Есть такие лица, которые будто прописались в твоей памяти. Не из-за скандалов, не из-за медийной шумихи, а потому что когда-то они смотрели на тебя с экрана — честно, открыто, без нарочитого глянца. Лицо Елены Кореневой — одно из таких. Хрупкое, нервное, будто не отсюда. Лицо девочки, которой судьба пообещала киношную сказку… и в какой-то момент забыла про неё.
Я вспоминаю её «влюблённые» глаза в «Романсе», беззащитную Асю, бунтарку из «Покровских ворот». В те годы её показывали так часто, что ты невольно ощущал: вот она — наша, своя, почти родная. Но потом она исчезла. Просто — раз! — и нет. Без скандалов, без прощаний. Уехала. А вернулась уже другой.
То, что с ней произошло, не вписывается в шаблоны. Ни по жанру, ни по логике.
Девочка из хорошей семьи
Она родилась в октябре 1953-го, в Москве, в кинематографической династии. Не «дочь актёров», как это любят сейчас обесценивать, а настоящая наследница профессии: отец — Алексей Коренев, режиссёр культовой «Большой перемены», мать — Наталья Константинова, работала на «Мосфильме». Короче, ребёнок с камерой в пелёнках.
Но мечтала она не о кино. Хотела танцевать. Балет был первой любовью, не кино. Потом — лингвистика. Елена чуть не поступила в МГУ на иняз. Была умной, начитанной, чувствительной. А потом — вдруг — резко развернулась к театру. Сама не знает, зачем. Как будто кто-то тихо подтолкнул.
Провалила первый экзамен в «Щуку». Ушла, собралась, вернулась. На этот раз с поддержкой Олега Ефремова. И её приняли. Тогда казалось: всё, теперь только вверх.
Её открыл отец. А потом — отдал Кончаловскому
Первую роль ей дал отец — не по блату, а из отчаяния. Не могли найти девочку на роль в «Вас вызывает Таймыр». Взяли дочь. Попала в кадр — и, как говорят в киношной среде, «зажглась». Так и пошло.
Но настоящую славу ей принёс другой мужчина. Тот самый, из клана, где гены талантов перемешаны с инстинктом разрушения — Андрей Кончаловский. Он выбрал Кореневу на главную роль в «Романсе о влюблённых». И да, завёл с ней роман. Был женат. Был взрослым, умным, харизматичным. Она — 20-летняя, с тонкими руками и незащищённым сердцем.
Три года длилось это всё. Вспоминает: «Меня любили». А что было на самом деле — знает только она. Он — талант, она — влюблённая. Он — женат, она — жертва. Или нет?
Пока весь Союз замирал перед экраном, где звучала та самая музыка из «Романса», за кадром уже шёл свой фильм. Без хэппи-энда.
Первая любовь пришла с насилием
В своей книге, откровенной до боли, Елена пишет: первый парень, с которым у неё была настоящая привязанность, изнасиловал её. Он — тот самый «из школы», тот, кто клялся в вечной любви. Узнав про роман с Кончаловским, пришёл к ней — и забрал силой. Оставил беременной. Ей пришлось делать тяжёлый выбор. Она не оставила ребёнка.
Такие эпизоды обычно вырезают из биографий. Особенно у актрис. Особенно в СССР. А она рассказала. И после этого вряд ли кто-то имеет право говорить, что она «всё сама испортила».
Когда тебя хотят все — а ты не хочешь уже никого
После разрыва с Кончаловским Елена не обвалилась, как многие. Наоборот — снялась в «Асе» у Иосифа Хейфица, и снова — фестивали, овации, критики в экстазе. Её называли лицом интеллигентной женственности. Та, которую хочется слушать. Та, которая не врёт. Та, кто говорит глазами.
Но за внешним успехом начинался внутренний износ. Стресс, бессонницы, панические атаки. Она исхудала до 41 килограмма. Это уже не был вопрос формы. Это была война с телом. Анорексия, депрессия, пустота.
Её спас француз. Дипломат, врач, просто человек — Убер. Вылечил, вытянул. Предложил руку, сердце, Париж. Она сказала «да». Но он уехал. А потом позвонил и объяснил: родители против. Брак с русской — это, знаете ли, нехорошо смотрится в приличном французском семействе. Занавес.
И всё же она не ожесточилась. Не озлобилась. Хотя имела на это право.
«Американская мечта» в обмен на советскую легенду
Всё началось как анекдот. Новый год 1982-го, гости, вино, телевизор, друзья — Абдулов, Ярмольник, какая-то подруга с заграницей. Вечеринка в духе московской богемы.
И вот — он. Американец Кевин. Преподаватель русского. Цитирует Пушкина так, что любой профессор позавидует. Смотрит на неё, как на Мону Лизу. И кажется — вот оно. Он не из этой игры. Он не сломает. Он будет беречь.
Она вышла за него. Уехала. Нью-Йорк, Сан-Франциско, Лос-Анджелес. Мир в ярких красках, в запахе бензина и кофе на вынос. Но быстро стало ясно: эта история не про счастье. Кевин оказался… другим. Он полюбил не другую женщину. Он ушёл к мужчине. К другу семьи.
Сегодня на это пожмут плечами — бывает. А в 80-х, особенно для женщины из Советского Союза, выросшей на «женском счастье — был бы милый рядом» — это был провал всей системы координат.
Официантка. Потому что — а кем ещё?
Она не сломалась, но перестала быть актрисой. Не потому что не хотела. Потому что некому было смотреть.
В Америке её фильмы никому не были нужны. Её прошлое — это было прошлое чужой страны, чужого языка. Её лицо больше не узнавала даже кассирша в магазине. А в Советском Союзе её уже проклинали — «сбежала», «променяла Родину».
Она мыла посуду. Разносила заказы. Работала в кафе — той самой официанткой, которой все «мечтают не стать». Одиннадцать лет в вакууме. Без ролей. Без сцены. Без зрителей. Зато с горечью — и с редким чувством, что никто тебе больше ничего не должен.
Возвращение без фанфар
В 1993 году она вернулась. Не как триумфатор. Не как звезда. Как человек, у которого в жизни кончилась одна длинная глава.
Отец к тому времени уже простил — или просто сдался. Мама встретила, как будто всё это была командировка.
Но кино не ждали. Здесь уже были другие. Сильные, молодые, дерзкие. Те, кто не знал, кто такая Ася. Кто не слышал музыку из «Романса». Ей оставалось лишь одно — начинать заново. В сорок.
Без имени, без антуража. С чистого листа
В 90-е Елена Коренева снова оказалась в Москве — уже другой, чужой, шумной, дешёвой. Той самой, где все красивые женщины вдруг стали ведущими эротических программ, а актрисы — продавщицами в палатках. Её никто не встречал с цветами. Никто не предлагал роли. Просто молчание, как будто страна стыдливо отвела глаза.
Она не устраивала пресс-конференций, не требовала «возврата звания народной». Просто стала жить. Появилась в небольших ролях, на вторых планах. Снималась в сериалах, которые никто потом не вспоминал. И всё равно оставалась настоящей актрисой. Даже когда свет в кадре был плоским, а сценарии — как будто писались на автозамене.
Но она снова была в профессии. Потому что без неё не могла.
Любовь по-русски
А потом был Андрей Ташков. Актёр, интеллигент, с тонкими чертами и сложным характером. Между ними случилось что-то настоящее. Не страсть — скорее, нежность, понимание, общая усталость от глупостей. Они жили вместе, как супруги, хотя ни он, ни она не настаивали на печати в паспорте. Только Елена, как сама признается, мечтала о ребёнке. Даже не ради любви — просто чтобы рядом был кто-то свой.
Но Андрей был против. Категорически. Он не хотел отцовства. Не хотел ответственности. И не хотел меняться.
И тогда она ушла. Тихо. Без крика, без скандала. Потому что, как бы ни было поздно, предавать себя — хуже, чем остаться одной.
«Я не мать. Я не жена. Я даже без дачи»
Сейчас ей 71. Она живёт одна. Не в доме с камином, не в особняке на Рублёвке. В обычной московской квартире, которую иногда посещают журналисты, чтобы взять интервью «о былом».
Она сняла пару короткометражек. Окончила Высшие режиссёрские курсы. Иногда играет. Иногда пишет. Не жалуется, но и не лжёт. Она не прикидывается счастливой. Не выстраивает легенду. И за это её особенно уважаешь.
В одном из интервью она сказала фразу, от которой сжалось сердце:
«Я так и не родила. Это единственное, о чём я по-настоящему жалею. Всё остальное — прошло, пережилось, прожилось. А это — нет».
Не принцесса, не икона. А просто — женщина
Коренева не та, о ком снимают байопики. У неё не было трагической гибели, скандальной славы, ордена за заслуги перед Отечеством. Она просто — была. Была хорошей актрисой. Была влюблённой девочкой. Была официанткой в чужой стране. Была женщиной, которая не стала матерью — и не простила себе этого.
Но может быть, именно в этом и есть её честность. Она не стала мифом. Не заморозилась в образе из 70-х. Не бежала за славой. И не пыталась никому ничего доказать.
Она просто — жила. Как могла. Как чувствовала. Без защитной оболочки. С ошибками, страхами, срывами. С любовью. Настоящей.
