиться последними минутами своего вранья.
Когда тарелки опустели, а в бутылке осталось вина на один бокал, она начала.
— Кстати, слышала, у вас в компании Яна большое повышение получила? Та, что из смежного отдела. Мне Лена из бухгалтерии рассказала, они дружат. Говорит, девушка очень пробивная.
Вилка в руке Вадима замерла на полпути ко рту. Он медленно опустил её на тарелку. Звякнувший фарфор прозвучал в тишине кухни оглушительно громко. Он сделал большой глоток вина, пытаясь скрыть секундное замешательство.
— А, эта… Да, что-то такое было. Яна… Мы с ней почти не пересекаемся, так, на общих собраниях видимся. Обычная коллега.
— Да? А Лена говорила, она просто звезда, все проекты на ней держатся. Думала, ты её хорошо знаешь, раз вы в одном здании работаете, — Дарья смотрела на него спокойно, с лёгким любопытством, как будто ей и впрямь была интересна карьера этой женщины.
— Нет, совсем не знаю. Она в другом крыле сидит, — он начал говорить быстрее, стараясь сменить тему. — Так что там с планами на выходные? Поедем к твоим?
Он загнал себя в угол. Сам, добровольно. Дарья сделала последнюю, почти театральную паузу. Она встала, подошла к комоду, стоявшему у стены, и достала из ящика тонкую стопку бумаг. Молча вернулась к столу и положила листы перед ним. Прямо на его тарелку с недоеденным стейком.
Сверху лежал скриншот того самого сообщения: «Наше гнёздышко ждёт». Ниже — самые откровенные фрагменты их переписки, распечатанные чёрным по белому. А под ними — фотографии. Их совместные селфи на мятых простынях. Он, спящий, сфотографированный её рукой.
Вадим смотрел на эти листы, и краска медленно сходила с его лица, уступая место мертвенной бледности. Он несколько раз перевёл взгляд с бумаг на жену и обратно. Его мозг отчаянно отказывался принимать реальность.
— Что… что это? — прошептал он.
— Факты, — ответила Дарья ровным, безжизненным голосом.
Первоначальный шок сменился паникой. Он начал судорожно искать выход, самое нелепое и абсурдное оправдание, которое только мог придумать.
— Это фотошоп. Тебя кто-то разыгрывает, это какая-то злая шутка! Кто тебе это прислал? Дай мне посмотреть! Это подстава, чтобы нас поссорить!
Он говорил быстро, сбивчиво, хватаясь за эти слова, как утопающий за соломинку. Но в глазах Дарьи он не увидел ни сомнения, ни ярости, ни боли. Только холод. Холод судьи, уже вынесшего приговор, который не подлежит обжалованию.
— Шутка? — переспросила она так тихо, что ему пришлось напрячь слух. — Ты правда думаешь, что я поверю в эту чушь?
Его жалкое отрицание повисло в воздухе, пропитанном запахом жареного мяса и дорогого вина. Он смотрел на её лицо, отчаянно ища там хоть тень сомнения, хоть намёк на истерику, за которую можно было бы уцепиться и перевести всё в привычный семейный скандал. Но её лицо было гладким и непроницаемым, как ледяная маска. И в этой маске он увидел свой конец.
Стена лжи, которую он так старательно возводил месяцами, рухнула в одно мгновение, погребая его под своими обломками. Он перестал говорить. Его плечи обмякли, и он медленно, словно в замедленной съёмке, сполз со стула на пол. Он не плакал. Он просто опустился на колени посреди кухни, уставившись в одну точку на полу. Это было полное и безоговорочное поражение.
— Даша… — его голос был чужим, сиплым. — Прости. Это была ошибка. Глупая, ужасная ошибка. Она для меня ничего не значит, понимаешь? Ничего. Это просто… так получилось. Я всё прекращу. Прямо завтра. Я клянусь тебе, я люблю только тебя.
Именно это и стало спусковым крючком. Не сама измена. Не ложь. А это жалкое, унизительное пресмыкание. Ледяная броня, сковывавшая Дарью, треснула, и из-под неё вырвалась чистая, концентрированная ярость. Она не повысила голос. Она просто начала говорить, и каждое её слово было ударом хлыста.
— Ошибка? Ты называешь это ошибкой? Месяцами снимать квартиру, врать мне в лицо каждый день, приходить домой после неё и ложиться со мной в одну постель? Ты считаешь меня полной идиоткой?
Она обошла стол и встала над ним. Он поднял на неё глаза, полные мольбы, но увидел лишь холодное презрение.
— Да ты мне месяцами изменял со своей коллегой, а теперь ты говоришь мне, что практически не знаешь её? Ты в конец заврался, дорогой мой! Но ничего, скоро и её муж обо всём узнает! Тогда я посмотрю, как вы оба запоёте!
Угроза была произнесена. Она не была пустой. Вадим понял это по её стальному тону. Он дёрнулся, словно от удара. Разрушить его собственную семью было одним делом, но стать причиной краха чужой, да ещё и втянуть в это коллегу и её мужа — это был совершенно другой уровень катастрофы.
Не давая ему опомниться, Дарья развернулась и прошла в коридор. Она распахнула дверцу встроенного шкафа и достала оттуда большую чёрную спортивную сумку, с которой он когда-то ездил в спортзал. Она вернулась не в спальню, а в гостиную, где на вешалке висели его пиджаки и рубашки. С методичной жестокостью она начала срывать их с плечиков и швырять в сумку. Не складывая. Комкая. Рубашки, джинсы из комода, нижнее бельё, носки — всё летело в чёрную пасть сумки одним скомканным месивом.
Вадим поднялся с колен и, пошатываясь, пошёл за ней.
— Даша, что ты делаешь? Прекрати! Пожалуйста, давай поговорим! Мы можем всё исправить!
— Мы? — она остановилась на секунду, не поворачивая головы. — Никаких «мы» больше нет. Есть ты со своими «ошибками», и есть я.
Она закончила своё дело, грубо застегнула молнию на набитой до отказа сумке и поволокла её к входной двери. Она открыла замок, распахнула дверь на лестничную клетку и выставила сумку за порог. Затем повернулась к нему.
— Уходи.
— Куда я пойду? Ночью? Даша, не делай этого! — в его голосе зазвучало отчаяние.
— Мне всё равно, — отрезала она. — Можешь поехать в ваше гнёздышко. Там, кажется, уютно.
Она смотрела на него в упор, и он понял, что мольбы бесполезны. Он был для неё чужим. Хуже, чем чужим. Он был грязью, которую нужно вычистить из дома. Он медленно, как во сне, побрёл к выходу. Уже стоя на пороге, он обернулся в последней отчаянной попытке.
— Дай мне шанс. Один.
Дарья посмотрела на него так, будто рассматривала насекомое.
— У тебя неделя, — сказала она холодно. — Подумай, как ты будешь жить дальше.
И прежде чем он успел что-либо ответить или понять смысл этих слов, она шагнула назад и закрыла дверь прямо перед его лицом. Щелчок замка прозвучал окончательно и бесповоротно.
Как только за Вадимом закрылась дверь, Дарья не почувствовала облегчения. Не было ни пустоты, ни торжества. Была лишь холодная, звенящая ясность. Она не стала переставлять мебель или выбрасывать его зубную щётку. Она просто вернулась на кухню, налила себе воды и села за стол. Перед ней всё так же лежали распечатанные листы — доказательства её разрушенной жизни. Она взяла свой ноутбук. Неделя, которую она дала Вадиму, была нужна не ему. Она была нужна ей.
Поиск мужа Яны не занял много времени. Открытый профиль в социальной сети, счастливые семейные фотографии: вот они на море, вот с друзьями на шашлыках, вот их совместное фото с подписью «12 лет вместе». Человек жил в блаженном неведении, как и она сама ещё пару дней назад. Дарья не испытывала к нему жалости. Он был лишь инструментом. Она создала временный, анонимный почтовый ящик. Написала короткое, сухое письмо без единой эмоции: «Здравствуйте. Рекомендую вам ознакомиться с информацией, напрямую касающейся вашей жены Яны и её коллеги Вадима». К письму она прикрепила аккуратно отсканированные страницы переписки и самые компрометирующие фотографии. Нажала «Отправить» и закрыла ноутбук. Первый этап плана был завершён.
Оставшиеся дни прошли в тумане. Она ходила на работу, общалась с коллегами, звонила сестре и обсуждала планы на выходные, как будто ничего не произошло. Но внутри неё всё замерло. Она ждала. Она знала, что взрыв неизбежен. И он произошёл. Сначала до неё дошли слухи по рабочим каналам. В отделе Вадима разразился грандиозный скандал. Яна не выходила на работу, взяв больничный. Говорили, что её муж устроил безобразную сцену прямо у них в офисе, едва не дошло до драки. Репутация Вадима, выстраиваемая годами, рухнула за один день. Он стал изгоем, объектом для перешёптываний и презрительных взглядов.
Ровно через неделю, час в час, в дверь позвонили. Дарья посмотрела в глазок. На пороге стоял он. За эти семь дней он постарел лет на десять. Помятый костюм, щетина, потухший, затравленный взгляд. Он больше не был тем уверенным в себе мужчиной, которого она знала. Перед ней стоял сломленный человек. Она открыла дверь, но осталась стоять в проёме, преграждая ему путь.
— Даша… — начал он срывающимся голосом. — Я всё потерял. На работе ад. Яна… её муж всё узнал, он выгнал её. У меня больше ничего нет. Кроме тебя. Я всё понял. Я был таким идиотом… Позволь мне вернуться. Я всё исправлю, я буду делать всё, что ты скажешь.
Он пытался взять её за руку, но она отдёрнула её, как от огня. Она смотрела на него без ненависти, почти с исследовательским интересом.
— Ты ничего не понял, Вадим, — её голос был тихим, но в оглушающей тишине лестничной клетки он звучал как приговор. — Ты пришёл ко мне не потому, что раскаялся. Ты приполз, потому что тебя отовсюду вышвырнули. Потому что твоё уютное «гнёздышко» разрушили, а на работе ты теперь — ходячий анекдот. Ты пришёл не просить прощения, ты пришёл искать убежище.
— Это неправда! Я люблю тебя! — его слова звучали жалко и неубедительно.
— Любишь? — она усмехнулась. Это был первый раз за всю неделю, когда на её лице появилось что-то похожее на эмоцию. Холодная, злая усмешка. — Ты не знаешь, что такое любовь. Ты любишь только свой комфорт. Когда у тебя было два дома — один здесь, а другой там, в съёмной квартире, — тебя всё устраивало. А теперь, когда оба дома сгорели, ты прибежал на пепелище и просишься погреться. Но здесь больше ничего нет.
Он смотрел на неё, и в его глазах отчаяние сменилось пониманием. Он наконец осознал, что это конец. Окончательный и бесповоротный. Что она не просто выгнала его. Она методично уничтожила всю его жизнь, не оставив ни единого шанса на спасение.
— Зачем ты это сделала? Зачем рассказала её мужу? — прошептал он.
— Чтобы ты понял, — ответила Дарья, глядя ему прямо в глаза. — Чтобы ты понял, что за всё в этой жизни приходится платить. За ложь. За предательство. За то, что ты считал меня дурой. Это твой счёт. Оплати его.
Она больше не стала ничего говорить. Не было смысла. Она просто сделала шаг назад и медленно закрыла перед его лицом дверь. Она не стала прислушиваться к его шагам. Она знала, что он уйдёт. Он остался один на лестничной клетке, без семьи, без любовницы, без репутации. А она осталась в своей, теперь уже только своей квартире. Она прислонилась спиной к холодной двери и закрыла глаза. Внутри была абсолютная, звенящая пустота. Месть не принесла радости. Она принесла только конец. И начало чего-то нового, о чём она пока не имела ни малейшего понятия…
