— Они заберут квартиру, — голос Ольги был абсолютно ровным, и от этой ледяной констатации становилось только страшнее.
Кирилл смотрел в одну точку на стене, где отклеивался уголок старых обоев. Он ненавидел этот уголок.
Он был символом всего, во что превратилась их жизнь — медленного, неотвратимого обветшания.
— Не заберут. Я что-нибудь придумаю. Я уже говорил с юристом.
— И что он сказал? Что мы можем подать на отсрочку, заплатив ему деньги, которых у нас нет? — она не кричала. Она говорила тихо, и этот убийственный шепот был хуже любого скандала.
— Мы заложили всё, что у нас было. Твоя гениальная бизнес-идея сожрала три года жизни и все наши сбережения.
Он резко повернулся к ней, и в глазах его мелькнула обида.
— Это была НАША идея, Оля. Мы вместе в это верили.
— Да, но банкротство теперь только твое. На мне долгов нет. Пока, — последнее слово она произнесла почти беззвучно.
Воздух в комнате сгустился до состояния бетона. Каждое слово било наотмашь, без промаха.
Из своей комнаты вышла его мать, Нина Петровна. Маленькая, тихая женщина в выцветшем халате, которая всегда старалась быть невидимкой в их доме, особенно когда напряжение росло.
— Кирюша, Оленька, не ссорьтесь… Может, чаю?
Кирилл вздрогнул, словно его поймали на чем-то постыдном.
— Мама, пожалуйста, не вмешивайся, — его голос сорвался. — Это наши проблемы, мы сами разберемся. Иди к себе.
Он не хотел быть грубым, но слова вылетели сами. Острые, как осколки стекла. Он просто не мог вынести ее участия, ее тихой жалости, которая казалась ему еще одним подтверждением его ничтожности.
Нина Петровна ничего не ответила. Она не обиделась, не заплакала. Она просто посмотрела на сына долгим, непонятным взглядом, будто решала в уме сложную задачу, где он был одним из неизвестных.
Потом кивнула своим мыслям и тихо вернулась в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
— Зачем ты так с ней? — устало спросила Ольга.
— А как надо было? — огрызнулся Кирилл. — Посадить ее и рассказать, что мы окажемся на улице через месяц? Ей это зачем?
Ночью он не мог уснуть. Ходил из угла в угол по темной кухне, чувствуя себя загнанным в ловушку. Он снова и снова прокручивал в голове цифры, отчеты, разговоры. Где он ошибся? Где был тот поворот не туда?
Случайно он бросил взгляд на дверь материнской комнаты. Из-под нее пробивалась тонкая полоска света.
Он подошел на цыпочках, прислушался. Никакого телевизора. Никакого радио.
Только тихое, едва различимое шуршание карандаша по бумаге и бормотание, похожее на молитву.
«…коэффициент альфа к бете… логарифмическая спираль… нет, здесь нужен другой алгоритм… дисперсия слишком высока…»
Кирилл замер. Он не понимал ни слова. Его мать, бывшая скромная учительница математики в провинциальной школе, никогда не говорила таких слов.
Он осторожно, без скрипа, приоткрыл дверь.
Нина Петровна сидела за своим столом, сгорбившись над кипой старых ученических тетрадей в клеточку. Но исписаны они были не оценками.
Вся бумага была покрыта рядами сложнейших формул, графиками и какими-то непонятными символами.
Это была не школьная алгебра. Это было что-то совершенно иного уровня. Что-то из мира высшей математики, теории вероятностей и системного анализа.
Она не заметила его. Ее глаза горели молодым, азартным огнем, которого он не видел в них никогда.
В этот момент Кирилл с леденящим душу ужасом понял, что совершенно ничего не знает о женщине, которая его вырастила.
Утром он подкараулил мать на кухне. Она как ни в чем не бывало варила кашу, маленькая и привычно суетливая.
— Мам, что это было ночью?
Нина Петровна медленно повернулась, помешивая кашу ложкой.
— Ты о чем, сынок?
— Формулы. Эти тетради. Что ты писала?
Она посмотрела на него так же, как вчера — спокойно и чуть отстраненно.
— Работу работаю, Кирюша.
Это было так просто и так абсурдно, что Кирилл растерялся.
— Какую работу? Ты на пенсии десять лет!
— Значит, нашла новую, — она поставила перед ним тарелку. — Ешь.
Он не притронулся к еде. Внутри все кипело от смеси страха, раздражения и зарождающейся, безумной надежды.
— Я видел эти расчеты. Это не кроссворды. Что происходит?
Нина Петровна села напротив, аккуратно сложив на коленях руки.
— Мне нужны данные по твоему бизнесу. Все. Отчеты по прибыли и убыткам за каждый месяц. Динамика цен поставщиков. Количество клиентов по дням. Абсолютно все цифры, что у тебя есть.
Кирилл смотрел на нее во все глаза. Ему на секунду показалось, что мать сошла с ума от переживаний.
— Зачем тебе? Чтобы увидеть, какой я неудачник? Мам, не надо, прошу.
— Мне не нужно твое самоуничижение, — отрезала она, и в ее голосе прозвучала незнакомая жесткость. — Мне нужны голые факты. Цифры не лгут. Лгут только люди, которые не умеют их читать.
Днем позвонили из банка. Вежливый, но бездушный голос сообщил, что через две недели будет подан иск об изъятии залогового имущества. То есть их квартиры.
Кирилл бросил трубку и со всей силы ударил кулаком по стене. Боль отрезвила.
Вечером Ольга молча собирала вещи в коробку.
— Что ты делаешь? — спросил он, хотя и так все понимал.
— Я поживу у подруги. Я так больше не могу, Кирилл. Это не жизнь. Это ожидание конца.
Она не плакала. Ее лицо было похоже на маску.
— А как же «в горе и в радости»? — с горькой усмешкой спросил он.
— Радости давно не было. А горе нас съело. Прости.
Когда за Ольгой закрылась дверь, Кирилл почувствовал, как пол уходит из-под ног. Он остался один. Вернее, не совсем.
Из своей комнаты снова вышла мать. В руках она держала одну из своих исписанных тетрадей.
— Она вернется, — тихо сказала Нина Петровна. — Но только если ты перестанешь биться головой о стену и начнешь мне помогать.
Она протянула ему тетрадь.
— Я нашла закономерность. Но мне не хватает данных. Нужны цифры. Сейчас же.
Кирилл посмотрел на безумные ряды символов, потом на свою мать, в глазах которой не было ни капли безумия. Там была только стальная, кристально чистая уверенность.
И он сдался. Потому что все его разумные, «взрослые» методы провалились. Потому что хуже уже не будет.
Он сел за ноутбук, открыл папку с документацией по своему прогоревшему делу и начал диктовать.
— Январь. Закупка на сумму…
Они работали трое суток почти без сна. Кухня превратилась в штаб. Кирилл диктовал цифры, мать заносила их в свои таблицы, что-то чертила, исправляла, бормотала себе под нос.
Его первоначальное отчаяние сменилось странным, почти гипнотическим любопытством. Он, выпускник экономического факультета, видевший десятки бизнес-планов, не понимал логики ее действий.
Она не строила графики прибыли. Она искала то, что называла «точками флуктуации» и «циклическими резонансами».
На четвертый день, на рассвете, она откинулась на спинку стула.
— Я так и думала.
Она развернула к нему один из листов.
— Смотри. Вот здесь, в марте, ты снизил цену на пять процентов. У тебя выросло число клиентов на двадцать процентов, но средний чек упал, и ты ушел в минус. Ты решил, что это ошибка, и вернул цену.
— Ну да, — кивнул Кирилл. — Это основы. Демпинг не сработал.
— Ты идиот, — сказала она беззлобно, как врач ставит диагноз. — Ты не увидел главного.
Скачок спроса был нелинейным. Модель показывает, что если бы ты продержал цену еще две недели, включился бы второй фактор — сарафанное радио.
Твоя прибыль выросла бы в четыре раза. Ты был в двух шагах от золотой жилы и сам ее закопал.
Кирилл вглядывался в ее расчеты. Они были похожи на бред сумасшедшего, но в них была своя пугающая, железная логика.
— Откуда ты… Откуда ты все это знаешь, мама?
Нина Петровна посмотрела в окно, на серый рассвет.
— Я не всегда была школьной учительницей, Кирюша. Давным-давно, когда ты был еще маленький, я работала в месте, которого нет ни на одной карте. Научно-исследовательский институт Прогнозирования.
Она горько усмехнулась.
— Мы не строили планы для Госплана. Мы анализировали хаос. Просчитывали вероятность отказа сложных систем, биржевые паники в других странах, даже маршруты айсбергов.
Мы искали закономерности там, где все видели только случайность. Потом Союз рухнул. Наши знания оказались не просто не нужны. Наш руководитель исчез.
Я поняла, что такие мозги стоит прятать.
Я сожгла все свои работы и уехала в эту дыру. Устроилась в школу. Решила, что так будет безопаснее. Для тебя.
Она перевела на него взгляд. В нем была боль десятилетий.
— Я похоронила себя заживо, сынок. Чтобы ты мог жить. А теперь твою жизнь хотят отнять. Я не позволю.
В этот момент раздался звонок в дверь. Резкий, требовательный.
На пороге стоял судебный пристав с официальным уведомлением. У них оставалось семь дней до выселения.
Это был конец. Точка невозврата.
Кирилл взял бумагу из рук пристава. Он не чувствовал страха. Только холодную, звенящую пустоту.
Он закрыл дверь и повернулся к матери.
— Твоя модель… она может предсказывать? Не прошлое, а будущее?
— Она может рассчитать наиболее вероятный исход при заданных переменных, — осторожно ответила она. — Я нашла новую нишу. Не биржи. Это для дураков. Логистика.
Ценообразование на скоропортящиеся товары. Там столько хаоса, столько переменных… По моим расчетам, есть семидесятипроцентный шанс на успех, если мы выступим как посредники в одной сделке.
— А тридцать процентов?
— Полный провал. Потеряем все до копейки.
Кирилл кивнул. Он подошел к окну и посмотрел на свою старенькую машину во дворе. Единственное, что еще не было заложено.
Он достал телефон. Нашел в контактах номер перекупщика.
— Мне нужны деньги. Прямо сейчас.
Денег, вырученных за машину, хватило на аренду маленького склада на окраине города и на предоплату за первую партию экзотических фруктов из Таиланда, которые, по расчетам матери, должны были резко подскочить в цене из-за надвигающегося на Юго-Восточную Азию тайфуна, о котором еще не трубили в новостях.
Первые два дня были адом. Кирилл обрывал телефоны, договариваясь с мелкими магазинами, а Нина Петровна сидела не за ноутбуком, а с картами погоды и отчетами о движении грузовых судов.
— Они не успеют, — выдохнул Кирилл на третий день, когда стало известно, что основной поставщик задерживается. — Мы прогорим.
— Успеют, — ответила она, не отрываясь от карты. — Судно «Виктория» изменит курс и придет в Новороссийск на двенадцать часов раньше. Капитан хочет сэкономить на топливе.
Шум всегда предшествует сигналу. А паника на рынке — это лучший шум.
И она оказалась права. «Виктория» пришла раньше. Тайфун ударил. Цены взлетели до небес.
За два дня они распродали всю партию, получив прибыль, которая с лихвой покрывала самый срочный долг перед банком. Это были не миллионы. Но это была передышка.
Кирилл смотрел на банковское смс и не мог поверить. Он повернулся к матери. Она не улыбалась. Она просто смотрела на него с тихой, немного грустной гордостью.
— Я же говорила, что не позволю.
Первым делом он поехал в банк. Он погасил просрочку и добился реструктуризации долга. Клерк, который неделю назад смотрел на него как на пустое место, теперь сдержанно кивал.
Через час раздался звонок от Ольги. Ее голос был растерянным.
— Кирилл, мне тут подруга сказала… ты нашел деньги?
— Да. Нашел, — ответил он спокойно.
Она молчала несколько секунд.
— Я могу вернуться?
— Дверь не заперта, — ответил он и положил трубку. Он больше не был мальчиком, который ждет, что его спасут или пожалеют.
Вечером он сидел на кухне. Той же самой, но она казалась другой. На столе лежали новые, чистые листы бумаги.
Нина Петровна вошла и села напротив.
— Что теперь будешь делать?
Кирилл посмотрел на свою мать — не на тихую пенсионерку, а на гения, чьи мозги стоили миллиарды.
— Я думаю, нам стоит открыть небольшую логистическую фирму. С очень точными прогнозами. «Аналитические системы Петровых». Как тебе?
Она впервые за много дней улыбнулась. По-настоящему, тепло и светло.
— Звучит неплохо, сынок. Но учти, главным аналитиком буду я.
Он рассмеялся. Впервые за много лет он чувствовал не тяжесть проблем, а легкость возможностей.
Решение старой женщины спасло не просто семью от бедности. Оно вернуло ему мать, которую он никогда не знал, и подарило ему будущее, о котором он не смел и мечтать.
Эпилог. Год спустя.
Офис «АС-Петров» занимал половину этажа в стеклянном бизнес-центре. Вместо обоев с отклеивающимся уголком — панорамные окна с видом на город.
Кирилл заканчивал совещание с очередным клиентом, владельцем крупной агрофирмы.
Мужчина в дорогом костюме с благоговением смотрел на стеклянную стену переговорной, за которой сидела пожилая женщина в строгом, но элегантном платье.
Она не смотрела в их сторону, полностью поглощенная тремя огромными мониторами, на которых переплетались спутниковые снимки, биржевые сводки и логистические цепочки.
— Она… она точно уверена насчет заморозков в Бразилии? — с надеждой спросил клиент.
— Нина Петровна не бывает просто уверена. Она рассчитывает, — ответил Кирилл. — Если ее модель показывает вероятность заморозков в 92%, я бы советовал вам срочно контрактовать кофе из Вьетнама. Рекомендации будут у вас завтра.
Когда клиент ушел, Кирилл вошел в кабинет матери.
— Он слишком много суетится. Это мешает ему видеть очевидное.
— Зато он хорошо платит за то, чтобы это очевидное увидели мы, — улыбнулся Кирилл, ставя перед ней чашку травяного чая.
Старый халат давно сменился на качественные вещи, но в ней осталась та же внутренняя сосредоточенность. Легенды о «Петровне», которая видит цифры насквозь, уже ходили по всему деловому сообществу.
В кабинет заглянула Ольга. Она вернулась через неделю после того звонка. Их отношения стали другими.
Более честными. Она устроилась в их фирму юристом, и ее холодный прагматизм оказался как нельзя кстати при заключении договоров.
Она больше не видела в Кирилле неудачника, но и не видела всемогущего героя. Она видела партнера.
— Кирилл, звонил инвестор по новому проекту. Просит встречи.
— Запиши на пятницу.
Ольга кивнула и вышла, бросив короткий взгляд на Нину Петровну. Та даже не подняла головы.
— Ты думаешь, она когда-нибудь простит меня? За тот уход? — тихо спросил Кирилл, когда дверь закрылась.
Нина Петровна оторвалась от монитора и впервые за день посмотрела на сына.
— Прощение — это для тех, кто совершил ошибку. А она сделала выбор. Основанный на имеющихся данных. Данные изменились — она сделала новый выбор. В этом нет ничего личного, Кирюша. Это просто математика человеческих отношений.
Он кивнул, принимая ее логику. Он научился это делать.
— Что там с этим новым проектом? — спросила она, снова поворачиваясь к экранам.
— Биотехнологии. Разработка нового фермента. Данных мало, рынок дикий. Сплошной «шум».
Нина Петровна чуть заметно улыбнулась уголком губ. В ее глазах снова загорелся тот самый молодой, азартный огонь.
— Шум — это хорошо. Значит, где-то рядом прячется сигнал. Давай твои цифры. Будем искать.
