Моя квартира — не семейное общежитие! — сказала я родне, глядя на чемоданы в коридоре

Валерия стояла у окна своей новой квартиры и смотрела на вечерний город. Свет фонарей отражался в стеклах высоток, машины внизу ползли медленно, словно игрушечные. Она всё ещё не могла поверить, что это место теперь её. Целиком и полностью её. Никаких соседей за тонкой стеной, никаких чужих голосов по утрам, никакой очереди в ванную.

Десять лет. Десять лет упорного труда, экономии на всём, бесконечных смен и ночных дежурств. Валерия помнила каждую копейку, откладываемую на эту квартиру. Помнила, как отказывала себе в новой одежде, как ходила пешком вместо такси, как готовила дома вместо того, чтобы заказывать еду. Всё ради этого момента.

Трёхкомнатная квартира в хорошем районе. Семьдесят два квадратных метра личного пространства. Высокие потолки, большие окна, светлые стены. Валерия обставила всё по своему вкусу — минималистично, со вкусом, без лишнего хлама. Мягкий диван у окна, книжный шкаф вдоль всей стены, рабочий стол у другого окна. В спальне — большая кровать и встроенный шкаф. Третья комната пока пустовала, но Валерия планировала сделать там мастерскую для своих увлечений.

Первые месяцы в новой квартире стали для неё настоящим открытием. Валерия впервые в жизни могла просто сидеть в тишине. Читать книгу, не отвлекаясь на чужие разговоры. Слушать музыку на той громкости, которая ей нравится. Готовить ужин в два часа ночи, если захочется, и никто не спросит, почему она не спит.

Это была свобода. Настоящая, выстраданная свобода.

Валерия выросла в многодетной семье, где понятия личного пространства просто не существовало. Шестеро детей в трёхкомнатной хрущёвке — это постоянный шум, гам, крики, ссоры. Младшие братья и сёстры вечно путались под ногами, требовали внимания, лезли в её вещи. А родители, Наталья Ивановна и Сергей Петрович, считали абсолютно нормальным перекладывать на старшую дочь все обязанности по дому.

С шести лет Валерия мыла полы, готовила обеды, меняла младшим подгузники. В десять она уже полностью вела домашнее хозяйство, пока мать работала. В четырнадцать готовила ужин на восемь человек и проверяла уроки у младших. Её детства как будто и не было. Вместо игр с подругами — бесконечная стирка, уборка, готовка.

Когда Валерии исполнилось восемнадцать, она поняла, что больше не выдержит. Не выдержит этого груза, этой ответственности за чужие жизни, этого ощущения, что она не человек, а бесплатная прислуга. Наталья Ивановна к тому времени снова была беременна, и перспектива ещё одного младенца окончательно добила Валерию.

Она собрала вещи в один пакет и ушла. Просто ушла, не оставив записки, не попрощавшись. Нашла работу официанткой в небольшом кафе, сняла комнату в коммуналке за углом. Комната была крошечной, метров десять, с окном во двор. Зато её. Только её.

Родители звонили первую неделю, требовали вернуться, кричали, что она бросила семью. Валерия отключала телефон и шла на работу. Потом звонки прекратились. Видимо, Наталья Ивановна нашла новую бесплатную няньку среди оставшихся детей.

Валерия поступила в институт на заочное отделение. Днём работала, вечером училась, ночью делала курсовые. Спала по четыре часа в сутки, питалась в основном дешёвыми макаронами и кашами, но была счастлива. Потому что никто не дёргал её каждые пять минут, не требовал накормить, помыть, убрать.

Через два года она сменила работу на более престижную, переехала в однокомнатную квартиру на окраине. Ещё через три года получила диплом и устроилась в крупную компанию на хорошую должность. Валерия методично откладывала деньги, вычисляла каждую трату, планировала бюджет на месяцы вперёд.

К двадцати пяти годам на её счету была сумма, достаточная для первого взноса по ипотеке. Но Валерия не хотела влезать в долги. Она продолжала копить ещё пять лет, отказываясь от отпусков, развлечений, походов в кафе с коллегами. И наконец накопила.

Покупка квартиры стала самым счастливым днём в её жизни. Валерия расписывалась в документах и не верила, что это происходит наяву. Её квартира. Её собственность. Никто не имеет права указывать ей, что делать на этих семидесяти двух квадратных метрах.

Первые три месяца в новой квартире пролетели как один день. Валерия обставляла комнаты, подбирала шторы, развешивала картины. Ходила по магазинам, выбирала посуду, постельное бельё, мелочи для декора. Каждая покупка приносила радость, потому что это были её вещи, в её доме.

Она завела привычку по вечерам сидеть на диване с книгой и чашкой чая. Просто сидеть в тишине, читать, никуда не спешить. Иногда включала тихую музыку и смотрела в окно, наблюдая за городской суетой внизу. В выходные спала до обеда, готовила сложные блюда, которые раньше не успевала попробовать, звала подруг в гости.

Жизнь наладилась. Размеренная, спокойная, предсказуемая. Именно такая, какой Валерия хотела её видеть.

А потом позвонила мать.

Девушка напряглись, не общалась с родными много лет, связь оборвалась, знала о семье только из соцсетей — младшие братья и сёстры иногда выкладывали фотографии. Валерия листала их ленты, но сама не писала, не комментировала. Это была часть её прошлой жизни, которую она оставила позади.

И вот телефон завибрировал, на экране высветилось «Мама».

Валерия долго смотрела на экран, прежде чем ответить.

— Алло.

— Лера, это мама, — голос Натальи Ивановны звучал натянуто. — Как дела?

— Нормально.

— Мы тут подумали… Может, встретимся? Поговорим?

Валерия сжала телефон сильнее.

— О чём говорить?

— Ну как о чём? Ты же моя дочь. Десять лет не виделись.

— Я занята.

— Лера, не выдумывай. Я знаю, ты купила квартиру. Знакомые видели тебя с риелтором.

Валерия закрыла глаза. Конечно, в этом городе все друг друга знают. Конечно, кто-то растрепал.

— И что с того?

— Хотела поздравить тебя. Приехать, посмотреть. Мы с отцом рады за тебя.

— Не надо.

— Лера!

— Мам, я правда занята. Давай как-нибудь потом.

Валерия бросила трубку и выключила звук. Сердце колотилось, руки дрожали. Она налила себе воды, выпила залпом, опустилась на диван. Глупо было надеяться, что мать не узнает о квартире. Глупо думать, что получится жить спокойно и дальше.

Наталья Ивановна звонила ещё несколько раз в течение недели. Валерия не отвечала. Потом пришло сообщение: «Мы всё равно придём в гости. Хватит прятаться».

Валерия удалила его и попыталась забыть.

Но мать не отставала. Звонки продолжались, сообщения сыпались одно за другим. Наталья Ивановна жаловалась на тесноту в родительской квартире, намекала, что старшим детям давно пора съезжать. Писала, что Дмитрию уже двадцать четыре, а Анне двадцать два, и они до сих пор живут дома. Что ей с отцом тяжело содержать такую ораву.

Валерия отвечала короткими фразами. «Пусть съезжают». «Пусть ищут работу». «Снимите им комнату».

Наталья Ивановна на это говорила, что денег нет, что Дмитрий учится в техникуме, а Анна работает продавцом за копейки. Что они не могут себе позволить съёмное жильё.

Валерия пожимала плечами и продолжала жить своей жизнью. Это не её проблемы. Она выбралась сама, пусть и они выбираются. Никто не обещал, что будет легко.

Несколько недель мать не звонила. Валерия решила, что та наконец поняла — помощи не будет. Расслабилась, вернулась к привычному ритму. Работа, дом, книги, тишина. Всё, как она любила.

И вот в один из вечеров, возвращаясь с работы, Валерия поднялась на свой этаж и увидела их.

Наталья Ивановна и Сергей Петрович стояли у двери её квартиры. Рядом громоздились три огромных чемодана и несколько сумок. Мать выглядела решительной, отец — смущённым.

Валерия замерла на лестничной площадке, вцепившись в перила.

— Что вы здесь делаете?

Наталья Ивановна развернулась к ней.

— А, Лера, наконец-то. Мы тебя ждём уже час. Открывай дверь, мы замёрзли.

— Зачем вы пришли?

— Как зачем? Привезли вещи Димы и Ани. Они теперь будут у тебя жить.

Валерия почувствовала, как лицо начинает гореть. Кровь прилила к щекам, пульс застучал в висках.

— Что?

— Ну что ты встала, открывай. Поговорим внутри.

— Мама, о чём ты вообще говоришь?

Наталья Ивановна вздохнула, как будто объясняла что-то совсем маленькому ребёнку.

— У тебя трёхкомнатная квартира, Лера. Одна живёшь. А у нас в хрущёвке шестеро детей. Дима и Аня старшие, им пора отдельно. Вот мы и решили, что они переедут к тебе.

Валерия открыла рот, но слова застряли где-то в горле. Она смотрела на мать, на чемоданы, на отца, который упорно разглядывал свои ботинки, и не могла поверить в происходящее.

— Вы… вы решили? Без меня?

— Ну а что тут решать? Ты же сестра им. Семья должна помогать друг другу.

— Я никому ничего не должна!

Голос Валерии прозвучал громче, чем она рассчитывала. Соседская дверь напротив приоткрылась, из щели выглянуло любопытное лицо пожилой женщины.

— Не кричи на мать, — Сергей Петрович наконец поднял глаза. — Мы пришли по-хорошему.

— По-хорошему? Вы притащили чужие вещи к моей двери и заявляете, что кто-то будет здесь жить? Без моего согласия?

— Согласие… — Наталья Ивановна скривилась. — Ты что, совсем забыла, что такое семья? Мы тебя вырастили, выкормили, в люди вывели. А ты теперь нос задираешь.

Валерия достала ключи и открыла дверь. Не потому, что согласилась. А потому, что на лестнице уже собралось трое соседей, с интересом наблюдавших за скандалом.

— Заходите. Поговорим.

Наталья Ивановна и Сергей Петрович затащили чемоданы в прихожую. Валерия закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Родители прошли в гостиную, расположились на диване, огляделись по сторонам.

— Хорошо тут у тебя, — мать кивнула с одобрением. — Просторно. Места всем хватит.

— Никому здесь не будет места, — Валерия вошла в гостиную, скрестила руки на груди. — Забирайте свои чемоданы и уходите.

— Лера, не капризничай.

— Я не капризничаю. Это моя квартира, и я не давала согласия на то, чтобы кто-то здесь жил.

Наталья Ивановна поднялась с дивана, выпрямилась во весь рост. Она была высокой женщиной, крепкого телосложения, и в детстве Валерия её побаивалась. Но сейчас страха не было. Только холодная ярость.

— Твоя квартира? — мать усмехнулась. — Ты забыла, кто тебя вырастил? Кто кормил тебя восемнадцать лет?

— Я помню. Помню, как кормила я младших с шести лет. Помню, как стирала, убирала, готовила. Помню, как вместо школьных кружков сидела с детьми.

— Это твой долг был! Старшая дочь должна помогать родителям.

— Ничего я не должна! Я отработала свой долг сполна. Десять лет из дома не выходила, кроме как в школу. Не гуляла, не отдыхала, не жила. А теперь я хочу пожить для себя.

Сергей Петрович встал с дивана, подошёл ближе.

— Лерочка, ну успокойся. Мы же не навсегда просим. Дима сейчас техникум заканчивает, устроится на работу, накопит денег. Аня тоже подкопит. Годик поживут у тебя, может, два. А там съедут.

— Нет.

— Почему ты такая жестокая? — Наталья Ивановна шагнула вперёд. — Это же твои брат и сестра! Родная кровь!

— Которые жили спокойно, пока я вкалывала. Пусть теперь сами разбираются.

— Разбираются… У Димы техникум, у Ани зарплата пятнадцать тысяч. Как они накопят на съёмное жильё?

— Пусть ищут работу получше. Пусть учатся, развиваются. Я не собираюсь решать их проблемы.

Наталья Ивановна побагровела. Глаза её сузились, губы сжались в тонкую линию.

— Ах вот как… Значит, решила, что ты теперь не из нашей семьи? Что мы тебе чужие?

— Именно так.

— Тогда слушай меня внимательно, — мать шагнула ещё ближе, ткнула пальцем Валерии в грудь. — Всё, что у тебя есть — это семейное. Мы тебя растили, учили, одевали. Значит, и квартира твоя — тоже семейная. И ты обязана делиться.

Валерия отшатнулась, хлопая глазами. Несколько секунд она не могла вымолвить ни слова, пытаясь осмыслить услышанное.

— Что?! Какая ещё семейная собственность?!

— Обычная логика. Раз семья вложилась в тебя, значит, ты должна вернуть долг.

— Вы больны? Я с восемнадцати лет не взяла у вас ни копейки! Я сама себя содержала, сама училась, сама работала!

— Но до восемнадцати мы тебя кормили.

— И я отработала это! Двенадцать лет бесплатной няньки, уборщицы, кухарки! Я отдала вам своё детство!

Наталья Ивановна махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Детство… Все так живут. Старшие помогают младшим. Это нормально.

— Нет, — Валерия выпрямилась, сжала кулаки. — Это не нормально. Нормально — это когда родители растят детей сами, а не перекладывают обязанности на старших. Нормально — это когда у ребёнка есть детство, а не бесконечная работа по дому.

— Какая ты умная стала… — мать скривилась. — Книжки почитала, решила, что всё знаешь. А на самом деле обычная эгоистка.

— Эгоистка? Я эгоистка?!

Валерия почувствовала, как внутри что-то рвётся. Все эти годы молчания, сдержанности, попыток забыть прошлое — всё это сейчас рухнуло.

— Я с шести лет мыла полы! Готовила обеды на восемь человек! Стирала чужое бельё! Меняла подгузники! В десять лет я уже вела домашнее хозяйство лучше взрослой женщины! А вы что делали? Рожали новых детей и перекладывали их на меня!

— Не смей так разговаривать с матерью!

— Буду разговаривать как захочу! Это моя квартира, и здесь я устанавливаю правила!

Сергей Петрович попытался встать между ними.

— Девочки, успокойтесь. Давайте обсудим всё спокойно.

— Обсуждать нечего, — Валерия отстранила отца. — Моя квартира — не семейное общежитие! И никто здесь жить не будет, кроме меня!

Наталья Ивановна вскинула руки вверх.

— Слышишь, Серёжа? Слышишь, что твоя дочь говорит? Отказывается помочь родной семье!

— Не надо меня записывать в предатели. Я помогла семье больше, чем следовало. Я отдала вам двенадцать лет своей жизни. Теперь я хочу пожить для себя.

— Для себя… — мать презрительно фыркнула. — Думаешь, одна-одинёшенька тут будешь царствовать? Квартира большая, тебе что, жалко поделиться?

— Жалко. Потому что я её заработала сама. Каждый квадратный метр оплачен моим трудом, моими бессонными ночами, моими сбережениями. Я отказывала себе во всём десять лет, чтобы накопить на эту квартиру. И я не собираюсь отдавать её тем, кто даже не попытался ничего сделать сам.

— Да как ты смеешь?! — Наталья Ивановна шагнула вперёд, но Валерия не отступила.

— Смею. Потому что это правда. Дмитрию двадцать четыре, он мог бы давно найти нормальную работу и снимать комнату. Анне двадцать два, она могла бы учиться, развиваться, искать лучшие варианты. Но они сидят у вас на шее, потому что вы сами это позволяете.

— Они дети!

— Взрослые люди! И пора им научиться жить самостоятельно, как научилась я.

— Ты бессердечная, — мать покачала головой. — Совсем бессердечная. Я не думала, что родила такую змею.

Валерия усмехнулась, хотя внутри всё сжалось от боли.

— Змею… Интересно. А когда я в шесть лет стирала бельё, я была кем? Золушкой? Или просто бесплатной рабочей силой?

— Хватит! — Наталья Ивановна топнула ногой. — Хватит вспоминать прошлое! Мы пришли решать сегодняшние проблемы!

— И решили. Ответ — нет. Никто здесь жить не будет.

Сергей Петрович тяжело вздохнул.

— Лера, ну подумай. Мы правда в тяжёлом положении. Квартира маленькая, детей много. Дима и Аня старшие, им уже некомфортно там. А тут у тебя три комнаты. Одна тебе, две им. Все довольны.

— Я не довольна.

— Почему?

— Потому что я не хочу. Разве этого недостаточно?

Наталья Ивановна развернулась, схватила одну из сумок.

— Ладно. Раз ты такая принципиальная, посмотрим, как запоёшь, когда я всем расскажу, какая ты неблагодарная дочь. Соседи узнают, родственники, твои коллеги на работе.

Валерия скрестила руки на груди.

— Рассказывайте. Мне всё равно.

— Да ты…

— Всё равно. Потому что те, кто меня знает, понимают, через что я прошла. А мнение чужих людей меня не волнует.

— Мы тебя вычеркнем из семьи!

— Пожалуйста. Я и так вычеркнула вас когда ушла из дома.

Наталья Ивановна открыла рот, но ничего не сказала. Лицо её побагровело, руки задрожали. Она развернулась, схватила одну из сумок и поволокла к двери.

— Серёжа, идём! Не буду больше тратить время на эту…

— Наташ, — Сергей Петрович попытался остановить жену, но та уже выбежала в коридор.

Отец обернулся к Валерии. В его глазах читалась усталость и растерянность.

— Ты правда не передумаешь?

— Нет.

— Понимаю, — он кивнул. — Наверное, мы и правда многого от тебя требовали. Больше, чем следовало.

Валерия молча смотрела на отца. Впервые за все эти годы она услышала от него что-то похожее на признание вины.

— Я не виню тебя, папа. Ты работал, обеспечивал семью. Но мама… она всегда считала, что старшие должны тянуть младших. И переложила на меня всё, что могла.

Сергей Петрович тяжело вздохнул.

— Знаю. Но что теперь делать… Она такая. Не переделаешь.

— Тогда живите с этим. Но без меня.

Отец подхватил два оставшихся чемодана и направился к двери. На пороге обернулся.

— Если что, ты знаешь, где нас найти.

— Знаю. Но не приду.

Он кивнул и вышел.

Валерия захлопнула дверь, повернула ключ в замке, прислонилась к косяку. Руки дрожали, колени подгибались. Она медленно сползла на пол, обхватила колени руками, уткнулась лицом в коленки.

Слёзы не шли. Только тяжесть в груди, тупая боль где-то внутри. Она знала, что поступила правильно. Знала, что не должна была идти на уступки. Но всё равно было больно. Больно от того, что родители не поняли. Не захотели понять.

Валерия просидела на полу минут двадцать, потом медленно поднялась, прошла на кухню. Налила воды, выпила залпом. Посмотрела в окно — внизу отец грузил чемоданы в машину, мать стояла рядом и что-то кричала. Валерия отвернулась, не желая видеть продолжение.

Она вернулась в гостиную, опустилась на диван. Тот самый диван, который выбирала несколько месяцев, примеряя к интерьеру. Провела рукой по мягкой обивке, посмотрела на книжный шкаф, на картину на стене.

Это её пространство. Её территория. Выстраданная, заработанная, заслуженная.

Валерия дала себе обещание — больше никого не впускать сюда. Никаких родственников с просьбами, никаких знакомых, желающих «временно пожить». Это её крепость, её убежище от внешнего мира. Здесь только она устанавливает правила.

Телефон завибрировал. Сообщение от Натальи Ивановны: «Мы всё равно добьёмся своего».

Валерия удалила сообщение, заблокировала номер. Потом заблокировала и номер отца, на всякий случай. Больше не будет разговоров, больше не будет манипуляций и давления.

Она встала, прошлась по квартире. Заглянула в пустую комнату, которую планировала обустроить под мастерскую. Представила, как поставит там стол, повесит полки, расставит материалы для творчества. Это будет её пространство для хобби, для отдыха, для того, чтобы делать то, что нравится.

В спальне Валерия открыла шкаф, достала мягкий плед. Завернулась в него, вернулась на диван. Села, подтянула колени к груди, укрылась пледом по самый подбородок.

Тишина. Такая желанная, такая целебная тишина. Никаких голосов, никаких требований, никаких претензий. Только тиканье часов на стене и шум машин за окном.

Валерия закрыла глаза и позволила себе расслабиться. Напряжение постепенно уходило, мышцы расслаблялись, дыхание выравнивалось.

Она сделала это. Отстояла свою территорию, не поддалась на манипуляции, не согласилась жертвовать своим комфортом ради чужих желаний. Впервые в жизни поставила себя на первое место.

И это было правильно.

Через несколько дней пришло сообщение от младшей сестры Ольги: «Мама сказала, что ты выгнала их. Это правда?»

Валерия долго смотрела на сообщение, раздумывая, отвечать ли. Потом написала: «Я не выгоняла. Я просто не пустила жить в мою квартиру людей, которых туда не приглашала».

Ольга прислала несколько смайликов с удивлёнными лицами. «Но ведь это Дима и Аня. Твои брат и сестра».

«Которые могут сами о себе позаботиться. Как я когда-то. Передай им, что я в них верю. Они справятся».

Ольга больше не писала.

Валерия выключила телефон и положила его в ящик стола. На весь вечер. Ей не нужны были чужие мнения, советы, осуждение. Ей нужна была тишина и покой в собственном доме.

Она достала книгу, которую давно хотела прочитать, устроилась на диване, включила торшер. За окном спускались сумерки, город зажигал огни, а Валерия читала и наслаждалась моментом.

Своим моментом. В своём доме. В своей жизни.

Больше никаких жертв ради семьи. Больше никакой вины за то, что она хочет жить для себя. Она отдала им детство и юность. Теперь пришло время жить так, как она всегда мечтала.

И никто не имел права отнять у неё это.

Оцените статью
Моя квартира — не семейное общежитие! — сказала я родне, глядя на чемоданы в коридоре
Женьку из телесериала «Сваты» – Софию Стеценко сейчас практически не узнать