— Она опять тебе звонила! — Таня швырнула телефон на диван, и он отскочил, упав к ногам мужа.
Иван медленно поднял трубку, разблокировал экран и ухмыльнулся:
— Ну и что? Просто у нас общие дела. Ты же знаешь, что для меня нет никого важнее тебя.
Она сжала кулаки. Опять эти слова. Всегда одни и те же. «Люблю только тебя», «Ты моя единственная», «Это ничего не значит». А потом — новые духи в машине, пропавшие деньги с карты, ночные «авралы на работе».
— Враньё! — её голос дрогнул. — Я видела ваши переписки!
Иван вздохнул, подошёл и обнял её, будто ребёнка.
— Ну хватит, Танюш… Ну когда же ты поймёшь, что ты у меня самая любимая?
Она не ответила. Просто вырвалась и ушла в спальню, хлопнув дверью.
Еще в институте Таня замечала, как Иван слишком уж оживленно болтал с одногруппницами. Смеялся громче, чем нужно, наклонялся ближе, чем следовало. Когда она робко спрашивала: «Тебе она нравится?», он только отмахивался:
— Да ладно, Тань, ты же знаешь — для меня есть только ты.
И она верила.
После свадьбы всё стало хуже. Сначала — «деловые ужины» с коллегами, с которых он возвращался с чужой помадой на рубашке. Потом — звонки ночью с неизвестных номеров. А однажды она нашла в его куртке чек из ювелирного — но кольцо, которое он якобы купил «для клиента», она так и не увидела.
— Ты опять мне не веришь? — он смотрел на неё с таким искренним возмущением, что она начинала сомневаться в себе. — Я же сказал, это подарок для партнера по бизнесу!
Она молчала. Потом плакала в подушку. А утром снова варила ему кофе и гладила рубашки.
Родители Тани жили за тысячу километров, в маленьком городке, где все друг друга знают. Приехать к ним «разведёнкой» — значит, подписать себе приговор на вечные перешёптывания за спиной. Денег своих не было — Иван всегда убеждал её, что «муж должен обеспечивать», а ей «лучше заниматься домом».
Но однажды, перебирая его телефон (чего она раньше себе никогда не позволяла), она наткнулась на переписку. Потом ещё одну, и ещё.
И тогда что-то внутри неё щёлкнуло.
— Всё, хватит.
Она записалась на курсы бухгалтеров. Устроилась на работу — сначала за копейки, потом нашла место получше. Копила на съёмную квартиру.
А Иван… Иван даже не заметил, что она уже уходит. Просто в очередной раз поцеловал её в лоб перед уходом к «друзьям» и сказал:
— Ты у меня самая лучшая.
И она впервые подумала: «Скоро ты в этом убедишься».
Но жизнь, как всегда, внесла свои коррективы…
Работа стала для Тани отдушиной. В офисе, среди цифр и отчётов, она чувствовала себя нужной — здесь её ценили за профессионализм, а не за то, как быстро она успевала приготовить ужин. И среди этого нового мира был Константин — начальник отдела логистики, спокойный, сдержанный, с тёплым и нежным взглядом.
Сначала они просто здоровались в коридоре. Потом он начал подходить к её столу — то с вопросом по документам, то просто так, спросить, как дела. Однажды, когда она засиделась допоздна, он принёс ей чашку чая.
— Не надрывайся, — сказал он мягко. — Мир не рухнет, если этот отчёт сдадут завтра.
Она хотела ответить что-то обычное, деловое, но вдруг почувствовала, как в горле комом встают слёзы.
Константин молча сел рядом. Просто был рядом с ней.
А через месяц в маленьком кафе после работы, Таня, сама не понимая почему, вдруг рассказала ему всё. Про мужа. Про его измены. Про то, как она годами верила, что он её любит, просто «не может по-другому».
Константин слушал, не перебивая. Потом осторожно взял её руку.
— Ты заслуживаешь большего, — сказал он тихо.
И в его глазах не было ни жалости, ни осуждения.
Она не планировала влюбляться. Но с Костей всё было иначе. Он не давил, не требовал, не ставил ультиматумов.
— Я не хочу быть «тем, кто увёл», — как-то сказал он. — Я хочу, чтобы ты ушла для себя.
И она обещала. Говорила Ивану, что им нужно поговорить. Но каждый раз, глядя в его глаза (такие знакомые, такие родные), слова застревали в горле.
— Он не плохой человек, — оправдывалась она перед Константином. — Он просто… не умеет по-другому.
— А ты уверена, что он вообще умеет любить? — спросил Константин, и в его голосе впервые прозвучала горечь. — Любовь — это не слова, Таня. Это поступки.
Она знала, что он прав. Но…
— Переезжай ко мне, — сказал Константин в тот вечер, когда она в очередной раз пришла к нему в слезах. — Хватит мучить себя.
— Я не могу просто взять и уйти… — прошептала она.
— Почему?
— Потому что он… Он будет страдать.
Константин резко встал, подошёл к окну. Видно было, как он сжимает кулаки.
— А ты не страдаешь?
Она не ответила.
— Ладно, — он обернулся, и в его глазах была усталость. — Решай сама. Но помни: я не буду вечно ждать. Пора перестать жалеть того, кто тебя не жалеет.
И впервые за всё время она испугалась, что может потерять его.
Таня стояла у плиты, механически помешивая суп, когда Иван неожиданно вошел на кухню. Обычно он задерживался на работе или «с друзьями», но сегодня пришел рано.
— Тань… — его голос прозвучал непривычно тихо.
Она обернулась – и замерла. В его руках были цветы. Не те дежурные розы из ближайшего ларька, которые он иногда покупал «для галочки», а пышный букет сирени – ее любимых цветов.
— Это… что? — она не смогла скрыть дрожь в голосе.
Иван поставил букет на стол и вдруг опустился перед ней на колени.
— Прости меня.
Его пальцы сжали ее ладонь так крепко, что стало больно.
— Я был слепым идиотом. Ты – единственная, кто мне нужен.
Таня попыталась отстраниться, но он не отпускал.
— Ваня, хватит…
— Нет! — его голос сорвался. — Я всё понял. Эти месяцы… Ты отдалялась, и я думал – ну и ладно, зато мне свобода. А потом вдруг осознал – что свобода эта мне вообще не нужна.
Она молчала. В голове звенело: «Сейчас. Скажи ему сейчас».
Но Иван прижал ее руку к своей щеке – и она почувствовала, что его пальцы мокрые от слез.
— Я больше никогда… Никогда, слышишь? Даже взгляну в сторону другой женщины. Ты веришь мне?
Его глаза – те самые, в которые она когда-то влюбилась – смотрели на нее с настоящей болью. И что-то внутри нее дрогнуло.
— Я… не знаю, — прошептала она.
Иван резко встал, обнял ее так крепко, что перехватило дыхание.
— Я докажу. Каждый день. Ты увидишь.
Таня не ответила. Просто стояла, чувствуя, как его сердце колотится где-то под ребрами – часто, неровно.
«А что, если он и правда изменился?»
И в этот момент телефон в ее кармане вибрировал. Сообщение от Константина:
«Ты поговорила с ним?»
Она закрыла глаза.
Слишком поздно.
Константин отодвинул чашку кофе и медленно поднял на неё взгляд.
— Костя… — начала Таня, но голос предательски дрогнул.
— Ну что? — его голос звучал хрипло, будто через силу. — Ты снова его простила?»
Она опустила глаза, теребя край блузки.
— Он клялся… Говорил, что осознал всё. Плакал, Костя. По-настоящему.
Константин резко отвернулся к окну, его дыхание стало неровным.
— Я понял. Ты… веришь ему?
Когда она не ответила, он продолжил, и каждое его слово било прямо в сердце:
— Знаешь… Я всегда думал, что если дам тебе время… если буду терпеливым… Но видимо… — Он помолчал. — Видимо, любви должно быть мало. Должно быть унизительно мало, чтобы… чтобы, наконец, перестать…
— Костя, я…
— Нет, дай договорить. — Он повернулся, и она увидела, как он буквально заставляет себя говорить спокойно.
— Я не могу… не могу быть тем, кто стоит в очереди за твоим вниманием. Кто ждёт, пока ты решишь, достоин ли он твоей любви.
Он провёл рукой по лицу, и она заметила, как дрожат его пальцы.
— Поэтому… Поэтому нам нужно остановиться. Пока… пока я ещё могу уйти.
Таня почувствовала, как что-то внутри неё разрывается.
— Ты… уходишь?
Константин сделал шаг к двери, потом вдруг резко обернулся.
— Знаешь, что самое обидное? — его голос наконец дрогнул. — Что ты веришь его слезам. А моим… моему терпению и любви — нет.
Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. А Таня осталась стоять посреди переговорной, вдруг осознав, что впервые за много лет плачет не из-за Ивана.
Прошла неделя с тех пор, как Иван стоял перед ней на коленях. Костя не звонил. Даже на работе Таня его не видела. Возможно, он избегал её.
А Иван старался. Приносил кофе в постель, звонил среди дня просто так, чтобы спросить, как дела. Даже купил билеты в театр — на ту самую постановку, о которой она когда-то мечтала.
Но что-то внутри Тани не отпускало. Она улыбалась его шуткам, кивала, когда он говорил о будущем, но между ними будто выросла невидимая стена.
Перед глазами снова и снова всплывало другое лицо — спокойное, с тёплыми улыбающимися глазами. Костя.
Той ночью она проснулась от тихого жужжания телефона. Иван спал крепко, вытянувшись на спине, одинокая полоска лунного света падала на его смартфон на тумбочке.
Таня не хотела проверять. «Не надо, — говорил ей разум. «Ты же знаешь, чем это закончится.»
Но пальцы сами потянулись к экрану.
Одно сообщение:
«Ваня, ты вчера забыл у меня часы. Завтра заеду к тебе в офис, можем вместе пообедать.»
Таня медленно положила телефон на место.
И вдруг… тихо засмеялась.
Потом она сидела на кухне с чашкой чая, глядя в окно. Рассвет только-только закрашивал небо в бледно-розовый.
«Как же просто всё оказалось.»
Не было ни злости, ни слёз. Только ясность.
Он никогда не изменится.
И ей… всё равно.
Больше не нужно притворяться. Больше не нужно ждать.
Таня взяла телефон и открыла галерею. Нашла фото, сделанное месяц назад: она и Костя на корпоративе. Он смотрел на неё так, как Иван не смотрел уже давно.
Она улыбнулась.
Скоро начнётся новая жизнь. Её жизнь.
А пока — впервые за долгое время — она словно дышала полной грудью.
Свобода оказалась проще, чем она думала.
Через три дня она переехала в съёмную квартиру. Однушку, с кривым полом и старыми обоями, но свою. Первую ночь провела, сидя на полу среди коробок, пила вино и смеялась — потому что плакать уже не хотелось.
На пятый день её новой жизни, когда она несла кофе из кухни в рабочий кабинет, в переговорной внезапно открылась дверь.
— Ой, прости…
Костя.
Они замерли, глядя друг на друга.
— Привет, — наконец сказал он. — Как дела?
Таня глубоко вдохнула.
— Я ушла.
Его глаза вспыхнули, но он лишь кивнул.
— Хорошо.
Пауза.
— Квартира, правда, ужасная, — неожиданно добавила она, и вдруг улыбнулась. — Может, зайдёшь как-нибудь, поможешь разобраться с сантехникой? А то я в этом не очень.
Константин медленно расправил плечи. Потом тоже улыбнулся — по-настоящему, впервые за эти недели.
— Договорились.
И в его взгляде она прочитала всё, что он не сказал вслух.
