Андрей открыл приложение банка в третий раз за утро. Цифры не менялись — четыреста три тысячи восемьсот двадцать рублей. Ещё немного, и можно было начинать искать машину. Отец просил «Ладу Калину» или что-то похожее, не старше десяти лет. «Чтобы до дачи доехать и обратно, — говорил он по телефону, — а то мать уже не может терпеть эти электрички. Сумки тяжёлые, народу полно, духота». Голос отца звучал устало, но без жалобы — он никогда не жаловался.
— Андрюш, ты чего в телефон уставился? — Лена прошла мимо с Максимкой на руках. Ребёнку было семь месяцев, и он требовал постоянного внимания. — Смесь кончается, надо купить.
— Угу, — Андрей не поднял глаз.
— И подгузники. Я список на холодильник повесила.
— Посмотрю.
Лена остановилась в дверях кухни. На ней был старый халат, который она носила ещё до беременности, теперь он плохо застёгивался на груди. Волосы стянуты резинкой, под глазами тени. Андрей видел это боковым зрением, но предпочитал не замечать. Если начнёт замечать — придётся о чём-то говорить, а говорить сейчас не хотелось.
— Андрей, нам надо поговорить, — она всё-таки не ушла.
— Давай вечером. Я на работу опаздываю.
— Вечером ты придёшь уставший, и мы опять ничего не обсудим.
Он вздохнул и положил телефон на стол. Максимка закряхтел, потянулся ручонками к отцу. Андрей машинально улыбнулся сыну, но брать его не стал.
— Окна, — сказала Лена. — Я вызывала замерщика. Приедет послезавтра.
— Какого замерщика? — Андрей почувствовал, как напряглись плечи.
— Окна менять надо. У нас в детской сквозняк, я уже сто раз говорила. Максимка постоянно сопливит, у него иммунитет не успевает сформироваться, а мы тут в холодильнике живём.
— Лен, мы об этом уже говорили. Сейчас не время.
— А когда время? — голос её стал выше. Максимка насторожился, готовый заплакать. — Когда ребёнок воспаление лёгких заработает?
— Не драматизируй. Миллионы людей с такими окнами живут.
— Миллионы людей не живут в угловой квартире на седьмом этаже, где ветер со всех сторон.
Андрей встал, сунул телефон в карман джинсов. Надо было уходить, пока это не превратилось в скандал. Но Лена стояла в дверях, и её лицо было таким решительным, что он понял — просто так не отвертеться.
— Окна подождут, — сказал он твёрдо. — У нас сейчас другие приоритеты.
— Какие? — она прищурилась. — Какие приоритеты важнее здоровья ребёнка?
Андрей промолчал. Он не хотел говорить о машине. Каждый раз, когда он заговаривал о родителях, Лена делалась колючей, а последние месяцы — особенно. «Они тебя используют», «ты им больше внимания уделяешь, чем своей семье», «мы тут еле концы с концами сводим, а ты опять им деньги переводишь».
— Слушай, мне правда надо бежать, — он попытался обойти её.
— Значит, не скажешь, — она посторонилась, но взгляд был тяжёлым. — Ладно. Иди.
Весь день на работе Андрей чувствовал себя виноватым. Не перед Леной — перед отцом. Тот звонил вчера, говорил, что нашёл объявление, авто две тысячи седьмого года с маленьким пробегом. «Хозяин торопится продать, может, сбросит». В голосе отца звучала надежда, и Андрей пообещал: «Ещё месяц, пап, и соберу». Теперь он судорожно подсчитывал: если урезать расходы, совсем ничего лишнего не покупать, может, получится даже раньше.
Вечером он зашёл в квартиру и сразу почувствовал — что-то не так. Слишком тихо. Лена сидела на диване с ноутбуком, Максимка спал в коляске. Она даже не подняла глаз, когда он разулся.
— Привет, — сказал он осторожно.
— Привет.
— Что смотришь?
— Окна выбираю. Трёхкамерный стеклопакет, энергосберегающий. Дороже, но оно того стоит.
Андрей присел на край дивана.
— Лен, ну давай не будем сейчас. Я устал.
— Я тоже устала, — она захлопнула ноутбук. — Я устала жить в холоде. Устала вытирать сопли ребёнку. Устала ждать, когда ты наконец поймёшь, что у тебя своя семья.
— При чём тут это?
— При том, что ты копишь деньги на машину для родителей, а твой сын мёрзнет.
Вот оно. Всё-таки узнала. Андрей сжал кулаки.
— Откуда ты знаешь?
— Твоя мама звонила. Спрашивала, когда вы поедете выбирать. Я сначала не поняла, о чём она. Потом поняла.
— Мама не должна была тебе говорить.
— А ты должен был? — Лена встала, прошлась по комнате. — Мы месяц назад спорили про окна. Ты сказал, что денег нет. А сам копишь на машину!
— Это для родителей!
— А мы кто? — она развернулась к нему. — Мы — декорация? Я сижу в декрете, денег не зарабатываю, значит, моё мнение не важно?
— Я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду? Объясни мне, как это работает в твоей голове. Ребёнок — не приоритет, жена — не приоритет, родители — вот приоритет?
Андрей чувствовал, как закипает внутри. Это было несправедливо. Он вкалывал, приносил деньги, обеспечивал семью. Урезал себя во всём — не покупал новую одежду, отказывался от встреч с друзьями, потому что в баре дорого. А Лена сидела дома и предъявляла претензии.
— Мои родители всю жизнь на мне экономили, — сказал он глухо. — Чтобы я выучился, чтобы жизнь была лучше. Отец до сих пор ездит на работу на автобусе, хотя ему шестьдесят. Мать носит сумки из магазина пешком, потому что такси — дорого. И ты хочешь, чтобы я им отказал?
— Я хочу, чтобы ты думал о нас! — голос Лены сорвался на крик. Максимка заворочался в коляске, захныкал. — Чёрт, вот видишь, разбудили.
Она бросилась к сыну, достала его, начала укачивать. Андрей смотрел на них — на жену с растрёпанными волосами, на сына с мокрым личиком — и вдруг почувствовал такую усталость, что захотелось просто лечь и не вставать.
— Я о вас думаю, — сказал он тихо. — Всё время думаю.
— Но недостаточно, чтобы поменять окна.
— Окна могут подождать.
— Нет, не могут.
Они стояли напротив друг друга, и между ними пролегла невидимая граница. Андрей знал — если сейчас не уступит, граница станет ещё глубже. Но уступить означало предать отца, разочаровать его, оставить маяться в электричках.
— Я пообещал, — выдавил он. — Понимаешь? Я дал слово.
— А мне ты ничего не обещал? — Лена качала Максимку, не глядя на мужа. — Когда мы расписывались, когда сына рожали?
— Это другое.
— Нет, это одно и то же. Просто родители для тебя важнее.
Она ушла в спальню и закрыла дверь. Андрей остался стоять посреди гостиной, глядя в темнеющее окно. За стеклом и правда чувствовался сквозняк — холодное дыхание ноября.
На следующий день отец позвонил в обед.
— Андрюш, ты там как с деньгами? Хозяин той машины говорит, если в эту неделю, скинет тыщ двадцать. Хорошая цена.
— Пап, подожди немного. Ещё не всё собрал.
— Да? — разочарование в голосе было слышно даже через телефон. — А сколько там ещё?
— Недели три-четыре.
— Понятно. Ну, ничего. Просто жаль, если упустим. Мать так надеялась, что до холодов успеем.
Андрей сжал телефон так, что побелели костяшки пальцев.
— Я постараюсь быстрее, пап.
— Ты не волнуйся, сынок. Мы подождём. Главное, чтобы у тебя всё было в порядке.
После разговора Андрей сидел на улице. Просто сидел и смотрел, как мимо проходят люди. У кого-то были машины — они садились и уезжали. Кто-то шёл к остановке, как его родители каждый день. И почему-то именно это зрелище — мужчина лет шестидесяти, медленно идущий с тяжёлой сумкой — задело его больше всего.
Дома Лена молчала. Не злилась, не препиралась — просто молчала. Это было хуже ссоры. Она кормила Максимку, готовила ужин, делала всё как обычно, но будто находилась за стеклянной стеной. Андрей пытался заговорить — о работе, о погоде, о сыне — она отвечала односложно и отворачивалась.
На третий день такой тишины он не выдержал.
— Сколько это будет продолжаться?
— Что?
— Молчание. Игнорирование. Как в детском саду.
Лена медленно положила ложку, которой кормила Максимку кашей.
— Я не игнорирую. Я просто устала спорить.
— То есть решила дуться?
— Я не дуюсь, Андрей. Я смирилась. Окна мы не поменяем, потому что у твоих родителей должна быть машина. Всё, я поняла, как устроены приоритеты.
— Не надо так говорить.
— А как надо? — она встала, взяла сына на руки. — Скажи, как мне правильно сказать, что мне холодно? Что ребёнку холодно? Что я боюсь, когда он начинает кашлять по ночам?
Максимка потянулся к отцу, заулыбался. Андрей взял его, прижал к себе. Сын пах молоком и детским кремом.
— Я не хочу, чтобы ты боялась, — сказал он тихо.
— Тогда поменяй окна.
— Лен…
— Всё, хватит, — она отобрала ребёнка, ушла в комнату.
В пятницу Андрей задержался на работе. Премию пообещали, небольшую, но хоть что-то. Пришёл домой в десятом часу, уставший, но довольный — ещё пятьнадцать тысяч к общей сумме. Может, не три недели ждать, а две.
Лена сидела на кухне с чашкой чая. Лицо было спокойным, даже слишком.
— Привет, — он наклонился поцеловать её, но она отстранилась.
— Мне надо тебе кое-что сказать.
— Что-то случилось?
— Я заказала окна. Замерщик приходил, посчитал. Двести тридцать тысяч со всем. Установка через неделю.
Андрей медленно опустился на стул.
— Что?
— Окна. Я заказала.
— Какими… какими деньгами ты расплатилась?
Лена посмотрела на него прямо, без вызова, но и без раскаяния.
— Твоими. С карты.
Несколько секунд он не понимал слов. Просто смотрел на неё и пытался сообразить, что она сказала. Потом до него дошло, и он выхватил телефон, открыл приложение банка дрожащими пальцами.
Ноль рублей ноль копеек.
— Ты… — голос застрял в горле. — Ты что сделала?
— Заказала окна, — повторила она всё тем же ровным тоном. — Нам их установят через неделю.
— Где моя кредитка? Я для отца копил! — Андрей не узнавал свой голос — он орал, срывался на визг. Встал так резко, что стул опрокинулся. — Ты украла мои деньги!
— Не ори, Максимка спит.
— Мне плевать! Ты украла!
— Я не украла. Это общие деньги.
— Какие общие?! Я их зарабатывал! Я копил! Ты понимаешь, что ты сделала?!
Лена наконец повысила голос:
— Я сделала то, что ты должен был сделать месяц назад! Позаботилась о ребёнке!
— Ты всё испортила! — Андрей схватился за голову. — Отец… мать… они ждали. Я обещал!
— А я что, не ждала? Я три месяца жду, когда ты наконец увидишь, что тут происходит! Посмотри — на кухне плесень в углу, потому что сырость. Я кладу Максимку спать в тёплом комбинезоне, понимаешь?
— Ты должна была спросить!
— Я спрашивала. Ты отказал.
— Потому что сейчас не время!
Он смотрел на жену — на её усталое лицо, на синяки под глазами, на руки, покрытые цыпками от постоянной стирки и уборки. И вдруг понял, что не помнит, когда в последний раз она улыбалась. По-настоящему улыбалась, а не натягивала дежурную улыбку.
— Ты не имела права, — сказал он глухо.
— Имела. Потому что это моя семья тоже. И если ты не можешь выбрать, я выберу за нас обоих.
— Как ты сняла деньги? Карта моя.
— Пин-код я знаю. Ты его никогда не менял — дата нашей свадьбы.
Это был удар под дых. Он использовал дату их свадьбы как пароль, а она использовала её, чтобы обчистить карту.
— Уходи, — выдохнул он.
— Что?
— Уходи из кухни. Я не хочу тебя видеть.
Лена вздрогнула, но развернулась и вышла. Андрей остался стоять посреди кухни, глядя на перевёрнутый стул. Потом медленно поднял его, сел, уткнулся лицом в ладони.
Отцу звонить не хотелось. Но надо было. Андрей набрал номер, слушал длинные гудки. Отец взял трубку на пятом.
— Андрюш? Что-то случилось?
— Пап, там… по поводу машины.
— Да, я слушаю.
— Не получится.
Молчание.
— Как не получится?
— Деньги… они ушли на другое. Извини.
— На что ушли?
— На ремонт. Нам окна надо было поменять. Срочно.
Ещё одна пауза, долгая.
— Понятно.
— Пап, я не хотел. Просто так вышло.
— Я понимаю, сынок. Ты не расстраивайся. Мы как-нибудь.
— Я соберу ещё. Обещаю.
— Не надо обещать, — голос отца был тихим, но в нём слышалась горечь. — Живи своей жизнью. У тебя семья, ребёнок. Мы сами как-нибудь.
— Пап…
— Всё, сынок. Мне идти надо. Мать ждёт.
Гудки отбоя.
Андрей положил телефон на стол и сидел неподвижно. В голове проносились обрывки мыслей, но ни одна не задерживалась достаточно долго, чтобы оформиться во что-то цельное. Было ощущение, что у него что-то отняли. Не деньги — что-то большее. Право решать. Право выбирать.
Но была и другая мысль, неприятная, колючая: а выбирал ли он правильно?
В спальне заплакал Максимка. Андрей услышал, как Лена встала, как тихо запела — колыбельную, которую пела ещё когда была беременна. Голос дрожал.
Он встал, подошёл к двери спальни. Приоткрыл. Лена сидела на кровати со свёрнутым одеялом у ног — она всегда мёрзла, даже под двумя одеялами — и качала сына. Увидев Андрея, напряглась.
— Что?
— Ничего. Просто зашёл.
Она кивнула, отвернулась. Максимка перестал плакать, засопел носиком. В комнате и правда было холодно — Андрей почувствовал, как тянет сквозняком от окна.
— Когда установка? — спросил он.
— Через неделю. В четверг.
— Мне отпроситься надо?
Лена посмотрела на него удивлённо.
— Зачем?
— Ну… чтобы проконтролировать. Чтобы ты одна не возилась.
— Справлюсь.
— Я знаю, что справишься. Просто хочу помочь.
Она помолчала, потом кивнула.
— Хорошо.
Андрей подошёл ближе, присел на край кровати. Максимка сладко спал у мамы на руках, подёргивая ресничками.
— Прости, — сказал он.
— За что?
— За то, что не услышал сразу.
Лена молчала. Потом тихо произнесла:
— Я знаю, что тебе родители важны. Я не против помогать им. Но не так. Не за счёт нас.
— Я понял.
— Понял или говоришь, чтобы отвязалась?
Андрей потянулся, осторожно погладил сына по голове. Тот чуть поморщился во сне, но не проснулся.
— Понял, — повторил он. — Честно.
Они сидели в темноте спальни, слушая дыхание ребёнка. За окном завывал ветер, но в этот момент Андрей впервые заметил — как же действительно холодно. Как сквозит. Как Лена кутается в одеяло, когда укладывает сына. И почему он не замечал раньше?
— Отец обиделся? — спросила Лена.
— Не знаю.
Лена вздохнула.
— Я позвоню твоей маме завтра. Объясню.
— Не надо. Я сам.
— Нет, я позвоню. Это я решила, мне и отвечать.
Андрей посмотрел на жену — на её упрямый подбородок, на сжатые губы. И вдруг понял, что именно за это он когда-то в неё влюбился. За эту готовность стоять на своём, даже когда весь мир против.
Максимка захныкал, Лена встала, понесла его в кроватку. Укладывала долго, осторожно, прикрывая одеялом, поправляя подушку. Андрей смотрел и думал — вот она, его семья. Жена, которая три месяца мёрзла и молчала, потому что не хотела скандалов. Сын, который кашлял по ночам из-за сквозняка. И он сам, застрявший между долгом перед родителями и долгом перед ними.
— Лен, — позвал он тихо.
— Да?
— Я правда постараюсь. Быть лучше. Внимательнее.
Она обернулась, и в полумраке он не разглядел её выражения. Но голос был мягче, когда она ответила:
— Я знаю.
В четверг приехали установщики окон. Андрей взял отгул, провёл дома весь день. Мастера работали быстро, профессионально. К вечеру все старые рамы были заменены на новые — белые, плотные, без единой щели.
Когда рабочие уехали, Лена прошлась по комнатам, трогая подоконники, проверяя, как закрываются створки. Максимка на руках вертел головой, разглядывая новшество.
— Тепло, — сказала она просто.
Андрей подошёл к окну в детской, приложил ладонь к стеклу. Никакого сквозняка. Никакого леденящего дыхания ноября. Просто прохладное стекло и тишина.
— Да, — согласился он. — Тепло.
В эту ночь Максимка спал спокойно, не кашлял, не просыпался. Лена тоже спала крепко, откинув одеяло — впервые за несколько месяцев. А Андрей лежал с открытыми глазами и думал о том, сколько всего он не замечал. Как за цифрами на экране телефона, за мыслями о долге и обещаниях, он прошёл мимо самого важного.
Но прошла неделя, потом две, а родители не звонили. Андрей писал сам — короткие сообщения, спрашивал, как дела, как здоровье. Отец отвечал односложно, мать вообще молчала. Это было больно, но Андрей понимал — надо переждать. Дать им остыть.
Зато дома стало по-другому. Лена будто ожила — чаще улыбалась, начала снова краситься по утрам, даже если никуда не шла. Максимка перестал сопливить, стал активнее. А Андрей вдруг обнаружил, что ему нравится приходить домой. Не из чувства долга, а потому что хочется.
И он ценил каждый день, каждую минуту. Потому что понял главное — семья это не тот, кого ты давно знаешь. Семья — это тот, кто рядом сейчас, кто нуждается в тебе сегодня, а не когда-то. И его семья была здесь — в тёплой квартире с новыми окнами, где сопел во сне его сын, а жена наконец-то могла спать спокойно, не кутаясь в три одеяла.
Всё остальное было важно. Но не настолько важно, чтобы забыть об этом.
