— Одобрили! — Вика влетела в квартиру, размахивая папкой с документами. — Андрей, ты представляешь? Банк одобрил ипотеку!
Муж оторвался от ноутбука, где составлял очередной отчет по проекту. Последние три года они жили только этой мечтой — собственный дом. Откладывали каждую копейку: он брал дополнительные проекты в строительной компании, где он работал, она давала частные уроки английского после работы в школе.
— Погоди радоваться, — Андрей взял документы, пробежал глазами цифры. — Тут первоначальный взнос… три миллиона. У нас только миллион накоплен.
Вика присела на подлокотник кресла:
— Я знаю. Но мама… Она предложила помочь.
Андрей напрягся. С Галиной Петровной у них были сложные отношения. Всё началось еще до свадьбы, когда теща впервые увидела его маленькую съемную квартиру: «Доченька, ты уверена? Он же просто прораб. Вот Славик, сын моей подруги Тамары — другое дело. Своя фирма, квартира в центре…»
— Вика, нет, — твердо сказал Андрей. — Только не деньги твоей мамы.
— Но это единственный шанс! Смотри, — Вика развернула на столе план дома. — Двести квадратов, участок шесть соток, гараж. И цена… ты же сам говорил, что это почти даром, особенно для этого района.
— Потому что дом требует ремонта.
— Зато это наш дом! Будет наш…
Андрей смотрел на жену. За пять лет брака он научился читать ее как открытую книгу. Сейчас в ее глазах плескалась такая надежда…
— Сколько предлагает Галина Петровна?
— Два миллиона. У нее остались сбережения после продажи маминой квартиры. Говорит, все равно лежат мертвым грузом…
— И что взамен?
— Ничего! — Вика даже обиделась. — Она просто хочет помочь. Мы же ее дочь и зять…
Тогда они согласились.
Галина Петровна торжественно перевела деньги, расцеловала их обоих и только мельком заметила: «Дом большой, места всем хватит…»
Они пропустили этот намек мимо ушей. Были слишком заняты — оформление документов, планирование ремонта, выбор мебели. Андрей взял отпуск, чтобы заняться электрикой и сантехникой. Вика каждый вечер после уроков ехала в дом — красить, клеить обои, раскладывать вещи по местам.
А потом… Потом началось.
— Доченька, — Галина Петровна позвонила через неделю после их переезда. — Что-то давление шалит… И соседка сверху опять затопила. Знаешь, в моем возрасте такие стрессы…
— И представляешь, эта Клавдия, дворничиха наша, даже не хочет лишний раз подъезд помыть, — голос Галины Петровны подрагивал от праведного возмущения.
— А тут ещё эти трубы стучат по ночам… Ох, сердце… В общем, Викуля, доченька, не буду ходить вокруг да около — дом купили вы большой, на когда мне грузчиков вызывать для переезда к вам?
Вика прижала телефон плечом, пытаясь одновременно помешивать соус для пасты:
— Мам, мы же говорили… Нам нужно время обустроиться…
— Какое время? — В голосе матери появились знакомые металлические нотки. — Вы уже неделю живете. И потом, если бы не мои деньги…
— Мам, давай не сейчас, — Вика почувствовала, как начинает болеть голова. — Андрей вот-вот придёт, ужин…
— А, ну да, — мать хмыкнула. — Конечно, муж важнее матери. Я тут одна, больная… А, ладно. Ты только не волнуйся, если что. Я уже и «скорую» вызывать научилась, когда совсем плохо…
Вика выключила плиту:
— Что значит «совсем плохо»?
— Да так, ничего, — голос матери стал подчеркнуто безразличным. — Ты ужинай с мужем. А я уж как-нибудь… Валокордин вот выпью…
Через полчаса Вика была у матери. Галина Петровна встретила её при полном параде — в новом халате, с укладкой:
— Ой, а я как раз супик приготовила! Твой любимый с фрикадельками. Садись, расскажи, как вы там устроились…
К концу вечера первая коробка с вещами Галины Петровны стояла в багажнике машины Вики.
— Это только самое необходимое, — приговаривала мать, пока они спускали коробку. — Лекарства, пара платьев… О! И фотоальбомы ваши детские. Будем вечерами смотреть, вспоминать…
Дома Андрей только головой покачал:
— И куда мы это поставим?
— Пока в гостевую комнату, — Вика старательно избегала его взгляда. — Временно…
Но они оба знали, что никакого «временно» не будет. На следующий день Галина Петровна привезла еще две коробки. Потом старое кресло («оно ортопедическое, мне по здоровью положено!»). Следом начали появляться какие-то салфетки, статуэтки, вазочки…
А через неделю грянул гром.
— Вот, полюбуйтесь! — Галина Петровна триумфально положила на кухонный стол договор аренды. — Семья военного, двое детей. Платить будут вперед за полгода!
Вика замерла с недомытой тарелкой в руках:
— Погоди, ты о чем?
— Как о чем? Я свою квартиру сдаю. Раз уж переезжаю к вам…
— Но мы не… — начала было Вика.
— Доченька, — Галина Петровна присела на краешек стула и сложила руки на груди — верный признак того, что сейчас начнется. — Ты же видишь, как мне тяжело одной? Давление скачет, сердце пошаливает… А тут еще сахар повысился. Врач сказал — нужен постоянный контроль. Да и вам помощь нужна — дом-то большой, убирать надо, готовить… А деньги от квартиры пойдут на выплату вашей ипотеки.
— Мам, мы справляемся…
— Ой, я же видела, как ты готовишь! — Галина Петровна махнула рукой. — Андрюше такая еда вредная. Вот я вчера котлетки сделала — видела, как он две добавки просил?
Вика видела. Видела и то, как мать постепенно захватывает территорию. Сначала кухня — «Я же опытнее, доченька!». Потом гостиная — «Эту вазу лучше сюда поставить, а картину повыше». Теперь вот спальня на первом этаже — «Мне же по здоровью тяжело по лестницам…»
Когда вечером приехал Андрей, его встретила непривычная тишина. Обычно в это время Вика уже хлопотала на кухне, но сейчас оттуда доносился только голос Галины Петровны, разговаривающей по телефону:
— Да, Тамарочка, представляешь? Такой дом! Конечно, ремонт требуется, но я уже присмотрела обои в гостиную… Да что ты говоришь? Муж у нее… старается. Но ты же знаешь этих молодых — им только подсказывать и подсказывать…
Вика нашлась в спальне — сидела на кровати, обхватив колени руками.
— Что случилось? — Андрей присел рядом.
— Она квартиру сдала, — глухо ответила Вика. — Уже договор подписала.
— Без нашего согласия?
— А когда ей нужно было наше согласие? — Вика невесело усмехнулась. — Помнишь, как она на свадьбе торт заказывала? «Я же лучше знаю, что вам понравится!»
Андрей помнил. Как и многое другое — бесконечные советы, замечания, «случайные» визиты в их съемную квартиру, попытки контролировать их расходы…
— И что будем делать?
— А что мы можем? — Вика подняла на него покрасневшие глаза. — Она же больная. И деньги… эти два миллиона…
— Которые она не забывает нам припомнить при каждом удобном случае, — Андрей стиснул зубы. — Знаешь что? К черту все это. Возьмем кредит, вернем ей деньги…
— И где мы возьмем такой кредит? У нас ипотека, твоя машина в кредит…
Снизу донесся звон разбитого стекла и громкий возглас Галины Петровны:
— Ой-ой-ой! Помогите! Викуля! Андрюша!
Когда они сбежали вниз, Галина Петровна сидела на полу среди осколков любимой Викиной вазы — свадебного подарка подруг.
— Ох, как же это я… — причитала она, прижимая руку к груди. — Хотела протереть пыль, а тут в глазах потемнело… Давление, наверное,…
— Мама, давай я помогу встать, — Вика потянулась к матери.
— Нет-нет, сама… Ой! — Галина Петровна картинно схватилась за поясницу. — Кажется, спину потянула. Андрюша, помоги теще…
Андрей молча поднял её с пола.
— В мою комнату, пожалуйста, — распорядилась Галина Петровна. — Ту, что с эркером.
— Это будущая детская, — процедил Андрей.
— Какая детская? — фыркнула теща. — Вы сначала кредит отдайте. Да и Вике еще рано — она с детьми в школе намучается, дома отдыхать надо…
Вечером они впервые по-настоящему поссорились.
— Я больше не могу! — Андрей метался по спальне. — Она уже командует, где нам жить, когда детей заводить… Что дальше? Будет проверять наши телефоны? Указывать, с кем общаться?
— Но она правда больная…
— Больная? — Андрей остановился. — А ты заметила, что её «приступы» случаются только когда ей что-то нужно? На прошлой неделе она целый день на огороде горбатилась — и ничего, спина не болела. А стоило заикнуться про детскую…
Вика молчала. Она и сама замечала эти странности. Как мать, жалующаяся на давление, часами болтает по телефону с подругами. Как «больная спина» не мешает ей переставлять мебель, когда их нет дома. Как «высокий сахар» отступает перед тортами, которые она сама же печёт…
Следующие две недели Галина Петровна методично осваивала территорию: перевезла почти всю мебель из своей квартиры, завела огород на участке («магазинные овощи — сплошная химия!»), установила свои порядки в доме.
Теперь Вика с Андреем не могли даже позавтракать спокойно:
— Опять яичницу? — Галина Петровна появлялась на кухне ровно в тот момент, когда они садились есть. — С холестерином шутки плохи! Я вот овсяночку сварила…
Джек, их лабрадор, был сослан в гараж — «У меня аллергия, задыхаюсь!». Хотя до этого спокойно переносила собаку во время их визитов.
Андрей всё чаще задерживался на работе. Вика плакала по ночам. А Галина Петровна расцветала: затеяла ремонт («эти обои просто ужасны!»), зазывала подруг на чаепития («надо же показать, как дети обо мне заботятся!»), планировала перестановку мебели.
Но самое страшное началось, когда она взялась за их личные вещи.
Тот день Вика запомнила навсегда. У последнего класса отменили урок, и она вернулась домой раньше обычного. Открыла дверь своим ключом и застыла: Галина Петровна методично складывала вещи Андрея в большие мусорные пакеты.
— Мама, что ты делаешь?!
— А что такого? — невозмутимо отозвалась Галина Петровна, запихивая в пакет любимый свитер зятя. — Вещи старые, только место занимают. В шкафу должен быть порядок. Я уже договорилась, завтра мне привезут новый гарнитур…
— Какой еще гарнитур?
— Спальный, — Галина Петровна выпрямилась, уперев руки в боки. — Этот шкаф совсем маленький, надо побольше. И кровать заодно поменяем — на такой спать вредно, у меня спина…
— Подожди, — Вика потерла виски. — Ты хочешь поменять мебель в нашей спальне?
— А что такого? Я же как лучше хочу! Да и не забывай — этот дом на мои деньги куплен…
— На твои два миллиона из пяти! — впервые в жизни Вика повысила голос на мать. — И это не давало тебе права…
— Права?! — Галина Петровна побледнела. — Я твоя мать! Я имею право голоса в этом доме! А твой муж… — она понизила голос до драматического шепота, — ты что, не видишь, что происходит? Постоянно задерживается на работе, в телефоне переписывается… У Тамариной дочки так же начиналось, а потом…
— Хватит! — Вика сама не узнала свой голос. — Хватит манипулировать! Хватит давить! Хватит разрушать нашу семью!
— Я?! Разрушаю?! — Галина Петровна схватилась за сердце. — Ах, как давление подскочило… Где мои таблетки… Дочь родную довела мать до приступа…
Но Вика уже не реагировала на привычный спектакль. Она достала телефон и набрала номер:
— Алло, Маргарита Семеновна? Здравствуйте, это Виктория. Помните, вы рассказывали про вашу службу патронажа? Да, мне нужна сиделка…
Галина Петровна замерла с таблеткой в руке:
— Какая ещё сиделка?
— Профессиональная, — Вика говорила спокойно, хотя внутри всё дрожало. — С медицинским образованием. Будет приходить к тебе домой, следить за давлением, контролировать приём лекарств…
— Домой? Но я же теперь здесь живу! У меня квартира сдана!
— Расторгнешь договор.
— Ты… ты выгоняешь родную мать?!
— Нет, мама. Я спасаю свою семью. И тебя заодно.
— От чего это, интересно? — Галина Петровна перешла в наступление. — От заботы? От любви? Ты же без меня пропадёшь! Вон, готовить толком не умеешь, в доме бардак…
— Я умею главное — жить своей жизнью. И готова учиться остальному. Без твоих указаний.
— Ах так?! — Галина Петровна вскочила. — Тогда я требую вернуть мои деньги! Все два миллиона! Немедленно!
— Хорошо.
— Что?..
— Я сказала — хорошо. Завтра же беру кредит и возвращаю тебе деньги. Все, до копейки.
Галина Петровна растерялась. Впервые за все годы дочь не поддавалась на манипуляции, не шла на попятную.
— Ты… ты не посмеешь! Я же тебе мать!
— Именно поэтому я это и делаю, — Вика подошла к окну. За стеклом покачивались голые ветки яблонь — три саженца, которые они с Андреем посадили месяц назад. — Потому что ты моя мать. И я хочу, чтобы у нас были нормальные отношения. Без манипуляций, без чувства вины, без попыток контролировать каждый шаг.
— Нормальные отношения?! — Галина Петровна замерла, не ожидая такого отпора от дочери. — По-твоему, нормально выгонять мать на улицу?
— У тебя есть квартира.
— Там ремонт нужен!
— Сделаем.
— Мне тяжело одной!
— Поэтому я и говорю про сиделку. Профессиональную, с опытом работы. Она будет приходить каждый день, готовить, убирать, следить за твоим здоровьем…
— А деньги? Где ты возьмёшь столько на всё это?
— Продадим машину. Возьмём кредит. Справимся.
В прихожей хлопнула дверь — вернулся Андрей. Он замер на пороге комнаты, переводя взгляд с жены на тёщу:
— Что случилось?
— Твоя жена выгоняет меня из дома! — Галина Петровна картинно заломила руки. — Родную мать! Больную, старую…
— Неправда, — спокойно сказала Вика. — Я предлагаю маме вернуться в её квартиру. С сиделкой, с ремонтом, со всем необходимым.
Андрей медленно опустил портфель:
— И что мама?
— А что мама? — Галина Петровна перешла в наступление. — Вы же без меня пропадёте! Кто за домом следить будет? Кто готовить? Вика только и умеет, что полуфабрикаты разогревать…
— Научится, — Андрей подошёл к жене, обнял за плечи. — У неё вся жизнь впереди. У нас вся жизнь впереди. Своя жизнь.
— Ах так?! — Галина Петровна побагровела. — Тогда верните мои деньги! Все два миллиона!
— Вернём, — твёрдо сказал Андрей. — Я уже говорил с начальством. Беру внеурочные проекты, плюс премия годовая…
— Да вы с ума сошли! — Галина Петровна опустилась в кресло. — Какие проекты? Какие кредиты? Я же для вас старалась! Для внуков! Чтобы им было где расти…
— Мам, — Вика присела рядом с матерью. — Внуки будут. Обязательно будут. И ты будешь приезжать к ним в гости. Гулять, играть, баловать… Но жить мы будем отдельно.
— А как же я? — голос Галины Петровны дрогнул, и впервые за всё время в нём прозвучала неподдельная боль. — Вы хоть понимаете, каково это — одной? Утром просыпаешься — тишина. Вечером ложишься — тишина. И так день за днём… Подруги все при детях, при внуках, а я…
Она закрыла лицо руками и заплакала. Без надрыва, без показного драматизма — просто плакала, как плачут от настоящего горя.
Вика растерянно посмотрела на мужа. Андрей вздохнул:
— Галина Петровна, а что если…
— Что? — теща подняла заплаканное лицо.
— Что если мы составим расписание? Вы будете приезжать по выходным. Мы вместе будем завтракать, гулять… Но при одном условии.
— Каком?
— Никаких манипуляций. Никаких намёков на деньги. Никакой критики. Просто… будем семьёй. Нормальной семьёй, где все уважают границы друг друга.
— Хорошо, — Галина Петровна поджала губы. — Я перееду. Но сиделку выберу сама. И квартирантам скажу, чтобы искали другое жильё.
— Мам…
— Дай договорить, — она подняла руку. — Я не слепая. Вижу, что… перегнула палку. Но и вы поймите — одной тяжело. Страшно.
— Страшно, — повторила Галина Петровна. — Знаете, что самое ужасное? Когда просыпаешься среди ночи от шума за окном, а позвонить некому. Когда соседка приглашает на день рождения внука, а тебе и пойти некуда…
Вика молчала. Она впервые видела мать такой… настоящей. Без привычной маски всезнающей и всемогущей.
Переезд занял две недели. Без истерик, без демонстративных приступов — словно что-то надломилось и отпустило в тот вечер. Галина Петровна методично сортировала вещи: это домой, это на дачу, это выбросить. Вика помогала упаковывать, Андрей грузил и возил.
— Знаешь, — сказала как-то мать, разбирая старые фотоальбомы, — я ведь правда думала, что так будет лучше. Что если буду рядом — смогу уберечь тебя от ошибок. От той боли, через которую сама прошла…
Она помолчала, поглаживая пожелтевшую фотографию, где маленькая Вика смеялась на карусели.
— А в итоге чуть не разрушила твою семью. Как когда-то разрушила свою — своим вечным контролем, своими претензиями…
Сиделку нашли не сразу. Первая не подошла — слишком угодливая, соглашалась со всем. Вторая оказалась хамкой. Третью, Нину Сергеевну, Галина Петровна выбрала сама.
— Вылитая моя первая завуч, — объяснила она дочери. — Такая же суровая. Но справедливая.
Нина Сергеевна оказалась именно такой — профессиональной, требовательной и невозмутимой. Она составила график приёма лекарств, расписала диету, организовала режим дня. А главное — совершенно не поддавалась на манипуляции.
— Галина Петровна, давление у вас в норме, — говорила она своим скрипучим голосом. — Хватит считать пульс, идёмте на прогулку.
Первое время было сложно. Галина Петровна словно проверяла границы: звонила по десять раз на дню, жаловалась на здоровье, пыталась давить на жалость. Но теперь у всех было понимание: больше так нельзя.
— Мама, — твёрдо говорила Вика, — если ты продолжишь в том же духе, мы просто перестанем брать трубку.
Постепенно всё начало меняться. Сначала звонки стали реже. Потом Галина Петровна записалась в группу скандинавской ходьбы. Потом нашла какие-то курсы компьютерной грамотности.
— Представляешь, — рассказывала она дочери во время воскресного обеда, — оказывается, можно фотографии в компьютере хранить! А то у меня все альбомы от времени рассыпаются…
Она всё ещё пыталась иногда командовать, делать замечания, раздавать советы. Но теперь это было… иначе. Без прежнего надрыва, без попыток контролировать каждый шаг.
Когда Вика узнала о беременности, первым желанием было скрыть новость от матери. Но потом решила: нет, больше никаких недомолвок.
— Мам, нам нужно поговорить…
Галина Петровна выслушала молча. Потом спросила только:
— Помощь нужна будет?
— В каком смысле?
— В прямом. Я могу приходить, когда родится. Если захотите. Ненадолго, на пару часов — чтобы ты могла поспать или в магазин сходить. Но только если позовёте.
Вика моргнула. Год назад мать просто поставила бы их перед фактом: «Я переезжаю к вам, вам без меня не справиться!»
— Спасибо, мам. Правда.
Тем вечером, укладываясь спать, Вика сказала мужу:
— Знаешь, я только сейчас поняла: мама не изменилась. Она просто… перестала бояться. Быть одной. Быть ненужной. Быть брошенной. И когда этот страх ушёл, оказалось, что под ним всё то же — любовь, забота, желание быть рядом. Просто теперь она наконец-то умеет спрашивать, а не требовать.
А часы в гостиной — те самые, свадебный подарок — всё так же отсчитывали время. Время новой жизни, где для любви не нужно разрешение, где забота не превращается в контроль, и где даже самые сложные отношения можно сделать настоящими. Нужно только научиться слышать друг друга.
