Я вернулась с прогулки в приподнятом настроении. Весна уже вовсю хозяйничала в парке — почки на деревьях набухли, готовые вот-вот лопнуть, а на клумбах пробивались первые тюльпаны. Старушки на лавочках уже сплетничали без пуховых платков, а это верный признак тепла.
В подъезде пахло свежей краской. «Наверное, соседи ремонт затеяли», — подумала я, поднимаясь по лестнице. Ключ привычно повернулся в замке.
— Дима, я вернулась! — крикнула я с порога, разуваясь. — Такая красота на улице!
Что-то было не так. В прихожей стояли коробки, а на полу валялись какие-то обрезки обоев. Сын вышел из большой комнаты с отвёрткой в руках, вытирая пот со лба.
— А, мам, ты уже пришла, — он даже не посмотрел мне в глаза, продолжая что-то прикручивать к дверному косяку. — Мы тут немного переделали планировку пока тебя не было. Ты теперь в той маленькой комнате.
Я замерла на месте. В горле пересохло.
— В какой маленькой? В кладовке, что ли?
— Да не в кладовке, — он раздражённо махнул рукой. — В бывшем кабинете. Мы с Леной решили детскую расширить, всё равно твоя комната большую часть дня пустует, а Максимке нужно больше места.
Я стояла, не находя слов. В той «маленькой комнате» едва помещался письменный стол и узкий диванчик. Дверь в мою прежнюю спальню была распахнута настежь — там уже стояла кроватка внука, а по полу были разбросаны игрушки.
— Твои вещи мы уже перенесли, — буднично добавил Дмитрий, не замечая моего потрясения. — Лена разложила всё по полкам.
Сердце неприятно сжалось. Я прожила в этой квартире с ними уже четыре года, с тех пор как овдовела. И за эти годы не было дня, чтобы я не помогала с внуком, с готовкой, с уборкой. А теперь меня просто… переставили? Как старый комод, который мешает?
Сноха выглянула из кухни, кивнула мне и снова скрылась. Даже не спросила, как прогулка. Я медленно прошла в «свою» новую комнату. Вещи были свалены как попало, любимые книги втиснуты в маленький шкаф. На подоконнике сиротливо стояла моя герань, уже чуть привядшая.
На цыпочках по собственной жизни
Утро начиналось с привычного стука посуды на кухне. Я лежала на узком диванчике, прислушиваясь к голосам за стеной. Уже две недели прошло с моего «переселения», а я все никак не могла привыкнуть. Спина болела от неудобного матраса, а шкаф был настолько мал, что половину вещей пришлось сложить в чемодан и задвинуть под диван.
Осторожно, стараясь не скрипеть половицами, я вышла из комнаты. На кухне Лена кормила Максимку, а Дима читал новости в телефоне.
— Доброе утро, — сказала я, задерживаясь в дверях.
— Угу, — буркнул сын, не отрываясь от экрана.
Лена кивнула и тут же повернулась к ребенку:
— Ну-ка, съешь еще ложечку, за бабушку…
Я налила себе чаю и села у окна. Разговор между ними тут же оборвался. Возникла та натянутая пауза, которая в последнее время появлялась всякий раз, когда я входила в комнату.
— Я сегодня борщ сварю, — сказала я, нарушая молчание.
— Не надо, мам, — Лена отвернулась к раковине. — У нас сегодня встреча с друзьями, мы в кафе поужинаем.
— А Максимку с собой возьмете?
— Нет, он с тобой побудет. Ты же не против?
Конечно, я не против. Я никогда не против. Только почему-то даже не спрашивают заранее, есть ли у меня планы. Будто мои планы не имеют значения.
Вечером, уложив внука, я сидела в своей комнатушке, прислушиваясь к звукам в квартире. Хлопнула входная дверь — они ушли, даже не заглянув попрощаться. Я подошла к окну. Внизу, у подъезда, Дима смеялся, обнимая Лену за плечи. Затем они сели в машину, где уже ждали друзья.
Я медленно прошлась по квартире, впервые за весь день чувствуя себя свободно. Зашла в большую комнату, которая раньше была моей. Новые обои, новые шторы. Ни следа от моего существования. Словно меня здесь никогда и не было.
На следующее утро я проснулась от громкого разговора за стеной.
— …И вообще, она всегда так делала. Помнишь, как в прошлый раз влезла в наш разговор с Сергеем? — голос Лены звучал раздраженно.
— Тише ты, услышит, — ответил Дима.
Я замерла, не дыша. Они говорили обо мне.
— А что такого? Это правда. Мы не можем даже спокойно поговорить, она вечно рядом крутится.
— Лен, ну это же моя мать…
— Вот именно! Твоя, не моя. И я уже устала делать вид, что мне нравится постоянно чувствовать на себе ее взгляд.
Я натянула одеяло на голову, пытаясь заглушить их слова. Ком в горле мешал дышать. Когда все изменилось? Когда я стала помехой в их жизни? Я старалась ведь, очень старалась быть полезной и незаметной одновременно. Ходила на цыпочках по собственной — нет, уже не моей — квартире.
Праздник не для всех
С самого утра я хлопотала на кухне. Сегодня Максимке исполнялось три года, и я решила устроить настоящий праздник. Испекла его любимый медовик, нажарила котлет, сделала оливье. Руки слегка дрожали от усталости, но на душе было тепло — все-таки важный день, праздник.
— Ой, как красиво! — восхитилась соседка Тамара Петровна, заглянувшая на минутку поздравить именинника. — Людочка, ты прямо волшебница!
Я смущённо улыбнулась, вытирая руки о передник.
— Да что там, обычное дело. Для внука ничего не жалко.
Часам к четырем начали съезжаться гости. Молодые пары с детьми, друзья Димы и Лены. Квартира наполнилась шумом, смехом, звоном бокалов. Я суетилась между кухней и комнатой, подкладывая угощения, подливая чай, убирая грязные тарелки.
— Мам, — Дима поймал меня за локоть, когда я проходила мимо с новой порцией салата.
Я остановилась, улыбаясь. Может, наконец-то заметил мои старания?
— Слушай, — он говорил вполголоса, чуть наклонившись ко мне, — ты можешь пока отдохнуть в своей комнате? Не мешайся тут, ладно? Мы сами справимся.
Я растерянно моргнула, не веря своим ушам.
— В смысле — не мешайся?
— Ну, Максимке сейчас подарки будут дарить, торт задувать… чисто наш круг, понимаешь? — Дима избегал моего взгляда. — А ты потом с ним отдельно посидишь.
За его спиной я видела, как Лена что-то горячо обсуждает с подругами, поглядывая в мою сторону. Одна из женщин засмеялась, прикрыв рот ладонью.
— Да-да, конечно, — пробормотала я, опуская поднос на стол. — Я понимаю.
Я медленно прошла в свою комнатушку и прикрыла дверь. Сквозь тонкую стенку слышались взрывы смеха, звон бокалов, детский визг. Вот запели «С днём рождения тебя», хлопнуло шампанское. А я сидела на кровати, глядя в окно на тёмное осеннее небо, и чувствовала, как что-то внутри окончательно надломилось.
Не знаю, сколько я так просидела. Может, час, может, два. Голоса за стеной постепенно стихали — гости расходились. Слышно было, как Дима провожает кого-то до дверей, как Лена укладывает разомлевшего от впечатлений Максимку.
Я встала, достала из-под кровати чемодан и начала складывать вещи. Только самое необходимое — документы, лекарства, две смены белья. Руки двигались сами собой, словно я много раз репетировала эти движения. В голове было пусто и удивительно спокойно.
Когда в квартире всё затихло, я тихонько вышла из комнаты. В коридоре царил полумрак. На кухне громоздилась гора немытой посуды — моя невестка оставила её «на потом». Я на цыпочках прошла к выходу, осторожно повернула ключ в замке.
Разговор начистоту
— Людочка, да ты с ума сошла! В такое время, одна! — причитала Вера, наливая мне чай. — Хорошо, что до меня добралась, а не куда-нибудь…
Я молча грела руки о чашку. Подруга жила в соседнем районе, и дорога заняла почти час. Осенний дождь успел промочить мое пальто насквозь.
— Они даже не заметят, что я ушла, до завтрашнего утра, — сказала я наконец. — А может, и дольше.
Вера покачала головой.
— Это ж надо, родную мать в чулан запихнуть! Я бы такого своей свекрови никогда…
— Вер, ну какой чулан. Комната как комната, — я слабо улыбнулась. — Просто… я поняла, что лишняя там. Понимаешь?
Странно, но я не чувствовала ни злости, ни обиды. Только усталость и какое-то опустошение. Будто все эмоции разом выключили.
Телефон в сумке завибрировал в четвертый раз за вечер. Я не глядя сбросила вызов.
— Дима звонит, — объяснила я Вере. — Наверное, заметили, что меня нет.
— Так ответь ему! — всплеснула руками подруга. — Он же волнуется, наверное.
Я покачала головой.
— Завтра. Сейчас не могу говорить, Вер.
Но телефон продолжал разрываться. На пятый звонок я сдалась и взяла трубку.
— Мама?! — голос сына звучал испуганно. — Ты где? Мы тут с ума сходим!
— Я у Веры, — спокойно ответила я. — Все в порядке.
— Какой, к черту, порядок?! — заорал Дима. — Ты почему ушла ночью, без предупреждения? Лена плачет, думает, это из-за нее, что она тебя обидела!
Я молчала, слушая его крики. Интересно, а раньше Лена думала, что обижает меня? Когда переселяла в каморку? Когда говорила за моей спиной гадости?
— Мам, ну скажи что-нибудь! — в голосе сына звучало раздражение пополам с тревогой. — Если ты из-за дня рождения… ну извини, ладно? Мы просто не хотели тебя утомлять, ты и так весь день на ногах была.
— Дима, — я вдруг почувствовала, как спокойные, правильные слова сами приходят ко мне. — Я не злюсь на вас. Правда. Просто я не хочу больше жить там, где меня не уважают.
Повисла пауза. Было слышно, как сын дышит в трубку.
— Что значит — не уважают? — наконец выдавил он. — Мы тебя любим, ты же знаешь.
— Любовь и уважение — это разные вещи, сынок, — я вздохнула. — Вы не спросили моего мнения, когда решили переселить меня. Не спрашиваете, когда оставляете на меня Максимку. Не зовете к столу, когда приходят ваши друзья. Будто меня нет. Будто я… мебель какая-то.
— Мам, ну что за ерунда…
— Это не ерунда, Дима. Я долго терпела, думала — так и должно быть. Но сегодня поняла — не должно. И не будет больше.
В трубке раздались всхлипы — кажется, Лена плакала рядом.
— И что теперь? — глухо спросил сын. — Ты не вернешься?
— Не знаю, — честно ответила я. — Мне нужно подумать. И вам тоже.
Уважение как подарок
У Веры я прожила почти две недели. Дима звонил каждый день, приезжал пару раз, но я просила дать мне время. А потом подруга помогла найти крохотную однокомнатную квартирку недалеко от парка. Чистая, светлая, с видом на детскую площадку. Первый раз в жизни я жила одна — и, к своему удивлению, мне это нравилось.
Был тихий воскресный полдень. Я поливала новые цветы на подоконнике, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Дима. Один, без Лены.
— Привет, мам, — он переминался с ноги на ногу, как в детстве, когда был виноват. — Можно войти?
Я молча посторонилась, пропуская его в квартиру. Дима огляделся, отметил новые занавески, маленький столик у окна с букетом полевых цветов.
— Уютно у тебя, — сказал он наконец.
— Спасибо.
Мы сели друг напротив друга. Я не торопила разговор, ждала. Сын нервно постукивал пальцами по коленям.
— Мам, я… мы с Леной много говорили. И я понял, что мы действительно… не очень-то хорошо с тобой обошлись.
Я кивнула, продолжая молчать.
— Понимаешь, — он тяжело вздохнул, — мы так привыкли, что ты всегда рядом, всегда готова помочь, что просто… забыли, наверное, что ты тоже человек. Со своими желаниями, потребностями.
— Да, — тихо сказала я. — Именно так.
Дима достал из кармана связку ключей и положил на стол.
— Мы оплатили эту квартиру на полгода вперед. Хозяйка согласилась на длительную аренду.
Я удивленно подняла брови.
— Зачем? Я могла бы и сама…
— Нет, мам, — он поднял руку, останавливая меня. — Это самое малое, что мы можем сделать. Ты заслуживаешь своего пространства и уважения к твоим границам. А мы… мы этого не понимали.
Я смотрела на его осунувшееся лицо, и сердце сжималось от любви и жалости. Мой мальчик, мой единственный сын. Как же трудно нам учиться быть взрослыми друг с другом.
— Лена тоже хотела приехать, — продолжил он, — но решила, что сначала я должен сам… ну, ты понимаешь.
— Понимаю, — кивнула я. — И что дальше?
— Дальше… — Дима неуверенно улыбнулся. — Дальше мы хотели бы начать сначала. Приходить к тебе в гости. Звать тебя к нам — не как няньку для Максима, а как… как дорогого человека. Если ты согласишься, конечно.
Я встала, подошла к окну. За стеклом кружились желтые листья, падая на мокрый асфальт. Как быстро меняется жизнь — еще месяц назад я и представить не могла, что буду жить одна, сама решать, когда вставать, что готовить, куда идти.
— Знаешь, Дима, — я повернулась к сыну, — я согласна. Но теперь всё будет по-другому.
Он кивнул, и в глазах его я увидела что-то новое — уважение.
— Максимка скучает, — сказал он, вставая. — Спрашивает, когда бабушка придет. Может… может, заедешь к нам на ужин на выходных? Лена пирог испечет.
— Хорошо, — улыбнулась я. — Передай ей, что я приду. И привезу варенье из яблок — только вчера сварила.
Когда Дима ушел, я еще долго стояла у окна, глядя, как он идет к машине, как оборачивается и машет мне рукой. Внутри разливалось спокойное тепло. Не бурная радость, не восторг — просто тепло от мысли, что все не зря. Что даже в моем возрасте можно научиться уважать себя — и научить этому других.
