Лена стояла у окна, глядя на мокрый декабрьский асфальт, по которому скользили редкие прохожие с ёлками и пакетами подарков. До Нового года оставалось несколько часов, и весь город готовился к празднику. Только она одна чувствовала себя так, словно готовилась не к торжеству, а к экзекуции.
— Лен, ты собралась? — голос Андрея донёсся из спальни.
Она не ответила. Руки сами сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Ещё одна поездка к свекрови. Ещё один вечер, когда она будет сидеть за столом, улыбаться через силу и слушать колкости Тамары Викторовны, старательно упакованные в заботу и советы.
— Лена! — Андрей вышел в коридор, застёгивая рубашку. — Мы опоздаем. Мама ждёт к восьми.
— Я не поеду, — тихо сказала она, не оборачиваясь.
Пауза. Лена почувствовала, как напряглась его спина, как изменилось дыхание.
— Что значит — не поедешь? — в голосе мужа прозвучали металлические нотки.
— Именно то, что я сказала. Я устала. Хочу встретить Новый год дома, спокойно. Или с друзьями.
— С какими друзьями?! — Андрей шагнул к ней, и Лена наконец повернулась. Лицо мужа было красным, скулы напряжены. — Это семейный праздник! Новый год встречают с семьёй!
— С семьёй или с твоей матерью? — вырвалось у неё.
Он дёрнулся, как от пощёчины.
— Лена, не начинай. Пожалуйста. Это же мама.
— Твоя мама, — поправила она. — Для меня она — женщина, которая три года не может смириться с тем, что я не соответствую её представлениям об идеальной невестке.
— Она просто волнуется за нас, хочет помочь…
— Помочь? — Лена усмехнулась. — Андрей, в последний раз, на дне рождения твоего отца, она полчаса рассказывала всем гостям о том, какая я плохая хозяйка. О том, что в нашем холодильнике одни полуфабрикаты, потому что я «слишком занята своей карьерой». А когда я попыталась объяснить, что мы с тобой вместе готовим и оба работаем, она посмотрела на меня так, будто я оскорбила святыню.
— Мама не это имела в виду…
— Да что она имела в виду?! — голос Лены сорвался на крик. — Что я должна сидеть дома, варить борщи и рожать внуков? Что моя работа — это прихоть, а не то, чему я посвятила десять лет жизни?
Андрей провёл рукой по лицу.
— Лена, успокойся. Ты преувеличиваешь. Мама старой закалки, она выросла в другое время…
— И это оправдание? — Лена шагнула к нему. — Я терплю это три года, Андрей. Три года выслушиваю намёки на то, что я недостаточно хороша для тебя. Что я слишком самостоятельная, слишком независимая, слишком «современная». Помнишь прошлую Пасху? Она при всех сказала твоей сестре: «Вот Оля правильную жену Игорю нашла — скромную, домашнюю. Не то что некоторые».
— Она не называла твоё имя…
— И не надо было! — Лена почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Все прекрасно поняли, о ком речь. А ты молчал. Ты всегда молчишь.
Андрей отвёл взгляд. В этом жесте было столько усталости и беспомощности, что Лена на мгновение почти пожалела его. Почти.
— Я не знаю, что делать, — признался он. — Это моя мать. Я не могу просто сказать ей…
— Что твоя жена заслуживает уважения? Что ты на моей стороне?
— Я на твоей стороне! — вспыхнул он. — Но ты же понимаешь, какая она. Если я начну спорить, будет только хуже. Она обидится, начнёт плакать, потом неделями не будет со мной разговаривать…
— Значит, проще пожертвовать мной, — констатировала Лена.
— Я не жертвую тобой! Господи, почему ты всё утрируешь?! Просто сегодня Новый год. Можем мы хотя бы сегодня не устраивать скандалов? Поедем, посидим пару часов, вернёмся домой. Я обещаю, мы рано уйдём.
Лена покачала головой.
— Нет. Прости, но нет. Я больше не могу этого выносить. Каждый раз я думаю: «Ну, может быть, сегодня будет по-другому». И каждый раз одно и то же. Тамара Викторовна находит новый способ дать мне понять, что я не подхожу вашей семье.
— Лена…
— Я не поеду. Я не хочу. — твёрдо повторила она.
Лицо Андрея переменилось. Губы сжались в тонкую линию, взгляд стал жёстким.
— Мне плевать, что ты не хочешь! Мама сказала, чтобы были все! Собирайся!
Тишина, что последовала за этими словами, была оглушающей. Лена смотрела на мужа, и ей казалось, что она видит его впервые. Этот чужой человек с холодными глазами и сжатыми кулаками — неужели это тот самый Андрей, в которого она влюбилась пять лет назад?
— Повтори, — попросила она тихо.
— Лена, не заставляй меня…
— Повтори, что ты сейчас сказал, — настояла она, и в её голосе зазвучала сталь.
Андрей сглотнул. Кажется, до него начало доходить, что он перешёл черту. Но гордость не позволила отступить.
— Я сказал, что мы едем. Это не обсуждается.
— Не обсуждается, — медленно повторила Лена. — Понятно. Значит, моё мнение не имеет значения. Главное — что сказала мама. Мама сказала — мы прыгаем.
— Ты несправедлива…
— Несправедлива? — она рассмеялась, но смех вышел горьким. — Знаешь, что несправедливо? То, что я три года живу в состоянии постоянной войны. То, что каждый визит к твоим родителям — это минное поле, где я должна следить за каждым словом, каждым жестом, потому что любая мелочь может быть использована против меня. То, что ты, мой муж, не защищаешь меня, а просишь терпеть.
— Я защищаю тебя! Просто ты не видишь, сколько раз я уже разговаривал с мамой, просил её…
— Просил, — перебила Лена. — Но никогда не требовал. Никогда не ставил её перед фактом: либо она относится к моей жене с уважением, либо мы перестаём к ней ездить. Потому что для тебя комфорт твоей матери важнее моего.
Андрей отвернулся, прошёл к окну, привалился лбом к холодному стеклу.
— Что ты хочешь от меня? — спросил он устало. — Чтобы я поссорился с родителями? Перестал с ними общаться?
— Я хочу, чтобы ты был на моей стороне, — ответила Лена. — По-настоящему. Не на словах, а на деле. Чтобы когда твоя мать в очередной раз унижает меня, ты вставал и говорил: «Мама, это неприемлемо. Лена — моя жена, и я не позволю так с ней разговаривать». Но ты этого никогда не делал. И не сделаешь.
Он обернулся, и на его лице была такая беспомощность, что Лена вдруг поняла: он действительно не может. Не потому что не любит её, а потому что он просто не способен пойти против матери. Всю жизнь Тамара Викторовна лепила из него послушного сына, и теперь это уже не изменить.
— Тогда я ухожу, — сказала Лена.
— Что? — Андрей не понял. — Куда?
— Не знаю. К подруге. В отель. Неважно. Но я не могу больше так жить, Андрей. Я устала притворяться, что всё нормально. Что меня устраивает роль женщины, которую всегда ставят на второе место после мамы мужа.
— Ты сейчас серьёзно? — он шагнул к ней. — Лена, мы же можем решить это по-другому…
— Как? — она посмотрела ему в глаза. — Скажи, как? Ты готов поговорить с матерью? Объяснить? Сказать ей, что если она не изменит своё отношение ко мне, мы будем видеться реже?
Молчание было ответом.
— Вот и я о том, — Лена развернулась и пошла в спальню.
— Лена, постой! — Андрей кинулся за ней. — Не надо ничего решать сгоряча. Давай спокойно поговорим. После праздников. Я обещаю, мы всё обсудим, найдём решение…
— После праздников? — она достала из шкафа сумку, начала бросать туда только необходимое. — Сколько раз ты уже говорил это, Андрей? «После праздников», «потом», «не сейчас». У тебя всегда находится причина отложить разговор.
— Потому что ты поднимаешь это в самый неподходящий момент!
— Неподходящий момент? — Лена остановилась, сумка в руках. — А когда подходящий? Когда твоя мать в очередной раз при всех скажет, что я плохая жена? Или когда она будет давить на нас, требуя внуков, хотя прекрасно знает, что мы хотим подождать?
— Она имеет право хотеть внуков…
— Имеет. Но не имеет права манипулировать нами, устраивать истерики и обвинять меня в эгоизме, — Лена застегнула сумку. — Я не готова рожать детей в такой атмосфере, Андрей. Не готова растить их, зная, что твоя мать будет вмешиваться в каждое решение, критиковать каждый мой шаг как матери.
— Ты думаешь о детях? — голос Андрея сорвался. — Тогда почему ты разрушаешь семью?
Лена медленно повернулась к нему.
— Я не разрушаю семью. Её уже нет. Есть ты, я и твоя мать между нами. Семья — это когда двое на одной стороне. А у нас получается, что я одна, а вы с Тамарой Викторовной — против меня.
— Это несправедливо…
— Справедливо, — она взяла куртку. — И ты это знаешь. В глубине души ты прекрасно понимаешь, что я права. Просто признать это — значит выбирать. А ты не хочешь выбирать.
Андрей стоял посреди коридора, растерянный и жалкий. И Лена вдруг почувствовала не злость, а опустошение. Усталость от борьбы, от попыток доказать, что она достойна любви и уважения.
— Я хочу развестись, — сказала она, и слова прозвучали удивительно спокойно. — Прости, Андрей. Но я не могу больше. Я не могу жить, постоянно доказывая, что имею право на своё мнение, на свою карьеру, на свою жизнь.
— Лена, не надо… — он шагнул к ней, протянул руку, но она отступила.
— Мне нужно время подумать. Я поживу у Кати несколько дней. Потом поговорим.
— Лена, пожалуйста… — в его голосе прорезалась паника. — Не уходи. Не сегодня. Это же Новый год…
— Именно поэтому я и ухожу, — она надела куртку. — Потому что новый год — это время для перемен. И я хочу начать его с чистого листа.
Она вышла из квартиры, не оборачиваясь. Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка. Лена спустилась по лестнице — лифт она не стала ждать, боялась, что Андрей выбежит следом, и начнутся новые уговоры.
На улице было морозно и пахло снегом. Лена поймала такси и назвала адрес подруги, но на полпути вдруг передумала.
— Знаете что, — сказала она водителю. — Отвезите меня в центр. На Дворцовую площадь.
Водитель, пожилой мужчина с добрым лицом, покосился на неё в зеркало.
— На Дворцовую? Там же народу — море. Концерт, гулянья…
— Именно туда, — улыбнулась Лена.
Она не хотела сидеть у Кати, слушать сочувствственные слова, пить чай и рассказывать в сотый раз, какая ужасная её свекровь. Не хотела анализировать, жалеть себя, плакать. Хотела праздника. Хотела почувствовать, что жизнь не закончилась, что впереди ещё столько всего.
Площадь действительно была забита людьми. Сцена, украшенная гирляндами, огромная ёлка, музыка, смех. Лена растворилась в толпе, и это было удивительно приятное ощущение — быть одной среди тысяч людей, никому не известной, свободной.
Рядом компания молодых людей запускала китайские фонарики. Одна из девушек, заметив, что Лена одна, улыбнулась:
— Присоединяйтесь! Загадайте желание!
Лена взяла фонарик, зажгла, смотрела, как он медленно поднимается в небо. «Я хочу быть счастливой, — подумала она. — Просто счастливой. Без войн, без борьбы за право быть собой».
До боя курантов оставалось десять минут. Толпа начала скандировать обратный отсчёт. Незнакомый парень с весёлыми глазами протянул Лене бокал шампанского:
— С наступающим!
— С наступающим, — ответила она и улыбнулась.
Куранты пробили двенадцать. Небо взорвалось фейерверками. Люди целовались, обнимались, поздравляли друг друга. Лена стояла, запрокинув голову, и смотрела на разноцветные огни.
И вдруг почувствовала — впервые за три года — лёгкость. Ту самую, которую потеряла, когда начала приспосабливаться, подстраиваться, пытаться соответствовать чужим ожиданиям. Она была свободна. Да, впереди развод, дележ имущества, объяснения с родственниками и друзьями. Но сейчас, в эту новогоднюю ночь, всё это казалось таким далёким и незначительным.
— Одна встречаете? — рядом появился мужчина лет тридцати пяти, с приятной улыбкой.
— Одна, — кивнула Лена.
— Красивые женщины не должны быть одни в Новый год, — он протянул руку. — Денис.
— Лена, — она пожала протянутую руку. — А я считаю, что красивые женщины имеют право быть одни, если им так хочется.
Он рассмеялся:
— Справедливо. Тогда позвольте просто пожелать вам счастливого Нового года.
— Спасибо. Взаимно.
Он ушёл в толпу, но через минуту к ней подошёл с поздравлениями кто-то ещё. Потом ещё. Лена вдруг поняла, что на неё обращают внимание. Мужчины улыбались, заговаривали, предлагали выпить, станцевать. И это было приятно. Не потому что ей нужно было чьё-то одобрение, а потому что она вдруг почувствовала себя женщиной. Не невесткой, не женой, которая должна соответствовать ожиданиям, а просто женщиной. Молодой, красивой, интересной.
Она танцевала под музыку, пила шампанское, смеялась шуткам незнакомцев. Мысли об Андрее, о Тамаре Викторовне, о разводе куда-то отступили. Было только сейчас — эта ночь, эти огни, эти люди, эта свобода.
Около двух ночи к ней снова подошёл Денис.
— Всё ещё держитесь? — улыбнулся он.
— Как видите, — Лена улыбнулась в ответ.
— Я тут с друзьями, — он кивнул на группу людей у ёлки. — Мы собираемся в караоке-бар. Хотите присоединиться? Без всяких намёков и подтекстов, чисто по-дружески.
Лена посмотрела на него внимательно. Искренний взгляд, открытая улыбка. Никакого давления, никаких ожиданий.
— Знаете, почему бы и нет, — решилась она.
Компания оказалась весёлой и дружной. Они пели, смеялись, травили байки. Никто не лез с расспросами, почему Лена одна в новогоднюю ночь. Её приняли просто как человека, который оказался здесь, сейчас, с ними.
Около четырёх утра Денис проводил её до такси.
— Спасибо, — сказала Лена. — За вечер. За то, что не дали мне думать о грустном.
— Да не за что, — он пожал плечами. — Это ведь Новый год. Время, когда всё начинается заново.
Дома, вернее, уже не дома, а маленьком номере отеля, который она сняла на следующее утро, Лена легла на кровать и уставилась в потолок. Телефон разрывался от сообщений Андрея, но она не читала их. Не сейчас. Потом. Когда будет готова.
А сейчас она чувствовала только одно — облегчение. И странную, почти забытую радость. Ту самую беззаботность, с которой она жила до встречи с Андреем. Когда жизнь казалась полной возможностей, когда каждый день был приключением, когда она не боялась быть собой.
«Я буду счастлива, — подумала она перед сном. — Обязательно буду. В новом году, в новой жизни. Я найду того, кто примет меня такой, какая я есть. Кто не попытается меня переделать, подстроить под чьи-то ожидания. Кто будет на моей стороне — всегда, без исключений и оправданий».
За окном догорали последние салюты. Город засыпал. А Лена лежала с открытыми глазами, улыбалась в темноту и планировала свою новую жизнь. Жизнь, где она — главная. Где её мнение важно. Где её любят и уважают не за то, что она подстроилась, а за то, что она осмелилась остаться собой.
Новый год только начинался. И Лена верила — он обязательно станет счастливым.
