Когда в разгар знаменательного сезона 1986 — 87 годов несравненная Елена Николаевна Гоголева после длительного периода простоя вновь украсила своим присутствием легендарную сцену Малого театра, это было подобно какому-то волшебству.
Актриса, которой до 90-летия оставалось всего ничего, сумевшая с честью и достоинством преодолеть последствия страшнейшей травмы, была достойна безмерного восхищения и несомненного уважения.
И немудрено, что публика аплодировала не только ее беспримерной одаренности, совершенно неземной, величественной красоте, но и беспримерному человеческому мужеству.
Вот как знаменитость высказалась тогда: «Вопреки обстоятельствам, прогнозам медиков я на сцене.
Опять в атмосфере родного театра. Если бы я не верила в себя, в своих товарищей, мое возвращение не состоялось бы. Я по-прежнему актриса Малого театра. Это моя судьба».
С её младых ногтей храм искусств для Леночки являлся не заветной грезой, а самой что ни на есть действительностью. На пару с матушкой, артисткой из провинции, чуть ли не с шести лет она выбегала на театральные подмостки.
А появившись на сцене впервые, кроха во весь голос обратилась к суфлеру: «Вы мне, пожалуйста, не подсказывайте, я сама все знаю».
Родившаяся в семье доблестного офицера славной царской армии, ветерана Русско-японской войны Николая Гоголева, в возрасте восьми лет Елена была принята в легендарный Институт благородных девиц, при том, что как ребенка раненого воина ее зачислили на казенный кошт.
Учеба не давала возможности расслабиться: точные науки, изучение иностранных языков, музицирование и танцевальные движения, а также кулинарные премудрости, кройка и, естественно, шитье.
В последнем, кстати, она не особо преуспела — затрудняясь даже сносно пришить пуговицу, несмотря на то, что умела одеться стильно и модно.
В годы Первой Мировой молодая особа порадовала родителей поступлением на драматические курсы к известному актеру той поры А. Южину.
Ещё в пору обучения там она удостоилась приглашения в Художественный театр, однако целью её устремлений был только Малый, и в августе 1918 года новоявленная артистка заключает свой первый контракт именно с данным храмом искусств.
Первый же сезон позволил ей достойно показать себя в трех ролях в «Венецианском купце», «Старике» и «Электре».
Будучи начинающей, можно сказать, зелёной актрисой Гоголева воплотила в «Холопах» образ Дуни Веточкиной, в то время как в главной роли сверкала великая и почтенная Мария Николаевна Ермолова.
И только представьте себе, через семь десятилетий круг замкнулся: данная роль удалась Гоголевой просто на славу. Вполне вероятно, ей услужил ее несравненный оберег — брошь овальной формы с миниатюрным изображением Ермоловой.
С этой чудной вещицей она не расставалась до последних своих дней. Меж тем 1920 год ознаменовался чудесной датой 50-летия сценической деятельности Ермоловой.
Отмечали юбилейное событие спектаклем «Горе от ума», и наша героиня, исполнявшая роль Софьи и носившая под сердцем дитё, перед выходом на сцену тщательно маскировалась, дабы её беременность никому не была видна.
Пропустить торжество её бы даже под страхом казни не заставили. Малый и его «великие старухи», одной из которых позднее стала и сама Елена Николаевна, были для неё сакральны.
А спустя неделю белый свет огласил криком своего рождения её родной Игорек.
В суровое лихолетье войны между красными и белыми Гоголева подрабатывала в антрепризах, по большей части в открытых летних театрах, располагавшихся среди парковых деревьев.
Гонорар в денежной форме она получала редко, сплошь и рядом её труды вознаграждали продуктами питания либо несколькими поленьями дров, которые она была вынуждена тащить на собственном горбу, ибо на чем-либо везти не представлялось никакой возможности—общественный транспорт не работал.
В первые годы советской власти она много разъезжала с гастролировавшим театром по городам и весям молодого государства.
И везде ее принимали тепло, если не сказать, восторженно, например, в Хабаровске донельзя восхищённые её игрой поклонники несли своего кумира до гостиницы на руках.
В то же время весьма напряженный график занятости Гоголевой собственно в спектаклях родного театра и в период гастрольных турне требовал от неё отменной физической формы.
В этом актрисе оказывали неоценимую услугу занятия спортом и танцами. Она прекрасно плавала, обожала велоезду, любила провести время на теннисном корте, прилично фехтовала и неплохо ездила верхом.
Подчас данные её навыки задействовались в постановках непосредственно. В 20 — 30-е годы артистка по большей части играла в отечественной классике, в произведениях ключевого драматурга Малого театра А. Островского.
В ее репертуаре появились Негина в «Талантах и поклонниках», Юлия Тугина в «Последней жертве», Лариса в «Бесприданнице» и ещё целый ряд замечательных работ.
Увы и ах, на излёте 1930-х напряженность работы и неприятности дома дали толчок к возникновению у Гоголевой пресквернейшего недуга. В 1938 году у неё диагностировали так называемое «переутомление связок».
У женщины, казалось, ни с того ни с сего исчез голос, и спустя некоторое время медики обнаружили у неё туберкулез, к тому же в быстротечной форме заболевания.
Лучшие медицинские силы столицы были призваны излечить артистку. Течение болезни было поставлено на паузу, однако, затем на протяжении без малого года ей пришлось тягостно молчать в туберкулезных здравницах.
И все эти муторные месяцы Елена спала и видела себя на сцене родного театра, но, вернувшись туда, она обнаружила, что целый ряд ее ролей был занят иными представительницами артистического цеха труппы.
Гоголева вспоминала: «В театре меня уже считали несуществующей. Ходили слухи, что Гоголева умрет не сегодня-завтра, а если и выживет, то у нее повреждены голосовые связки, значит, ей как актрисе конец».
Но она несмотря ни на что появилась на сцене, в образе Монаховой в мощных «Варварах» Максима Горького.
Спектакль дебютировал в храме искусств в год начала Великой Отечественной. Впереди Гоголеву ждала лихая година, пора неутихающей тревоги за сына и жуткого ощущения всепоглащающей неизвестности.
Пилота армейской авиации, Игоря за год до начала войны отправили нести службу на нашу западную границу. В июле 1941 он послал матушке телеграфическое сообщение, мол, жив, здоров, не волнуйся.
И как отрезало. Ни слуху о нем, ни духу.
Во время фронтовых концертов нигде не находившая покоя артистка разыскивала родного человечка, забывая обо всем на свете, расспрашивала военных, взывала к сыну посредством радиоэфира, продекламировав в нём строки Горького о юноше с пламенеющим сердцем из «Старухи Изергиль».
В какой-то момент ей стало известно лишь то, что Игоря схватили фашисты, и кто-то с ним встречался в каком-то концлагере, из которого он не раз пускался в бега.
Однако, то, что сын жив, окрылило её в первую очередь. Вопреки пришедшей в 1942 году ужасной похоронке она не переставала надеяться на это.
Хвала небесам, летом 1945 до нее доходит послание наследника: «Дорогая мамуля! 9 июля 42-го года меня сбили фашисты, потом попал к нашим, прохожу так называемую фильтрационную комиссию.
Что будет дальше — не знаю. Как мне хочется тебе рассказать о всем пережитом в фашистском аду. Я сильно обожжен, покалечен, но ни в чем не виноват, моя совесть чиста».
Однако, сами знаете, верить на слово в ту пору было не принято, и сама влиятельная Гоголева, всенародно любимая народная артистка страны Советов и трижды лауреат почетных Сталинских премий, не хлопотала за отпрыска, полагая, что подобно многим советским людям он платит по общим счетам.
Когда же Игорь наконец вернулся в Первопрестольную, позволения на службу в любимой военной авиации офицер так и не получил, и он поневоле занимался режиссерской работой в Доме звукозаписи, а в 1969 году, к великому прискорбию, нить жизни ещё не старого человека прервалась.
Между тем в своём завещании Гоголева просила похоронить себя бок о бок с наследником в некрополе Ваганьково, несмотря на то, что по идее столь уважаемый человек был достоин найти свой последний приют на более статусном Новодевичьем кладбище.
А тем временем в начале 1980-х героиней Елены Николаевны стала перешагнувшая столетний рубеж Селина Муре из постановки по пьесе Сармана «Мамуре».
И Гоголева поистине заслужила самые бурные и продолжительные аплодисменты.
А как хвалила моя покойная матушка игру Гоголевой в данном спектакле, просто разливалась в комплиментах, а вот ваш покорный слуга, к сожалению, на него не пошел, видите ли футбольная телетрансляция ему помешала.
И вот теперь остаётся горько жалеть, что не удалось живьём посмотреть на игру такой несравненной жемчужины. В записи это совсем не то.
К сожалению, в 1985 году, ненароком поскользнувшись, то ли в театре, то ли у себя дома Гоголева получила перелом шейки бедра. И в дальнейшем началась длительная пора восстановления, когда надо было двигаться, несмотря на жуткую боль.
Спустя год, одержав победу над недугом, актриса вновь триумфально предстала перед зрителем со сцены.
Около четырех часов Елена Николаевна практически не сходила с неё, не поднимаясь с кресла, вставая лишь при поклонах.
Она идеально справлялась с массивом труднейшего текста и проходила большой полный испытаний жизненный путь, на котором присутствовали измена и всепрощение, счастье и надсада.
Да и сама Гоголева жила и дышала, покамест выходила на сцену.
За несколько месяцев до перехода в мир теней актриса поведала одному из изданий: «Я иногда думаю: через два дня спектакль — не пора ли уходить, бросать?
Уже тяжело. А потом думаю: как же я брошу? Как? Что я буду делать? А театр? Я не могу себе этого представить, не могу».
22 октября 1993 года она порадовала публику в последний раз. А спустя без малого месяц её сердце остановилось. Сказать жемчужине «прости-прощай» явилось море народа.
И некто, присутствовавший у гроба знаменитости, заметил что «смерть Гоголевой — это гордый уход жрицы, окончившей свое святое служение».
Как я уже сказал или написал, не суть важно, свой последний приют достопочтеннейшая Елена Николаевна нашла на Ваганьковском кладбище.
Могилу неугасимой звезды сцены увенчивает беломраморная мемориальная композиция.
Стела над гробом исполнена в духе сценической атрибутики, помимо прочего театральный занавес на лицевой стороне камня свидетельствует об этом.
Вполне возможно, что такого типа драпировка — это кроме дани памяти великой актрисе и некая аллегория прощания и неизбывной печали.
При этом имя, звание и годы жизни артистки мастерски высечены в центре сей части монумента. Великолепен и мраморный погрудный бюст Гоголевой в роли Софьи Фамусовой— та работа, с которой она дебютировала на сцене Малого.
Изваяние возвышается на высоком многоугольном мраморном пьедестале. Хороша и сварная оградка, окаймляющая участок и специально предусмотренное место для высадки цветов.
Надо заметить, что участок нисколько не запущен, да и то сказать, хоть со дня ухода актрисы прошли почти три десятка лет, память о ней доныне хранят миллионы её поклонников. Ну пускай не миллионы. Но и несколько сотен тысяч—это тоже немало.
