— Твоя сестра меня обокрала.
В трубке на несколько секунд повисла плотная, густая тишина, в которой слышался лишь фоновый шум чужого офиса. Затем раздался неуверенный голос Максима, искажённый динамиком телефона.
— Оль, может, ты ошиблась? О чём ты вообще?
Ольга стояла посреди спальни, залитой безразличным утренним солнцем. Её взгляд был прикован к открытой шкатулке на туалетном столике. Резная, из тёмного дерева, подарок Максима на их первую годовщину. Красный бархат внутри был безжалостно пуст в двух главных отделениях. Там, где ещё вчера утром лежала тонкая золотая цепочка с кулоном-капелькой и миниатюрные серьги-гвоздики, теперь зияли две унылые, сиротливые вмятины. Она не ошиблась. Она носила эти серьги почти не снимая, вчера впервые за месяц убрала их в шкатулку, решив надеть другие. Это была почти ритуальная точность, которую она помнила до мелочей.
— Я не ошиблась, — её голос звучал ровно и холодно, как металл. В нём не было паники, только выверенная, ледяная ярость. — Пропала моя золотая цепочка. И серьги. Те, что твоя мама дарила нам на свадьбу.
— Подожди, может, ты их куда-то переложила? Ну, знаешь, как бывает, машинально…
— Нет, Максим, — она перебила его, не дав закончить эту нелепую попытку найти оправдание. Её пальцы сжались на телефоне. — Я не перекладывала. И это не всё. Помнишь новый флакон «Шанель», который ты мне привёз из командировки? Его тоже нет. Я только вчера сняла с него плёнку. И вишенка на торте — из моего кошелька в прихожей пропало пять тысяч. Ровно одна купюра. Вчера в этом доме был только один гость. Твоя сестра.
Теперь она двигалась по квартире, и каждый её шаг был как удар молота, вбивающий гвозди в крышку гроба их спокойной жизни. Она прошла в прихожую, открыла свою сумку, вытащила кошелёк. Открыла его, словно проводя следственный эксперимент. Да, всё так. Мелкие купюры, банковские карты и пустое отделение, где ещё вчера вечером лежала новая, хрустящая пятитысячная банкнота, которую она сняла в банкомате на выходные. Она вспомнила, как Лера, проходя мимо комода, бросила мимолётный взгляд на её сумку. Тогда это показалось ей обычным любопытством. Сейчас этот взгляд приобрёл зловещий, хищный смысл.
— Лерка? Оль, да быть не может. Ну да, она ветреная, может ляпнуть что-то не подумав, но чтобы воровать… Это уже слишком. Ты уверена, что…
— Она могла, Максим. И она это сделала! — Ольга не закричала, но повысила голос до звенящей, режущей слух ноты. Это было невыносимо. Он не верил ей. Он сомневался в её словах, пытаясь защитить, обелить свою сестру. В его интонациях она слышала не желание разобраться, а инстинктивное стремление замять скандал, сделать вид, что ничего не произошло. — Она сидела здесь, пила мой чай, улыбалась мне в лицо, а сама высматривала, что можно прихватить. Она знала, что я не буду проверять за ней каждый шаг в собственном доме!
Она остановилась у окна, глядя на суетливую жизнь города внизу. Люди спешили по своим делам, не подозревая, что в этой отдельно взятой квартире прямо сейчас рушится целый мир. Вопрос был не в деньгах. И даже не в золоте или духах. Это было циничное, наглое вторжение на её территорию, плевок в её доверие. И сейчас её муж, её самый близкий человек, фактически становился соучастником этого плевка, отказываясь верить очевидному.
— Я сейчас ей позвоню, поговорю… — растерянно пробормотал он.
— Мне всё равно, что ты будешь делать, — отрезала Ольга. Холод вернулся в её голос, вытеснив минутную вспышку гнева. Теперь она была абсолютно спокойна, потому что приняла решение. — Мне не нужны твои разговоры и её лживые оправдания. Меня не волнует, как ты это сделаешь. Можешь вытрясти из неё, можешь пойти и купить всё новое до последней копейки. Но если к твоему сегодняшнему приходу моих вещей не будет лежать на своих местах, можешь даже не подниматься в квартиру. Разворачивайся и поезжай жить к своей воровке. Выбор за тобой.
Она не стала дожидаться ответа. Она просто нажала кнопку отбоя, и гул чужого офиса оборвался. В квартире стало тихо. Но это была не та тишина, что бывает в пустом доме. Это была тишина натянутой струны. Ольга положила телефон на подоконник. Она не собиралась ни плакать, ни бить посуду. Она просто будет ждать. Ждать, чтобы увидеть, чью сторону он выберет. Чью правду. Её или сестры.
Максим бросил телефон на пассажирское сиденье с такой силой, что тот отскочил и ударился о дверцу. Он сидел в машине на парковке у своего офиса, и мир за лобовым стеклом на мгновение потерял фокус. Голос Ольги, холодный и отчётливый, продолжал звучать в его голове, повторяя последнюю фразу снова и снова. «Выбор за тобой». Это было не просто ультиматум. Это был выстрел на поражение. Он завёл двигатель, и машина дёрнулась с места слишком резко. Он ехал не домой. Он ехал к сестре.
Мысли в его голове метались, как стая вспугнутых птиц. Лера. Воровка? Эта мысль казалась дикой, абсурдной. Его младшая сестра, взбалмошная, вечно попадающая в какие-то истории, живущая от зарплаты до зарплаты, но… чтобы украсть? У них? Он пытался найти этому другое, логичное объяснение. Ольга ошиблась. Положила украшения в другую шкатулку. Потратила деньги и забыла. Духи… может, флакон разбился, и она просто не хочет признаваться? Но он знал свою жену. Ольга была педантична до мозга костей. Если она сказала, что вещи пропали, значит, их действительно нет на своих местах.
Он свернул во двор старой пятиэтажки, где Лера снимала свою крошечную «однушку». Подъезд встретил его запахом сырости и кислой капусты. Он поднялся на третий этаж, сердце стучало где-то в горле. Он не знал, с чего начать разговор. Он чувствовал себя одновременно и судьёй, и предателем. Он нажал на кнопку звонка. За дверью затих звук телевизора, послышались шаркающие шаги. Дверь открылась.
— О, Макс! Привет! А ты чего не на работе? — Лера стояла на пороге в домашних шортах и растянутой футболке, с растрёпанным пучком на голове. Она выглядела удивлённой, но не напуганной. Она улыбалась. — Лер, привет. Поговорить надо, — он прошёл внутрь, в тесную прихожую. В воздухе витал сладковатый запах дешёвых ароматических палочек, пытавшихся перебить запах табака. — Да без проблем, проходи на кухню, я как раз чайник поставила. Что за вид у тебя? На тебе лица нет, — она щебетала, направляясь в сторону кухни, но он остановил её, положив руку ей на плечо.
— Подожди с чаем. Разговор серьёзный.
Она обернулась. Улыбка медленно сползла с её лица, сменившись настороженным выражением.
— Что такое? Мама здорова?
— С матерью всё в порядке, — он сделал паузу, собираясь с силами. — Лера. Ты вчера была у нас. После твоего ухода Ольга не нашла нескольких вещей. Он смотрел ей прямо в глаза, пытаясь уловить хоть тень вины, хоть малейший признак лжи. Но Лера лишь удивлённо вскинула брови.
— В смысле «не нашла»? Что, я должна была за её вещами следить? — Пропали её золотые серьги, цепочка, духи и пять тысяч из кошелька, — он произносил слова сухо, как зачитывал протокол.
Её реакция была мгновенной. Она отшатнулась, словно он её ударил. Её лицо исказилось от возмущения, щёки залил яркий румянец.
— Что?! Ты сейчас на что намекаешь, Максим? Ты приехал сюда, чтобы обвинить меня в воровстве? Свою сестру?
— Я ни на что не намекаю. Я говорю, что вещи пропали после твоего визита. Больше в доме никого не было.
— Ах, вот оно что! Я знала, что не надо было к вам тащиться! Твоя царица меня позвала только для того, чтобы потом было на кого свалить? Она на меня весь вечер смотрела, как на прокажённую! Цеплялась к каждому слову! А теперь я ещё и воровка! Гениально!
Она не кричала, но её голос звенел от негодования. Она ходила по крошечной кухне из угла в угол, как тигрица в клетке.
— Лера, давай спокойно. Если ты что-то взяла, может, случайно…
— Случайно?! — она резко остановилась и уставилась на него в упор. — Я что, по-твоему, в маразме? Случайно сунула в карман золото и деньги? Макс, ты вообще в своём уме? Это она тебе напела, да? А ты, как обычно, уши и развесил! Она тебя скоро от всех нас отвадит, ты этого не понимаешь? Сначала мать ей не нравилась, теперь я. Кто там следующий в её чёрном списке?
Он молчал, смятенный этой яростной атакой. Он ожидал чего угодно: слёз, отрицания, но не такой агрессивной контрпропаганды. Лера умело переводила стрелки, выставляя себя жертвой, а Ольгу — злобной, мнительной мегерой. И зёрна сомнения, которые он пытался в себе подавить, снова начали прорастать. А что, если и правда? Что, если Ольга так сильно её не любит, что готова обвинить в воровстве, чтобы избавиться от её визитов навсегда?
— Так что ты от меня хочешь? — Лера скрестила руки на груди, её взгляд был жёстким и колючим. — Чтобы я вывернула карманы? Провела обыск в моей квартире? Давай, не стесняйся! Ты же приехал сюда как следователь, а не как брат!
Он устало провёл рукой по лицу. Голова гудела. Он зашёл в тупик. Он приехал сюда за решением, а получил ещё больший хаос. Он посмотрел на свою сестру — злую, обиженную, праведную в своём гневе. И вспомнил холодный, как сталь, голос жены в телефоне. Он был между молотом и наковальней. И выхода из этой ситуации не было.
— Я просто хочу, чтобы вещи нашлись, — тихо сказал он.
— Тогда ищи их у своей жены под подушкой! — выплюнула Лера. — А ко мне больше с такими предъявами не приезжай. Я тебе не девочка для битья. Уходи, Максим.
Дверной замок щёлкнул с сухим, безжизненным звуком. Максим вошёл в квартиру, как в чужое, враждебное пространство. Тишина. Не та умиротворяющая тишина, которая бывает, когда ждёшь близкого человека, а плотная, давящая, как вата. Из кухни доносился тонкий аромат жареного чеснока и мяса, и этот обыденный, домашний запах вступал в дикий диссонанс с ледяной атмосферой, повисшей в воздухе. Он снял куртку, повесил её на крючок и на негнущихся ногах прошёл на кухню.
Ольга стояла у плиты спиной к нему. Она была одета в простую домашнюю футболку и брюки, волосы собраны в тугой хвост. Её движения были механическими, выверенными. Она помешивала что-то на сковороде деревянной лопаткой, и тихий, ровный звук шипящего масла был единственным звуком в квартире. Она не обернулась. Она знала, что он вошёл, но не подала и вида. Это было хуже, чем крик. Это было демонстративное, унизительное игнорирование.
— Оля… — начал он, и его голос прозвучал неуверенно и сипло. Она не повернулась. — Ты ужинать будешь? — её голос был совершенно ровным, лишённым каких-либо эмоций. Будто она спрашивала у случайного прохожего. — Я был у Леры, — проигнорировав её вопрос, продолжил он, делая шаг ближе. Он чувствовал себя идиотом, вынужденным оправдываться там, где его дом. — Она клянётся, что ничего не брала. Она… она в ярости. Кричала, что ты её оговариваешь, что всегда её ненавидела. Он замолчал, ожидая реакции. Но Ольга продолжала молча помешивать ужин. Сковорода шипела, отсчитывая секунды его провала. Эта её невозмутимость выводила из себя куда сильнее, чем если бы она начала бить тарелки.
— Вещи где? — спросила она всё так же тихо, не поворачивая головы. Этот простой вопрос обесценил все его слова, всю его поездку, все его душевные терзания. Он свёл всю сложную, запутанную ситуацию к одному единственному факту, который он не мог предоставить.
— Их нет, Оль. Она не признаётся. Она…
— Я поняла, — она выключила плиту и, наконец, повернулась к нему. Её лицо было спокойным, почти безмятежным, и от этого становилось страшно. В её глазах не было злости, только холодная, взвешенная оценка. Она смотрела на него так, как смотрят на неисправный механизм, который больше не выполняет свою функцию.
— Послушай, — он шагнул ещё ближе, в его голосе появились заискивающие, примирительные нотки. — Это всё нервы, недопонимание. Чёрт с ними, с этими вещами! Я куплю тебе новые. Цепочку, серьги — выберешь любые, какие захочешь. Даже лучше, чем были. Духи закажем сегодня же. Про деньги вообще забудь. Давай просто закончим этот цирк.
Это была его главная ошибка. Он увидел это по тому, как её глаза на мгновение сузились. Он предложил ей сделку. Он предложил откупиться от её унижения, от её правды. Он не просто не поверил ей — он оценил её принципы в несколько граммов золота и флакон парфюма.
— Купишь новые? — она медленно, с расстановкой повторила его слова. Её голос больше не был спокойным. В нём появился звонкий, режущий металл. — Ты правда думаешь, что дело в деньгах? Что я устроила всё это из-за куска золота? Ты приехал от неё, выслушал её ложь, её грязь в мой адрес, и теперь предлагаешь мне заткнуться за твой счёт?
Она подошла к нему почти вплотную. Теперь он видел в её глазах всё: и презрение, и разочарование, и ту самую ледяную ярость, которую она так долго сдерживала.
— Делай, что хочешь, но чтобы сегодня вечером мои вещи, что украла твоя сестра, были дома! Если нет… То ты можешь и не приезжать домой больше! Будешь жить со своей сестрой!
Она произнесла это не как угрозу. Она произнесла это как приговор. Окончательный и не подлежащий обжалованию. Она не оставила ему пространства для манёвра, для компромиссов, для его попыток усидеть на двух стульях. Она просто поставила стену. Развернувшись, она взяла тарелку, наложила себе ужин и села за стол. Она взяла вилку и начала есть. Спокойно, методично, словно его больше не существовало в этой кухне. А он остался стоять посреди комнаты, на выжженной земле своих компромиссов, оглушённый запахом жареного мяса и собственным бессилием. Он понял, что его попытка замять войну привела лишь к её официальному объявлению. И он в этой войне уже проигрывал.
Максим не выдержал и десяти минут этой пытки. Тишина, в которой Ольга с методичным спокойствием ела свой ужин, была громче любого скандала. Он видел в каждом её движении, в том, как она подносит вилку ко рту, в том, как ровно держит спину, немой, но сокрушительный упрёк. Он был чужим в своём собственном доме. В отчаянной, идиотской попытке прорвать эту блокаду, он сделал то единственное, что могло сделать ситуацию ещё хуже. Он достал телефон и вышел на балкон. Его пальцы набрали номер сестры.
— Лера, это я. Слушай, приезжай к нам. Прямо сейчас, — его голос был напряжённым и тихим.
— С ума сошёл? После того, что ты мне сегодня наговорил? Чтобы я ещё раз переступила порог дома твоей змеи? Никогда.
— Пожалуйста, — в его голосе прозвучала мольба, которую он сам от себя не ожидал. — Она ничего не слушает. Она меня из дома выгоняет. Просто приезжай. Посмотришь ей в глаза, скажешь всё как есть. Она должна увидеть, что ты не врёшь. Помоги мне, Лер.
Он не врал. Он действительно был на грани. Он верил, что очная ставка, прямой взгляд, живые эмоции смогут разрушить эту стену из холодного презрения, которую возвела Ольга. Он надеялся на чудо. Через двадцать минут раздался резкий, требовательный звонок в дверь.
Ольга подняла голову от тарелки. Её глаза встретились с глазами Максима, и в них не было ни удивления, ни гнева. Только констатация факта. Факт его окончательного предательства. Он впустил врага в их крепость. Он сам открыл ворота. Максим впустил Леру. Она вошла, окинув комнату вызывающим взглядом, готовая к обороне. На ней были джинсы и яркая кофта, от неё несло дерзким и дешёвым парфюмом, который она всегда любила. Она остановилась в центре гостиной, скрестив руки на груди. Ольга медленно встала из-за кухонного стола и вошла в комнату. Она не смотрела на Леру. Она смотрела на мужа.
— Что она здесь делает? — спросила она так, будто Леры в комнате не было.
— Мы должны разобраться в этом все вместе! — выпалил Максим, чувствуя, как по спине течёт холодный пот. — Лера, скажи ей. Скажи, что ты ничего не брала. Лера перевела свой колючий взгляд на Ольгу.
— А я и не собиралась перед тобой отчитываться. Я приехала брату помочь, которого ты под каблук загнала. Думаешь, я не вижу, как ты им вертишь? Сначала от матери его отвадила, теперь за меня взялась. Что, решила всё под себя подмять? Чтобы у него никого, кроме тебя, не осталось?
— Тебе не нужно было ничего красть, чтобы я поняла, кто ты, — ровно ответила Ольга, делая шаг навстречу. Она двигалась плавно, как хищник, сокращающий дистанцию. — Но ты оказалась не только завистливой, но ещё и мелкой воровкой.
— Да что ты себе позволяешь?! — взвизгнула Лера, теряя самообладание. — Ты на себя посмотри, королева! Сидишь в своей золотой клетке, которую тебе Макс построил, и думаешь, что тебе всё можно? Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Как на грязь под ногтями! Тебе просто нравится меня унижать!
Они стояли друг напротив друга. Максим метался между ними, как беспомощный свидетель на дуэли.
— Девочки, прекратите…
— Замолчи! — одновременно рявкнули на него обе женщины.
И в этот момент Ольга замерла. Она стояла так близко, что могла отчётливо разобрать все ноты запаха, исходящего от Леры. Это не был её обычный приторно-сладкий парфюм. Под ним, едва уловимо, но безошибочно узнаваемо, пробивался другой аромат. Глубокий, терпкий, с нотами жасмина и пачули. Аромат её нового флакона «Шанель». Ольга чуть заметно втянула воздух. Это был он. Сомнений не было.
Она медленно подняла глаза на Леру. Её взгляд стал тяжёлым, как расплавленный свинец.
— От тебя пахнет моими духами. Лера дёрнулась, её лицо на секунду потеряло всю свою агрессивную уверенность, в глазах мелькнул животный страх.
— Что? Ты сбрендила? Это мои! Я их всегда покупаю!
— Ты врёшь, — голос Ольги был тихим, но пронзительным. — Ты мне сама вчера сказала, что «Шанель» — это запах для «душных старых баб», и ты бы таким никогда не набрызгалась. Ты забыла?
Лера побледнела. Она попалась. Глупо, нелепо, на запахе. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не нашла слов. И в этой звенящей паузе Ольга повернула голову и посмотрела на Максима. Это был безмолвный вопрос. Он длился вечность. Вот она, твоя сестра. Вот твоя правда. Что теперь?
Максим смотрел на белое лицо Леры, на её испуганные, бегающие глаза, и в его голове всё наконец-то встало на свои места. С оглушительным треском рухнули все его надежды, все сомнения, вся его братская любовь. Его обманули. Его использовали. Его сестра, его родная кровь, лгала ему в лицо, прячась за его спиной. Он шагнул вперёд. Его лицо окаменело. Он схватил Леру за локоть так сильно, что она вскрикнула.
— Вон, — прорычал он, и это был голос чужого, страшного человека.
— Макс, ты что… — залепетала она, пытаясь вырваться.
— Вон отсюда! — он потащил её к выходу, его пальцы сжимали её руку как тиски. — Чтобы я тебя больше не видел. Никогда. Ты поняла меня? У меня нет сестры.
Он распахнул входную дверь и буквально вытолкнул её на лестничную площадку.
— Ты ещё пожалеешь об этом! Вы оба пожалеете! — донеслось её злобное, срывающееся на визг. Максим захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Дважды. Он тяжело дышал, прислонившись лбом к холодному металлу двери. В квартире воцарилась абсолютная тишина. Он повернулся. Ольга стояла на том же месте. Она смотрела на пустое пространство, где только что была Лера, а потом перевела взгляд на него. В её глазах не было ни победы, ни благодарности. Ничего. Она молча развернулась, пошла на кухню, села за стол и взяла в руки вилку, чтобы продолжить свой остывший ужин. Война была окончена. Территория была отвоёвана. Но победителей в ней не было…
