Элина Быстрицкая была архитектором. Великим архитектором, который всю жизнь потратил на возведение одного-единственного грандиозного сооружения — собственной жизни. Она сама начертила проект, сама подобрала материалы и сама, своими руками, укладывала камень за камнем, отсекая всё лишнее.
В итоге у неё получилась неприступная крепость, вызывающая восхищение миллионов. Вот только в финале оказалось, что в этой идеально выстроенной крепости не было предусмотрено место для простого человеческого тепла, а единственным живым существом, с которым можно было перемолвиться словом, осталась маленькая собачка.
Фундамент для этой крепости был залит страданиями на полях Великой Отечественной войны. Когда тринадцатилетняя девочка Лина перемахнула через забор госпиталя, чтобы помогать раненым, она сделала первый серьёзный выбор.
Она шагнула из детства прямо в пекло, где были стоны, пугающие раны и травмы бойцов, и работа на износ. Каждый день, таская тяжеленные носилки, Элина, сама того не зная, закладывала в основание своей будущей жизни гранитную твердость и… страшную плату. Годы спустя врачи вынесут вердикт: из-за непосильных нагрузок в юности она никогда не сможет стать матерью.
В тот момент проект жизни Быстрицкой был определен окончательно. Её домом суждено было стать не семейному очагу, а храму Мельпомены. И она приняла это не как трагедию, а как вызов.
Первые стены своей крепости Элина Быстрицкая начала возводить в ожесточенных спорах с самым близким человеком — отцом.
Авраам Быстрицкий, военный врач, спасавший людей, видел в актерстве пустое и неблагодарное занятие. Он пытался уберечь дочь от мира, где всё зависит от каприза режиссера или формы твоего носа, и видел её будущее в надежной и уважаемой медицине.
Его аргументы были настолько весомы, что он лично отговорил ректора киевского театрального вуза принимать у Лины документы. Но он не учел, что характер — это единственное, что его дочь унаследовала от него целиком.
Она пошла наперекор, год отучилась в педагогическом, занималась в театральном кружке и ходила в киностудию на пробы, и всё-таки пробилась на сцену. Тогда Элина доказала и самой себе и отцу: чертеж своей жизни она будет рисовать только сама.
И всё же в этой, казалось бы, монолитной стене нашлось место для окна, через которое почти тридцать лет проникал свет. Этим окном стал её муж, Николай Кузьминский. Человек, не имевший никакого отношения к творчеству. Он работал переводчиком в министерстве экономического развития.
Николай Кузьминский был старше, совсем недавно он развёлся с женой и воспитывал детей от прошлого брака — казалось бы, совершенно неподходящая кандидатура для блестящей актрисы. Но он обладал редким талантом — умел дарить тепло и ничего не требовать взамен.
Кузьминский не пытался её «переделать», не конкурировал с её главной любовью — сценой. Наоборот, он создавал тот самый тыл, куда она могла спокойно вернуться после любых съёмок или гастролей.
Он обожал её семью, превращал каждый приезд её родителей и сестры в праздник. Почти три десятка лет эта идиллия казалась незыблемой. А потом, в один день, архитектор решила, что это окно — тоже уязвимость.
Решение о разводе прозвучало совершенно неожиданно. Без объяснений, без скандалов, без попыток что-то исправить. Элина Быстрицкая просто сухо написала сестре: «Я решила развестись», а потом сказала эту же фразу мужу по телефону.
Это был самый жестокий и самый непонятный акт в строительстве её крепости. Человек, который ещё недавно был её главной опорой, примчался в Вильнюс, где гостили родственники Элины, и попросил их как-то повлиять на жену.
Он сидел на скамейке в аэропорту, раздавленный и растерянный, но понимал, что если Быстрицкая что-то решила — её уже не переубедить. Архитектор замуровывал последнее окно в своей крепости, чтобы ни один сквозняк случайных человеческих чувств не мог нарушить идеальную геометрию её замысла. Быстрицкая сделала свой выбор в пользу абсолютного контроля и абсолютного одиночества.
Центральной, несущей колонной всей конструкции Быстрицкой был, конечно, Малый театр. Место работы, религия, её воздух и семья одновременно. И когда спустя годы она, поддавшись уговорам и вдобавок собственной усталости, решила покинуть и его, вся её идеально выстроенная крепость начала медленно разрушаться изнутри.
Быстрицкая убедила себя, что сможет заменить театр сольными концертами, что будет выходить на сцену, когда захочет сама, а не когда скажут другие. Но редкие выходы к зрителю не могли заменить ежедневного служения, живого нерва сцены.
Пустота, образовавшаяся на месте театра, оказалась незаполняемой. Элина Быстрицкая сама признавалась родным, что уход из театра был её роковой ошибкой, что тоскует по театру днём и ночью. Но вернуться не позволяла гордость — главный строительный материал всей её жизни. Признать ошибку означало бы обрушить всё сооружение.
И вот финал. Великий архитектор сидит в своей великолепной, но холодной крепости. Семья далеко, в другой стране, и все уговоры переехать к ним разбиваются о её железное «приезжайте лучше вы ко мне».
Мужа, который мог бы согреть эту тишину, она сама оттолкнула много лет назад. Театр, который был смыслом всего, остался лишь в воспоминаниях. И единственным живым существом, которое скрашивало её дни, стала маленькая собачка. С ней Быстрицкая делилась своими мыслями, ей жаловалась на одиночество. Она построила крепость, но сама же стала в ней узницей.
