Андрей Викторович Соколов, тридцать восемь лет, прораб с пятнадцатилетним стажем, сидел в своём пикапе возле недостроенного жилого комплекса «Речной» и смотрел на телефон. Очередное сообщение от двоюродного брата: «Андрюх, привет! Слушай, тут ванную надо переделать. Ты же можешь со скидкой плитку достать? Ну ты понимаешь, по-семейному».
Он усмехнулся и положил телефон на торпедо. Семья. Это слово за последние годы приобрело для него особенный оттенок — что-то среднее между тёплым воспоминанием детства и счётом в ресторане, который все дружно забывают оплатить.
Всё началось давно. Ещё когда он только устроился на первую стройку помощником прораба, мать с гордостью рассказывала всем родственникам: «Наш Андрюша теперь в строительстве работает!» Тогда это звучало просто как новость. Но со временем фраза обросла продолжением: «А ты не мог бы…», «А может, ты поможешь…», «Раз уж ты там…».
Сначала Андрей помогал с удовольствием. Дяде Володе нашёл бригаду для пристройки к дому — взяли недорого, работали качественно. Сестре Ольге достал сантехнику по оптовой цене — сэкономила тысяч тридцать. Брату Светкиному подогнал остатки ламината после одного объекта — вообще почти даром. Он чувствовал себя полезным, нужным. Родственники благодарили, хвалили, приглашали на семейные праздники, где непременно говорили тосты в его честь: «За нашего Андрюху, золотого человека!»
Но постепенно благодарности становились короче, а просьбы — длиннее и требовательнее.
— Андрей, ты же можешь своих рабочих прислать? Ну хотя бы на выходные, — просила тётя Лена.
— Андрюш, достань кирпич. Нет, не такой, подороже. Ну что ты, для своих же! — требовал дядя Саша.
— Слушай, а почему ты мне цемент дороже привёз, чем Володе? — обижался троюродный брат Гена.
Андрей продолжал помогать, потому что отказывать не умел. Потому что вырос в семье, где родственные связи значили многое. Потому что мать всегда внушала: «Мы должны держаться друг за друга, мы же семья». И он держался, хотя иногда чувствовал себя не столько членом семьи, сколько бесплатным строительным кооперативом.
В тот вечер, когда позвонила мать, Андрей как раз разбирал сметы для нового объекта. Её голос звучал необычно — с той особенной интонацией, которая предвещала не простой разговор, а просьбу.
— Андрюшенька, привет. Как дела? Не устал? — начала она издалека.
— Нормально, мам. Что случилось?
— Да вот, Катя, ты же помнишь Катю, мою сестру… В общем, она решила свою старую квартиру сдавать. Там ремонт нужен. Ну ты понимаешь, давно не делался, обои старые, полы скрипят. А я подумала — может, ты поможешь? Она же тебе тётя.
Андрей потер переносицу. Тётя Катя. Пятьдесят шесть лет, медсестра на пенсии, вечно недовольная и принципиальная. Он помнил её ещё по детству — она всегда точно знала, как правильно воспитывать детей (хотя своих не завела), что готовить (хотя готовила посредственно) и как жить (хотя жизнь её складывалась не особенно удачно). После смерти мужа три года назад она переехала в его квартиру, более просторную и удобную, а свою однушку решила пустить в дело.
— Мам, там какой объём работ? — осторожно спросил Андрей.
— Ну, не знаю… Косметический ремонт. Стены подровнять, обои поклеить, полы, может, линолеум. Катя говорит, чтобы прилично выглядело, чтобы сдать можно было нормально.
— То есть под сдачу довести?
— Ну да. Андрюш, ты же поможешь? Она сестра моя, мне как-то неудобно отказывать.
Андрей вздохнул. Он уже представил эту квартиру — типовую однушку в старом доме, где под обоями наверняка кривые стены, проводка довоенная, а в ванной плитка держится на честном слове.
— Хорошо, мам. Я посмотрю.
— Спасибо, сынок! Я знала, что на тебя можно положиться!
На следующий день Андрей приехал осматривать квартиру. Тётя Катя встретила его на пороге, в домашнем халате и с недовольным выражением лица.
— А, Андрей. Заходи, разувайся.
Квартира оказалась именно такой, как он и предполагал. Тридцать два квадратных метра печали: обои времён перестройки, местами отклеившиеся и выцветшие; линолеум, протёртый до дыр; окно старое деревянное, разбухшее от влаги; в санузле — ржавая ванна на ножках и кафель, половина которого держалась на соплях. На кухне — допотопная газовая плита и облупившиеся шкафчики.
— Ну как? — спросила тётя Катя, явно ожидая, что он сейчас воскликнет: «Да тут делов-то!»
— Тёть Кать, тут серьёзный ремонт нужен, — честно сказал Андрей. — Не косметический, а капитальный. Стены выравнивать, проводку менять, сантехнику полностью, окна под замену.
— Да ладно тебе, — отмахнулась она. — Косметику сделаешь — и нормально будет. Главное, чтобы чистенько, аккуратненько.
— Тёть Кать, если делать, то нужно делать правильно. Иначе через полгода-год всё переделывать нужно будет.
— Ну ты же мастер, придумаешь что-нибудь, — она похлопала его по плечу. — Я на тебя надеюсь. И долго делать будешь?
— Месяца два минимум, если бригада хорошая попадётся.
— Два месяца? — она нахмурилась. — А можно быстрее? А то я уже объявление дала, люди звонят.
Андрей промолчал. Он уже понимал, что ввязался в историю, которая добром не кончится.
Но отступать было поздно. Он пообещал матери, а своих обещаний Андрей старался держаться. Поэтому на следующей неделе он пригнал в эту квартиру бригаду Михалыча — опытного бригадира, с которым работал не первый год. и троих работяг, золотые руки, быстрые и аккуратные.
— Смотри, Михалыч, тут тётка моя, характер сложный, — предупредил Андрей. — Делаем качественно, но без лишних наворотов. Бюджетно и чистенько.
— Понял, Андреич. Сделаем конфетку.
И они сделали. Андрей сам закупал материалы — выбирал недорогие, но приличные. Краску, обои под покраску, ламинат средней ценовой категории, новую сантехнику — не премиум, но надёжную. Окна поставили пластиковые, однокамерные. В ванной выложили простую белую плитку, установили новую ванну, раковину, унитаз. На кухне собрали недорогой, но функциональный гарнитур.
Тётя Катя приезжала каждую неделю, осматривала, охала, причитала («Ой, а зачем так много шпаклевки? Ой, а это не слишком дорого?»), но в целом была довольна. Андрей объяснял каждый этап, показывал чеки, успокаивал. Михалыч терпеливо сносил её придирки и работал как часы.
Через два месяца квартира преобразилась. Светлые стены, ровный ламинат под дерево, современная сантехника, новая кухня. Всё было скромно, но со вкусом. Андрей сам удивился, как хорошо получилось для такого бюджета.
Когда тётя Катя приехала на финальный осмотр, она ахнула:
— Ой, Андрюш! Я же свою квартиру не узнаю! Как красиво-то! Как чистенько!
Она ходила по комнатам, трогала стены, открывала шкафчики, включала воду.
— Михалыч, ребята, спасибо вам огромное! — благодарила она рабочих. — Золотые руки!
Андрей стоял в сторонке и улыбался. Вот оно, то самое чувство, когда работа сделана хорошо, и люди довольны. Ради таких моментов он и любил свою профессию.
— Тёть Кать, ну что, нравится? — спросил он.
— Ещё бы! Это же просто чудо какое-то! Теперь я точно сдам её хорошо, за приличные деньги.
— Вот и отлично. Значит, ремонт быстро окупится.
— Да-да, конечно.
Она ещё немного походила по квартире, потом повернулась к нему:
— Ну, Андрюш, спасибо тебе большое. Ты молодец.
— Не за что, тёть Кать. — Он достал из папки листок с расчётами. — Вот смета. Материалы, работа, всё по чекам. Получается триста тысяч ровно.
Тётя Катя взяла листок, посмотрела на него, потом на Андрея. На её лице появилось выражение недоумения.
— Это что?
— Ну, смета. Стоимость ремонта.
— Какие триста тысяч? Ты что это, удумал с родни деньги за ремонт брать? — удивлённо спросила тётя Катя.
Андрей растерялся. Он ожидал чего угодно — торга, просьбы о рассрочке, даже возмущения по поводу суммы. Но не этого.
— Тёть Кать, ну как же… Это же работа. Люди два месяца вкалывали, материалы покупались…
— Ты мне племянник! — повысила голос она. — Мы родня! А ты мне тут бумажки какие-то суёшь!
— Тёть Кать, но это же нормально. Работа должна оплачиваться.
— Какая работа? — она совсем разошлась. — Ты своей тёте помочь не можешь? Я для тебя чужая, что ли?
Андрей почувствовал, как внутри начинает закипать раздражение. Все эти годы он помогал, делал скидки, доставал материалы себе в убыток, потому что «родня», «семья», «свои люди». И вот оно — благодарность.
— Тётя Катя, я помог. Я организовал ремонт, нашёл бригаду, сам закупал материалы по минимальной цене. Но люди работали, им платить надо. Материалы стоят денег. Это не я беру триста тысяч, это стоимость ремонта.
— Ты что, совсем обнаглел? — она сжала губы в тонкую линию. — Я думала, ты по-родственному поможешь! А ты тут торговлей занимаешься!
— Я не торговлей занимаюсь, я работаю!
— Вот именно, работаешь! На своей тётке деньги зарабатываешь! — она ткнула пальцем в его грудь. — Совести у тебя нет! Я тебя помню маленьким, я тебе конфеты приносила, а ты теперь с меня триста тысяч требуешь!
Андрей глубоко вздохнул, пытаясь сохранить спокойствие.
— Тётя Катя, давайте по-взрослому. Вы хотели сделать ремонт под сдачу. Мы сделали. Хорошо сделали. Теперь вы сможете сдавать квартиру тысяч за двадцать пять в месяц минимум. За год это триста тысяч. То есть ремонт окупится за год. Это выгодное вложение.
— Ах, вложение! — она всплеснула руками. — Слышите, Михалыч? Он мне про вложения рассказывает! Своей родной тётке!
Михалыч и его ребята стояли в углу, явно чувствуя себя неловко. Они переглядывались, но молчали.
— Тётя Катя, люди работали. Им нужно заплатить.
— Это твои проблемы! Ты их пригнал, ты и плати!
— Но это же ваша квартира! Вы же будете с неё доход получать!
— Я ничего никому не должна! — отрезала она. — Я думала, ты мне поможешь, как племянник. А ты оказался… — она запнулась, подбирая слово, — спекулянтом!
— Тётя Катя…
— Всё! Разговор окончен! — она схватила сумку. — Убирайся отсюда! И чтобы я тебя больше не видела!
Она выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью. Андрей стоял посреди свежевыкрашенной комнаты и смотрел на закрытую дверь. Михалыч кашлянул.
— Андреич, это… Ну, того…
— Михалыч, я вам заплачу. Не волнуйтесь.
— Да мы-то не волнуемся. Мы знаем, что ты человек надёжный. Но это… Это как?
— Не знаю, Михалыч. Не знаю.
В тот же вечер позвонила мать. Голос у неё был строгий, расстроенный.
— Андрей, что там у вас с Катей произошло?
— Мам, я…
— Она мне только что звонила, плачет! Говорит, ты с неё денег требуешь! За родственную помощь!
— Мам, там не триста рублей, а триста тысяч! Это себестоимость ремонта!
— Андрей, ну как ты мог? Она же тебе тётя!
— Мам, при чём тут тётя? Люди работали два месяца!
— Ты должен был бесплатно сделать! Для своих!
— Мам, ты серьёзно? Бесплатно? Из каких денег? Рабочим платить надо, материалы стоят денег!
— Ну придумал бы что-нибудь! Ты же прораб, у тебя связи! Мог бы за свой счёт, мог бы скидку какую…
— Мама! — Андрей повысил голос. — Я не могу из своего кармана оплачивать чужие ремонты! У меня своя ипотека, своя семья!
— Чужие? — голос матери стал холодным. — Значит, Катя для тебя чужая?
— Мам, я не это имел в виду…
— Знаешь что, Андрей? Я тобой разочарована. Очень разочарована. Я растила тебя совсем другим человеком. А ты оказался мелочным и жадным.
— Мам…
— Решай сам, что делать. Но я считаю, что ты поступил неправильно.
Она положила трубку. Андрей сидел на кухне, смотрел в телефон и думал о том, как он попал в такую ситуацию. Жена Света вышла из комнаты, села рядом.
— Что случилось?
Он рассказал. Света слушала молча, потом тяжело вздохнула.
— И что теперь?
— Заплачу Михалычу из своих. Что ещё остаётся?
— Андрей, это же триста тысяч!
— Знаю. Но я не могу кинуть людей. Они работали честно.
— А как же мы? У нас ипотека, Данька в сентябре в школу, ему форму, учебники…
— Справимся, Свет. Как-нибудь справимся.
Она обняла его за плечи, прижалась.
— Ты слишком хороший для этого мира, знаешь?
— Или слишком глупый.
На следующий день Андрей отдал Михалычу деньги. Тот взял их неохотно, с явным смущением.
— Андреич, может, ты с ней ещё поговоришь?
— Не получится, Михалыч. Она считает, что я ей должен был бесплатно сделать.
— Да уж… Родственнички. Мы-то думали, она тебе хоть половину отдаст.
— Я тоже так думал, Михалыч. Я тоже.
Следующие недели были тяжёлыми. Андрей работал больше обычного, брал дополнительные подряды, чтобы как-то восполнить дыру в бюджете. Мать не звонила, что было ещё хуже молчания. Тётя Катя, как он узнал от других родственников, сдала квартиру со свежим ремонтом за тридцать тысяч в месяц и была очень довольна.
А потом начались новые просьбы.
— Андрюх, тут у меня гараж надо обшить… — дядя Володя.
— Слушай, не мог бы ты глянуть, почему у нас краны текут? — сестра Ольга.
— Андрей, достань линолеум, а? — двоюродный брат Гена.
Каждая просьба звучала как обычно — с той же лёгкостью, с той же уверенностью, что он, конечно же, поможет, ведь он же прораб, ему не сложно, и вообще они родня.
И каждый раз Андрей вспоминал квартиру тёти Кати. Свежие стены, новый ламинат, благодарность, которая в одночасье превратилась в обвинения. Триста тысяч, которые он выложил из своего кармана. Слова матери: «Мелочный и жадный».
— Нет, — сказал он дяде Володе.
— Что? — тот не понял.
— Нет. Не буду помогать с гаражом.
— Андрюх, ты чего? Мы же…
— Родня. Знаю. Именно поэтому — нет.
— Ты что, обиделся на Катю? Ну мало ли, у неё характер такой…
— Это не про обиду, дядь Володь. Это про то, что я устал быть бесплатным строительным кооперативом для всей родни.
— Да ты что? Мы же тебе всегда…
— Что? Что вы мне всегда? Спасибо говорили? Тосты произносили? А потом требовали ещё и ещё?
— Андрей, ну ты же понимаешь…
— Понимаю. Я всё понимаю. Поэтому — нет.
Он отключил телефон. Сестре Ольге тоже отказал. И брату Гене. И всем остальным, кто звонил в последующие дни.
Родственники обижались. Говорили, что он возгордился, что деньги его испортили, что забыл, откуда вышел. Мать не разговаривала с ним три месяца.
Но Андрей не сдавался. Он работал, возвращался домой к жене и сыну, проводил выходные с ними, а не разбирая чужие строительные проблемы. Он платил ипотеку, копил деньги на Данькину школу, планировал отпуск.
Прошло полгода. На семейном празднике — дне рождения бабушки — собралась вся родня. Андрей пришёл с Данькой и Светой, держался в стороне. Тётя Катя сидела в другом конце стола, демонстративно не глядя в его сторону. Мать была подчёркнуто холодна. Остальные родственники перешёптывались, бросали на него косые взгляды.
После застолья дядя Володя подошёл к нему на кухне, где Андрей мыл руки.
— Слушай, Андрюх, может, хватит дуться?
— Я не дуюсь, дядь Володь.
— Ну ты же понимаешь, Катька не со зла. У неё характер такой. Могла бы и заплатить, но… Ну, обиделась она.
— На что обиделась? На то, что я попросил оплатить работу людей?
— Ну, ты же мог как-то по-другому…
— Как? Бесплатно сделать? За свой счёт?
— Ну, в конце концов, мы же семья.
Андрей посмотрел на него долгим взглядом.
— Дядь Володь, а ты знаешь, сколько за эти годы я потерял денег, помогая «семье»? Скидки, бесплатные консультации, работа себе в убыток. Я даже не считал. Думал, так и надо, мы же родня. А потом тётя Катя мне объяснила, что я вообще должен был бесплатно два месяца людей кормить и ремонт делать. И знаешь, я понял одну вещь.
— Какую?
— Что для вас я не племянник. Я — бесплатный ресурс. Которым можно пользоваться, а потом ещё и обижаться, если он вдруг попросит что-то взамен.
— Андрюх, ты не прав…
— Я? Не прав? Я вкалывал, помогал, делал всё, что просили. И единственное, что я попросил взамен — оплатить реальную работу реальных людей. И за это меня назвали жадным, мелочным, спекулянтом. Мама со мной три месяца не разговаривала. Так кто не прав, дядь Володь?
Дядя Володя молчал. Потом кивнул.
— Может, ты и прав. Но всё равно жалко. Мы же семья.
— Были, дядь Володь. Были.
Андрей вышел на балкон, где Света качала уснувшего Даньку.
— Поехали домой? — тихо спросила она.
— Да. Поехали.
Они оделись, попрощались с бабушкой (единственной, кто обнял Андрея по-настоящему тепло) и вышли на улицу. Ночь была тёплая, звёздная. Данька сопел на руках у Светы.
— Не жалеешь? — спросила жена, когда они сели в машину.
— О чём?
— Что отказал им.
Андрей завёл машину, выехал со двора.
— Нет, Свет. Не жалею. Впервые за много лет — не жалею.
Они ехали домой по ночному городу, мимо строек и новостроек, мимо домов, где горели окна, мимо жизней других людей. И Андрей думал о том, что строить можно не только дома. Можно строить отношения, свою жизнь. И иногда для этого нужно просто научиться говорить «нет». Даже родне. Особенно родне.
Потому что настоящая семья — это не те, кто требуют от тебя бесконечных жертв. А те, кто ценят твою помощь, уважают твой труд и понимают, что в семье есть не только права, но и обязанности.
И он больше не чувствовал себя виноватым. Он чувствовал себя свободным.
