— Мариночка, привет! Как дела, как работа? — голос золовки, Ирины, звенел в трубке нарочитым дружелюбием, которое всегда предшествовало какой-нибудь просьбе. Марина мысленно приготовилась. — Слушай, я тут подумала… У нас же каникулы скоро, а дети моря сто лет не видели.
Марина молчала, давая Ирине возможность самой дойти до сути. Пауза затянулась.
— В общем, ты не могла бы ключи от южной квартиры нам передать? Мы с детьми там Новый год встретим. Пора уже вам отдохнуть от этого места, а то приватизировали совсем, — последняя фраза прозвучала как шутка, но смеяться не хотелось. — Освободи ее к Новому году, хорошо? Мы билеты уже почти купили.
Марина медленно выдохнула. За окном шел мокрый снег, ноябрьский вечер был промозглым и темным. А в трубке звучал голос, требующий отдать ей солнце, море и их с мужем планы.
— Ира, привет. Мы сами собирались туда на праздники. У нас уже все договорено с друзьями, мы хотели вместе поехать.
— Ой, ну какие у вас могут быть договоренности? — легкомысленно отмахнулась золовка. — Вы вдвоем, вам проще планы поменять. А у меня дети. Им нужен воздух, витамин D. Ты же понимаешь. Это для здоровья. К тому же, квартира вообще-то мамина. И я, как ее дочь, имею на нее не меньше прав, чем мой брат.
Марина положила трубку, чувствуя, как внутри все застывает. Она посмотрела на фотографию на стене: они с Андреем, ее мужем, стоят на балконе той самой квартиры. Счастливые, загорелые, а за спиной — бескрайнее синее море. Эту квартиру, убитую «бабушкину» двушку с въевшимся запахом нафталина, они поднимали из руин три года. Меняли прогнившие трубы, выравнивали стены, своими руками клали плитку. Свекровь, Светлана Ивановна, только рукой махнула: «Делайте что хотите, у меня ни сил, ни денег на нее нет». И они делали. Для себя.
Вечером вернулся Андрей. Он сразу заметил напряженное лицо жены.
— Что случилось?
— Ира звонила. Требует освободить квартиру к Новому году. Сказала, приедет туда с детьми.
Андрей помрачнел. Его лицо, обычно открытое и добродушное, стало жестким. Он взял телефон.
— Сейчас я ей позвоню.
Марина не стала его останавливать. Она слышала обрывки фраз из кухни, куда ушел муж, чтобы не говорить при ней. Голос Андрея был сначала спокойным, потом становился все громче.
— Ира, ты в своем уме? Какое «освободи»? Марина тебе сказала, у нас планы! … Нет, не подвинемся! … При чем тут мама? Ты прекрасно знаешь, кто в эту квартиру душу и деньги вкладывал!
Он вернулся через десять минут, злой и опустошенный.
— Стена. Говорит, что мы захватили семейное гнезdo, и она будет бороться за права своих детей. Сказала, что позвонит матери и все ей расскажет, в каких красках — сама понимаешь.
На следующий день позвонила Светлана Ивановна. Ее голос был усталым и просящим.
— Андрюша, сынок… Ирочка мне звонила, вся в слезах. Говорит, вы ее детей моря лишаете. Может, уступите, а? Она женщина одинокая, ей тяжело. А вы люди семейные, дружные, найдете, где праздник встретить. Не обижайте сестру.
— Мам, ты же все знаешь, — сдерживаясь, говорил Андрей. — Ты знаешь, сколько мы вложили в эту квартиру. Она была непригодна для жизни. Мы три года каждый отпуск там ремонтом занимались. А Ира за все это время ни разу не поинтересовалась, как там дела.
— Знаю, сынок, все знаю. Но она же сестра твоя… Кровь родная. Нельзя так.
Этот разговор выбил Андрея из колеи сильнее, чем скандал с сестрой. Он ходил по квартире, не находя себе места.
— Понимаешь, она давит на жалость. И мама ведется. Теперь мы выглядим как черствые эгоисты, которые обижают бедную разведенку с двумя детьми.
Марина подошла и обняла его.
— Мы не эгоисты. Мы просто хотим справедливости. Мы хотим встретить Новый год там, где вложили частичку своей души.
— Значит, будем стоять на своем, — твердо сказал Андрей.
Через два дня Ирина приехала к ним без предупреждения. Она стояла на пороге, поджав тонкие губы, а за ее спиной маячили двое ее детей — мальчик лет десяти и девочка чуть младше.
— Я приехала за ключами, — заявила она с порога, игнорируя Марину и глядя прямо на брата.
— Ира, мы же все обсудили. Мы никуда не уедем, — спокойно сказал Андрей, загораживая собой проход в квартиру.
— Ах вот как! Значит, ты готов родную сестру с племянниками на улицу выставить? — ее голос сорвался на визг. Дети испуганно жались к ней. — А все из-за нее! — она ткнула пальцем в сторону Марины. — Пришла в нашу семью на все готовое и командует! Это наша с братом квартира! От наших бабушки и дедушки!
— Ты не имеешь права так говорить с моей женой, — отрезал Андрей. — Квартира юридически принадлежит маме. А мы в ней сделали ремонт, на который ты не дала ни копейки. Поэтому разговор окончен. Поезжай домой.
Ирина поняла, что штурмом взять крепость не получится. Она одарила Марину испепеляющим взглядом и, схватив детей за руки, dramaticheski развернулась и ушла, громко хлопнув дверью.
Затишье продлилось неделю. Марина и Андрей уже почти успокоились, решив, что Ирина смирилась. Но они ее плохо знали. В один из вечеров Андрей, проверяя почту, изменился в лице. Он молча протянул телефон жене. Это было сообщение от сестры. К нему был прикреплен скан документа — выписка из Росреестра, подтверждающая, что собственником квартиры является Светлана Ивановна. А под ним текст: «Мама написала на меня доверенность на управление имуществом. Так что я имею полное право въехать в квартиру. Если не отдадите ключи по-хорошему, я вызову полицию и слесаря, вскрою дверь на законных основаниях. И потребую возместить мне моральный ущерб за ваше самоуправство».
— Она не могла… Мама бы не стала, — прошептал Андрей, набирая номер матери.
Но Светлана Ивановна не отвечала. Ни в тот вечер, ни на следующий день. Ирина тоже перестала выходить на связь. Стало понятно, что она готовит решающий удар.
— Что будем делать? — спросила Марина. В ее голосе не было паники, только холодная решимость.
— Она блефует, — неуверенно сказал Андрей. — Мама бы предупредила.
— А если нет? Если Ира ее обработала, напугала, наврала с три короба? Твоя мама — пожилой человек, ее легко ввести в заблуждение.
Они сидели на кухне до поздней ночи. Андрей поднял все свои записи, чеки на стройматериалы, договоры с рабочими. Сумма выходила внушительная, сравнимая со стоимостью самой квартиры в ее первоначальном состоянии.
— Это наше единственное доказательство, — сказал он. — Если дойдет до дела, мы можем подать в суд на возмещение расходов.
— Ты готов судиться с родной матерью? — тихо спросила Марина. — Ведь по документам мы будем судиться с ней.
Андрей уронил голову на руки. Это был тупик.
Решение пришло неожиданно. Его подсказал отец Марины, спокойный и рассудительный мужчина старой закалки.
— Если гора не идет к Магомету… — сказал он по телефону. — Собирайте всех вместе. Ирину, мать. Садитесь за стол переговоров. И пусть твоя свекровь, как собственник, примет решение в присутствии всех. Так Ирине будет сложнее манипулировать ею за спиной.
Андрей ухватился за эту идею. Он позвонил сестре и официальным тоном предложил встретиться всем вместе в ближайшее воскресенье у них дома, чтобы «цивилизованно разрешить имущественный вопрос». Ирина, почувствовав свою силу, снисходительно согласилась. Дозвониться до матери удалось только через два дня. Она говорила уклончиво, явно чувствовала себя неловко, но приехать обещала.
В воскресенье в квартире царило напряжение. Марина накрыла стол — не праздничный, а скорее деловой: чай, кофе, печенье. Она решила держаться максимально нейтрально, быть наблюдателем. Первой приехала Светлана Ивановна. Она выглядела измученной, избегала смотреть в глаза сыну и невестке. Села в кресло и silentlivо сложила руки на коленях.
Через полчаса явилась Ирина. Она вошла с видом победительницы, неся перед собой папку с документами.
— Ну что, начнем? — она села за стол напротив брата. — Я надеюсь, вы приняли разумное решение и готовы передать мне ключи. Вот доверенность от мамы. Все по закону.
Андрей выложил на стол свою папку — толстую, набитую чеками и бумагами.
— Да, Ира, давай по закону. Вот здесь, — он начал методично раскладывать документы, — чеки за стройматериалы. Вот договор с бригадой на замену электрики и сантехники. Вот счета за новую мебель и технику. Общая сумма — два миллиона триста тысяч рублей. Мы три года отказывали себе во всем, чтобы привести эту развалюху в божеский вид. Квартира, может, и мамина. Но ремонт в ней — наш. Поэтому у меня встречное предложение. Ты возмещаешь нам половину этой суммы — миллион сто пятьдесят тысяч, как сестра и наследница, — и квартира полностью в твоем распоряжении. Можешь хоть жить там.
Ирина побагровела.
— Что? Какие еще деньги? Вы для себя делали! Никто вас не просил!
— Мы делали для семьи. Для мамы, для нас, и, как мы думали, для тебя тоже, — спокойно парировал Андрей. — Но раз уж ты решила делить имущество по закону, давай будем последовательны.
— Мама, скажи ему! — взвизгнула Ирина, поворачиваясь к Светлане Ивановне. — Они вымогают у меня деньги!
Все посмотрели на пожилую женщину. Она сидела прямо, глядя в одну точку невидящими глазами. Потом медленно подняла голову. Ее взгляд был тяжелым и ясным.
— Хватит, — сказала она тихо, но так, что все замолчали. — Я устала от этого. Ира, ты не говорила мне, что будешь требовать ключи ультиматумами. Ты сказала, что Андрей с Мариной не против. Ты обманула меня.
Ирина открыла рот, чтобы возразить, но мать остановила ее жестом.
— А ты, сынок, прав. Вы вложили в эту квартиру жизнь. Это больше ваша квартира, чем моя. Но и Ира… она моя дочь. Я не могу видеть, как вы враждуете.
Она помолчала, собираясь с мыслями.
— Поэтому я решила. Квартиру я продам.
В комнате повисла звенящая тишина.
— Как продашь? — первой опомнилась Ирина. — Мама, ты что! Это же память!
— Память, из-за которой мои дети готовы друг другу глотки перегрызть? — горько усмехнулась Светлана Ивановна. — Нет, такая память мне не нужна. Я продам ее. Деньги, которые вы вложили в ремонт, я до копейки отдам Андреju с Мариной. А остальное разделю поровну между вами. Купите себе что-нибудь. Или потратьте. Мне все равно. Я не хочу больше иметь с этим ничего общего. На Новый год в этой квартире никого не будет. Я уже позвонила риелтору.
Ирина смотрела на мать, потом на брата, на Марину. На ее лице была смесь ярости и disbelief. Она поняла, что проиграла. Проиграла не брату, а матери, которая впервые за много лет приняла жесткое решение, разрушившее все ее планы. Она молча встала, схватила свою папку и, не сказав ни слова, вылетела из квартиры.
Светлана Ивановна тяжело вздохнула и заплакала. Тихо, беззвучно, просто роняя слезы на свои сложенные руки. Марина подошла и села рядом, обняв ее за плечи. Андрей стоял у окна, глядя на унылый городской пейзаж. Он не чувствовал ни радости, ни облегчения. Только горечь и пустоту. Они победили, но в этой войне не было победителей. Семья дала трещину, и склеить ее уже не получится.
Новый год они встречали в своей городской квартире. Море осталось в прошлом, как несбывшаяся мечта. Но глядя на мужа, который украшал елку, и на огоньки гирляandy, отражавшиеся в его глазах, Марина вдруг поняла, что главное сокровище — это не квартира у моря. Главное — это человек рядом, который готов стоять за тебя горой, даже против собственной семьи. И эта мысль грела сильнее любого южного солнца. Они потеряли дом, но сохранили друг друга. И, возможно, это была самая важная победа в их жизни.
