Они не задумывались над тем, прилично это или нет, выбирали себя, а не правила «хороших девочек». Просто занимались тем, чем им нравилось и у них это получалось.
Истории этих героинь доказывают, что далеко не все требования общества стоит соблюдать. А иногда нарушение норм приличия может обернуться для человечества грандиозными открытиями.
София Браге: наука как дело семейное
Имя брата Софии, датчанина Тихо Браге, каждый из нас учил в школе — а вот что с ним сотрудничала собственная сестра, знают не все.
Если бы надо было представить Софию кратко, стоило бы написать четыре слова: астроном, ботаник, врач и историк. Но родители о ней говорили, скорее, как о семейной беде.
Отец — советник короля, мать — придворная дама, а дочь занимается совершенно неподходящими для девушки из такой семьи вещами.
София на карманные деньги выписывала астрономические учебники и справочники на немецком, оплачивала переводы учёных книг с латыни — и сама потихоньку выучилась сразу нескольким наукам.
Во времена, когда общий научный багаж человечества был много меньше, чем сейчас, это было возможно.
Астрономией София занималась под предлогом визитов к брату — навещать его она предпочитала не дома, а в обсерватории.
Тихо был в восторге от её ума и поддерживал её стремление к науке. Он не находил нужным скрывать её одарённость и рассказывал о ней широко, что приводило, увы, к семейным конфликтам.
Именно у Тихо она познакомилась со вторым, любимым мужем — за первого София вышла замуж рано из соображений приличия. Второго звали Эрик Ланж, он был алхимиком. Прожила она восемьдесят семь лет, и всю жизнь занималась тем, что нравится — наукой.
Мод Вест: жизнь как маскарад и череда скандалов
К тому времени, когда британка Мод Вест решила открыть своё детективное агентство, мир уже знал некоторое количество женщин, боровшихся с преступностью.
Например, Аннет, соратница первого в мире частного детектива Франсуа Видока. Кстати, мемуары Видока (и вообще, и сюжеты с участием Аннет) Мод Вест и вдохновили.
И в 1905 году в Лондоне заработало новое детективное агентство, впервые в истории — под управлением женщины.
Впоследствии именно с Видоком Вест и сравнивали. Она виртуозно переодевалась как в женских, так и в мужских персонажей (чем был известен и её кумир), проявляла чудеса логики и наблюдательности.
Публика разрывалась между восхищением карьерой Мод Вест и её «непристойным» поведением — ведь она то и дело переодевалась в мужчину и в таком виде разгуливала одна.
Для приличной дамы одиночество в публичном месте было недопустимо.
Да и дело ли — самой зарабатывать и постоянно влезать в скандалы то с кокаином, то с кровавыми развлечениями богачей, то ещё что-нибудь? А Вест была просто счастлива и, кстати, неплохо зарабатывала.
Икэ Гёкуран: кто изобрёл в Японии богему
У приличной японки восемнадцатого века все устремления должны были быть связаны с домом, семьёй и заботой о местных духах. А иначе её имя постараются все забыть, а её саму — никто не видеть, словно возле людей образовалось пустое место в форме женщины.
Может быть, маленькая девочка по имени Токуяма Мати так и видела своё будущее, но её, заметив дарование, взялись обучать живописи и дали ей новое имя, имя художницы — Гёкуран. Очень скоро исправить было уже ничего нельзя. Гёкуран собиралась быть свободной, зарабатывать деньги своим искусством и оставить след в истории.
Можно только удивиться, что на эту невесту нашёлся жених — тоже художник, ученик того же мастера, Икэ но Тайге.
Парочка была очень эпатирующей. Он учил её рисовать южным стилем, она учила его слагать стихи (да, она была ещё и поэтессой не из худших), они играли вечерами музыку дуэтом и создавали произведения искусства, за которые знатоки готовы были выкладывать денежки.
Никаких сбритых бровей — Гёкуран выглядела так же значительно, как мужчина. И, кстати, несмотря на то, что всё делала не так, мало того, что была счастлива, так ещё и прославилась именно в живописи, войдя в число признанных мастеров своего века.
Раймонда де Ларош: главное, рулить своей жизнью
Французская актриса двадцатого века заболела воздухом с тех пор, как поднялась в небо на воздушном шаре. А однажды после авиашоу, где самолеты выделывали немыслимые виражи, она попросила лётчика объяснить ей, что за рычажки такие в кабине.
А потом — разрешить ей немного порулить по лётному полю.
Сев за штурвал и немного прокатившись на шасси, она вдруг подняла машину в воздух и на глазах перепуганного владельца проделала на ней несколько кругов.
Чуть позже Ларош записалась на курсы авиаторов и стала первой дипломированной авиатрисой. А с тем лётчиком, у которого она угнала самолёт, отношения сложились самые тёплые.
Увы, он умер в автокатастрофе — она, сидящая в том же автомобиле, получила травмы, но сумела восстановиться и вернуться в небо.
Во время Первой Мировой Ларош попыталась уговорить правительство отправить её, опытную лётчицу, на фронт — например, разведчицей или доставщицей грузов, но французы видели женщин только сёстрами милосердия.
Правительство и Ларош в конечном итоге пришли к компромиссу, и лётчица пошла служить водителем. Фронтовые годы Ларош прошла все, а вот через год после наступления мира погибла.
Самолёт, на котором она летела, разбился. Ларош была пассажиркой — она только собиралась пересдать экзамены на профессиональную лётчицу. Её судьба обернулась несчастьем, только когда Ларош выпустила штурвал из рук.
Астрид Линдгрен: можно ли изменить мир детскими книгами
Для российского читателя знаменитая детская писательница — один из символов Швеции, страны, в которой женщины чувствуют себя свободно.
Но Швеция времён юности Линдгрен была совсем другой страной. Когда крестьянская девочка начала — по последнему писку моды — носить кепки, брюки, стричь волосы и писать статьи, это уже было достаточно вызывающе.
Но когда она забеременела вне брака (ещё и отказавшись выйти замуж за отца ребёнка, потому что поняла — это не её мужчина), это было вообще из рук вон.
Сдавать ребёнка в приют, как было принято в такой ситуации, она не стала.
Уехала в большой город, зарабатывать деньги, а ребёнку подыскала место в частном детском доме, который помогал как раз таким мамам, как она — которым надо пока что устроиться, но которые не считают своих детей грехом, о котором надо забыть.
В конце концов она вышла замуж за мужчину, который точно был её, забрала сына, родила дочь и снова начала писать свои собственные тексты.
Она начала с небольших сказок для семейных журналов, но со временем перешла к тем самым повестям, за которые мы её так любим. И тут же на неё обрушился шквал критики: чему только эта Линдгрен учит детей?
Почему её персонажи такие непоседы, и на них за это не обрушиваются разные поучительные кары? Чего доброго, им станут подражать живые малыши!
В конечном итоге, она стала главным из лиц, изменившим концепцию детства и семейных и школьных отношений в Швеции, и одним из лиц женской эмансипации. Все нынешние политики выросли на сказках Линдгрен, что левые, что правые.
Более того, уже взрослой она влияла на политику, всего лишь продолжая писать сказки — из-за одной такой, например, поменяли систему налогообложения.
Жизнь она прожила долгую, счастливую, полную любви и уважения — а всё потому, что выбирала саму себя, а не правила для хороших девочек.
Надежда Суслова: умение взять на «слабо»
За право учиться женщины прошлого боролись с переменным успехом. Как официально утверждают историки во всём мире, ситуацию переломили активные барышни из Российской Империи.
А им открыла дорогу одна их упрямая соотечественница — Надежда Суслова, дочь получившего вольную крепостного крестьянина из Нижегородской губернии.
Она вращалась в кругах социалистов и мечтала о равенстве — в первую очередь, равенстве мужчин и женщин в правах.
В этих кругах были популярны бесплатные лекции для всех желающих по самым разным наукам.
Благодаря лекциям, а также тому, что прогрессивные профессора Сеченов и Боткин разрешили девушкам посещать свои занятия в статусе вольнослушательниц, Суслова смогла подготовиться к поступлению в Цюрихский университет на врача.
Загвоздка была в том, что даже за деньги швейцарцы не были готовы допускать женщин в стены университета как полноправных студенток. Суслова взяла их буквально на «слабо», заявив, что они боятся, как бы она не заткнула мужчин за пояс.
В порядке исключения и чтобы доказать, что женщина справиться с университетской программой, швейцарцы Надежду приняли. Наивные, писала она в дневнике, они не понимают, что я не исключение, что я первая, за которой придут тысячи. Если кратко, так и вышло.
Те Пуэа Херанги: не принцесса и кое-что знает о Мауи
Вероятный прототип диснеевской Моаны, дочь знатной семьи маори Те Пуэа Херанги сделала очень многое для того, чтобы её племя начало возвращаться себе землю, с которой могло бы кормиться, выбиралось из нищеты и алкоголизма, чтобы дети её племени получали образование
. Несмотря на то, что дедом Те Пуэа был король Тавхиао, она всегда настаивала на том, чтобы её не называли западным титулом «принцесса».
Те Пуэа не только старалась влиять на общественное сознание, встречаясь с политиками и раздавая интервью.
Опасаясь исчезновения культуры маори, она записала и сохранила множество генеалогических данных и важных для культуры устных текстов исторического и религиозного характера.
Кстати, с Мауи она тоже имела дело — только не с полубогом, а со своим кузеном, решившим получить место в новозеландском парламенте. Они то поддерживали друг друга, то ссорились — причём по политическим мотивам.
Когда по Новой Зеландии прошёлся страшный грипп «испанка», Те Пуэа собрала сотни осиротевших детей и дала им кров, еду и образование. Они стали самыми верными её последователями.
Чтобы собрать деньги на выкуп земель маори, она начала устраивать большой фестиваль народных песен и танцев, представив искусство маори столь же культурно значимым, как, например, фламенко.
То, что сейчас в Новой Зеландии так уважают родное, коренное искусство, входит в число заслуг Те Пуэа.
Катрин Швитцер: с дистанции её не столкнуть
В то время как в Европе женщины уже вовсю занимались спортом — особенно в СССР, вечно жаждущем новых рекордов – в США с этим постоянно были проблемы.
Например, женщин не допускали на знаменитый Бостонский марафон и дело происходило в конце шестидесятых.
Двадцатилетняя Катрин Швитцер решила пробежать марафон обязательно официально. Она записалась под инициалом: «К.Швитцер», и на её пол никто не обратил внимания.
Однако посреди марафона всем всё стало ясно. Швитцер привлекла внимание зрителей и репортёров.
Организатор марафона догнал её на автомобиле, выскочил и попытался утащить прочь с дистанции — Катрин буквально вырвали из его рук другие спортсмены, в первую очередь её приятель Том Миллер.
«Женщина не будет бежать на моём марафоне!» в ярости кричал организатор, но было поздно. Женщина уже бежала.
Скандал был большим. Любительский союз атлетов официально издал правило, запрещающее женщинам участвовать в мужских соревнованиях, и начало маркировать соревнования как мужские.
Швитцер и группа поддержки в ответ стали добиваться маркировки Бостонского марафона как общего — то есть, допускать туда женщин. Понадобилось пять лет, чтобы это произошло.
