Валентина шла по длинному коридору поликлиники, цокая каблуками по кафельному полу. Медсестры провожали её взглядами — высокая, статная, в строгом пальто и с идеальной причёской, несмотря на мокрый снег за окном. Кто-то шепнул: «Новый главврач», кто-то хмыкнул: «Директриса школы», третий предположил: «Адвокат какой-нибудь».
Никто не угадал. Валентина была старшим инженером на заводе, руководила бригадой из пятнадцати мужиков и славилась в узких кругах как женщина, которая «если упрётся — с места не сдвинешь».
В конце коридора она свернула к кабинету с обшарпанной табличкой «Невролог» и деликатно постучала. Не дождавшись ответа, приоткрыла дверь.
— Можно?
За столом, заваленным бумагами, сидел мужчина лет сорока пяти в мятом белом халате. Мешки под глазами выдавали хроническое недосыпание, а редеющие волосы были встрёпаны так, будто он только что пережил удар электрическим током.
— А, Валя, — он поднял усталые глаза и слабо улыбнулся. — Заходи. Присаживайся. Сейчас, минутку…
Он перебирал какие-то бумаги, хмурился, что-то бормотал под нос. Валентина примостилась на краешек стула, расстегнула пальто, но не сняла — в кабинете было зябко.
— Как мама? — спросил врач, не поднимая головы от бумаг.
— Лучше. Спасибо, Михал Саныч, — Валентина расправила складку на юбке. — Назначения помогли, спит нормально теперь.
— Отлично, — Михаил Александрович наконец отложил бумаги и посмотрел на неё. — А сама как?
— Нормально, — она пожала плечами. — На работе аврал, конец квартала. Домой прихожу — только голову до подушки донести.
Он понимающе кивнул.
— Ладно, давай посмотрим, что у тебя там с шеей.
Валентина встала, сняла пальто и повесила на крючок у двери, потом послушно села на кушетку. Михаил Александрович подошёл, его руки — неожиданно тёплые и сильные — осторожно ощупали её шейные позвонки.
— Болит?
— Да.
— А здесь?
— Больше.
— М-да, — он нахмурился. — Защемление. Сейчас мы его уберём, но тебе нужно больше отдыхать. И эта сумка… — он кивнул на огромную кожаную сумку, стоящую у стены. — Зачем ты таскаешь такую тяжесть?
— Там документы, — просто ответила Валентина. — Нужны для работы.
Михаил Александрович вздохнул.
— Ложись на живот, — скомандовал он. — Сейчас будет немного неприятно.
Через двадцать минут Валентина снова сидела на стуле, растирая шею. Боль отступила, словно тяжёлую плиту сняли с плеч.
— Спасибо, — искренне сказала она.
— Не за что, — он выписывал что-то в карточку. — Но если не будешь отдыхать, в следующий раз придётся делать блокаду. А это уже не так приятно.
— Я постараюсь, — пообещала Валентина без особой уверенности в голосе.
Михаил Александрович внимательно посмотрел на неё поверх очков.
— Ты всегда так отвечаешь, — заметил он. — И никогда не выполняешь. Что тебя так гонит?
Валентина замешкалась. Они были знакомы уже полгода — с тех пор, как она привела к нему маму после инсульта. За это время она привыкла доверять его рукам, его суждениям, даже его ворчанию. Но открываться… Это было бы лишним.
— Жизнь, — наконец ответила она. — Как у всех.
Он покачал головой.
— Не как у всех. Большинство людей умеет делегировать, отдыхать. А ты как будто боишься остановиться.
Валентина напряглась.
— Михал Саныч, вы мне ещё обещали подобрать что-то. От головной боли.
Он вздохнул, поняв, что разговор окончен, выписал рецепт и вручил ей.
— Помни — не больше двух в сутки. И приходи через неделю на повторный осмотр.
— Спасибо, — она аккуратно сложила рецепт в сумочку и поднялась. — До свидания.
— До свидания, Валя, — он смотрел ей вслед с каким-то странным выражением — смесью усталости и интереса.
Дома было тихо. Мама дремала в своём кресле перед телевизором, где беззвучно двигались фигурки людей. Валентина бесшумно прошла на кухню, поставила чайник. Села за стол, прикрыла глаза. Шея больше не болела, но усталость наваливалась неподъёмной тяжестью.
Через стенку были слышны голоса соседей — молодая пара, недавно въехали. Мужчина что-то громко доказывал, женщина смеялась. Потом всё стихло, и до Валентины донеслись приглушённые стоны.
Она улыбнулась. Не иронично, не зло — с какой-то светлой грустью. В свои тридцать восемь она жила с мамой, руководила бригадой мужчин, которые за глаза называли её «наша Фурия», и не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то смотрел на неё как на женщину, а не как на начальницу, дочь или пациентку.
Чайник вскипел, и Валентина заварила крепкий чёрный чай. Добавила две ложки сахара — маленькая слабость. Достала из холодильника сыр, отрезала кусочек. Ужин старой девы.
Мысль кольнула неприятно, но Валентина привычно отмахнулась от неё. Некогда жалеть себя. Завтра тяжёлый день — совещание, отчёты, новый заказ, который надо срочно обсчитать. А вечером — занятия с репетитором по английскому. Язык ей не давался, но был нужен для карьерного роста.
В комнате заворочалась мама.
— Валя? Ты дома?
— Да, мам, — отозвалась она. — Хочешь чаю?
— Нет… Поздно уже, скоро спать, — мама появилась в дверях кухни, маленькая, сухонькая, в старом халате. Левая рука плохо двигалась — последствия инсульта. — Как твоя шея? Болит?
— Нет, Михал Саныч помог, — Валентина улыбнулась. — Всё хорошо.
Мама присела напротив, внимательно вглядываясь в лицо дочери.
— Ты бледная. Устала?
— Немного.
— Тебе нужно отдохнуть, — мама погладила её руку своей здоровой рукой. — Съездить куда-нибудь. Может, в санаторий?
— В следующем месяце, — пообещала Валентина. — Когда закроем квартальный отчёт.
Мама вздохнула — она слышала это обещание уже не первый раз.
— Ну хоть выспись сегодня, — сказала она. — И этот твой доктор… Он хороший человек?
— Хороший, — кивнула Валентина. — Внимательный.
— И не женат? — невинно поинтересовалась мама.
Валентина закатила глаза.
— Мам, прекрати. Я не знаю, женат он или нет, и меня это не интересует.
— Напрасно, — мама поджала губы. — В твоём возрасте пора бы уже…
— Так, — Валентина решительно поднялась. — Я иду работать. У меня ещё отчёты не готовы.
Мама покачала головой, но спорить не стала. За годы она хорошо изучила характер дочери. «Упрямая, как отец», — часто говорила она. И добавляла: «Только умнее».
Валентина ушла в свою комнату, включила компьютер, разложила бумаги. Работа — вот что всегда спасало её от неудобных мыслей и вопросов. Работа не предаст, не уйдёт, не разочарует. Не то что люди.
К полуночи глаза начали слипаться. Валентина сохранила документы, выключила компьютер и побрела в ванную. Глядя на своё отражение в зеркале — бледное лицо, тёмные круги под глазами, упрямо сжатые губы — она вдруг вспомнила слова Михаила Александровича: «Ты как будто боишься остановиться».
Может, он прав. Может, она действительно боится. Потому что если остановиться, придётся признать очевидное: жизнь проходит мимо, утекает сквозь пальцы, как песок. А она всё работает и работает, словно надеясь однажды заработать право на счастье.
Валентина сердито плеснула в лицо холодной водой. Что за глупые мысли. Жизнь — это не сказка. Это ответственность, долг, работа. И её жизнь ничем не хуже других. По крайней мере, она ни от кого не зависит. И никто не зависит от неё — кроме мамы, конечно.
Успокоив себя этими мыслями, она легла спать. Но долго ворочалась, прежде чем провалиться в тревожную дремоту.
Неделя пролетела в привычной суете. Валентина едва успевала заскочить домой между работой и репетитором, чтобы проверить, как мама, покормить её, дать лекарства. Сиделку она позволяла нанимать только на время своего отсутствия — пожилая женщина приходила по утрам, оставалась до шести вечера, а потом Валентина справлялась сама.
В субботу она проснулась с ощущением, что проспала. Торопливо глянула на часы — восемь утра. Выходной. Можно выдохнуть. Но что-то было не так. Какое-то смутное чувство тревоги.
И тут она вспомнила — вчера должна была пойти к Михаилу Александровичу на повторный приём. Но закрутилась с работой и забыла.
Валентина застонала и накрылась одеялом с головой. Как неловко. Придётся звонить, извиняться, записываться заново.
Она полежала ещё немного, собираясь с силами, потом встала и пошла на кухню. Мама уже хлопотала там, что-то готовила.
— Доброе утро, — сказала Валентина, целуя её в щёку.
— Доброе, — мама улыбнулась. — Я тут оладушки затеяла. Поможешь пожарить? А то рука…
— Конечно, — Валентина надела фартук и взяла лопатку. — Сейчас сделаю.
Они работали молча. Валентина ловко переворачивала оладьи, мама накрывала на стол. За окном падал мокрый снег — ноябрь выдался сырым и промозглым.
— Как шея? — спросила мама, когда они сели завтракать.
— Нормально, — Валентина намазала оладушек смородиновым вареньем. — Ты же видишь, не болит.
— Ты была вчера у доктора?
Валентина поморщилась.
— Нет. Забыла. Позвоню в понедельник, запишусь.
Мама неодобрительно покачала головой.
— Он хороший врач. Таких поискать. И беспокоится о тебе.
— Это его работа, — пожала плечами Валентина. — Беспокоиться о пациентах.
Мама хотела что-то сказать, но тут раздался звонок в дверь. Они переглянулись.
— Ты кого-то ждёшь? — спросила Валентина.
— Нет. Может, соседка? За солью…
Валентина пошла открывать. На пороге стоял Михаил Александрович — в потёртой кожаной куртке, с пакетом в руках и крайне смущённым выражением лица.
— Здравствуйте, — выдавила Валентина, чувствуя, как краска заливает лицо. — Вы… как вы…
— Адрес в карточке, — он виновато улыбнулся. — Извини за вторжение, но ты не пришла вчера, и я… В общем, решил проверить, как ты. Чисто по-врачебному.
— Я забыла, — призналась Валентина. — Совсем из головы вылетело. Простите.
— Ничего, — он переступил с ноги на ногу. — Я, наверное, не вовремя. Пойду…
— Валя, кто там? — из кухни выглянула мама.
— Михаил Александрович, — растерянно ответила Валентина.
— О! — мама просияла. — Так приглашай же доктора в дом! Мы как раз завтракаем. Оладушки, чай.
— Что вы, я не хочу мешать, — запротестовал он.
— Какое «мешать»! — мама решительно направилась в прихожую, вытирая руки о передник. — Проходите, раздевайтесь. Валя, ну что ты стоишь? Помоги человеку куртку снять!
Валентина, всё ещё пребывая в шоке, механически взяла куртку Михаила Александровича и повесила её на вешалку. Он протянул ей пакет.
— Это вам. Яблоки. Антоновка. С дачи привёз.
— Спасибо, — автоматически поблагодарила она. — Проходите… на кухню.
Через пятнадцать минут они уже сидели за столом, пили чай с оладьями, и мама оживлённо расспрашивала Михаила Александровича о его работе, семье, увлечениях. Валентина молчала, всё ещё не оправившись от неожиданного визита.
— Так вы не женаты? — поинтересовалась мама, когда выяснила, что Михаил Александрович живёт один в двухкомнатной квартире на соседней улице.
— Мама! — возмутилась Валентина.
— Что «мама»? — искренне удивилась та. — Обычный вопрос.
— Был женат, — спокойно ответил Михаил Александрович, не смутившись. — Развёлся три года назад. Детей нет.
— И не скучно одному? — продолжала допытываться мама.
— Бывает скучно, — признался он. — Но у меня работа, книги, дача. Друзья иногда заходят. Жить можно.
Мама понимающе кивнула.
— Валя вот тоже всё одна да одна. Работа да работа. А ведь красивая, умная…
— Мама! — Валентина почувствовала, что готова провалиться сквозь землю.
— А что такого? — мама пожала плечами. — Правду говорю.
Михаил Александрович неожиданно рассмеялся — искренне, открыто. И этот смех совершенно преобразил его: исчезли усталость, мешки под глазами, седина в волосах. Перед ними сидел моложавый, привлекательный мужчина с лучистыми глазами.
— Вы мне нравитесь, Ирина Петровна, — сказал он, отсмеявшись. — У вас отличное чувство юмора.
Мама довольно улыбнулась, а Валентина поняла, что больше не чувствует смущения. Почему-то стало легко и спокойно, словно они давно знали друг друга.
— Ну, мне пора, — Михаил Александрович допил чай и встал. — Спасибо за гостеприимство. Давно так вкусно не завтракал.
— Заходите ещё, — радушно пригласила мама. — Мы всегда рады.
— Обязательно, — кивнул он и повернулся к Валентине. — А ты приходи в понедельник. На осмотр. И не забудь в этот раз.
— Не забуду, — пообещала она.
Уже в прихожей, надевая куртку, Михаил Александрович вдруг сказал:
— Я тут подумал… У меня во вторник выходной. Могу показать тебе дачу. Если хочешь, конечно. Там хорошо — тихо, речка рядом. Воздух… В общем, для шеи полезно.
Валентина растерялась.
— Я… У меня работа…
— Один день, — он смотрел на неё серьёзно. — Всего один день. Неужели нельзя взять отгул?
Валентина хотела отказаться — автоматически, как делала всегда, когда кто-то пытался вторгнуться в её расписание. Но почему-то не смогла.
— Я подумаю, — сказала она. — В понедельник скажу.
— Хорошо, — он улыбнулся. — До понедельника.
Когда дверь за ним закрылась, мама вынырнула из кухни с лукавой улыбкой.
— Какой интересный мужчина, — заметила она. — И на тебя так смотрит…
— Как «так»? — Валентина нахмурилась.
— Как на женщину, а не как на пациентку, — мама подмигнула. — Я в таких вещах разбираюсь.
— Ты преувеличиваешь, — Валентина пошла на кухню убирать со стола. — Он просто вежливый. И дача эта… Наверняка из медицинских соображений. Чтобы я отдохнула.
— Ну конечно, — мама хитро прищурилась. — Обязательно поезжай. На даче многое случается…
— Мама! — Валентина шутливо замахнулась на неё полотенцем.
Но весь день она думала о приглашении Михаила Александровича. И о том, как он смеялся, мгновенно преображаясь из усталого врача в обаятельного мужчину. И о даче у речки. И о том, что давно не была на природе — всё работа, работа.
К вечеру она решила: поедет. Один день ничего не изменит на заводе. Зато, может быть, изменит в её жизни.
— Осторожно, тут корень, — Михаил Александрович поддержал Валентину за локоть, помогая перешагнуть через выступающий из земли корень старого дуба.
Они шли по тропинке вдоль речки. Ноябрьский день выдался на удивление солнечным. Река блестела, отражая низкое осеннее солнце, с деревьев медленно опадали последние листья, в воздухе пахло прелой листвой и дымом от костров — где-то жгли садовый мусор.
— Тут красиво, — искренне сказала Валентина. — Как в детстве.
— А ты в детстве бывала на природе? — спросил Михаил Александрович.
— Каждое лето, — кивнула она. — Отец брал нас с мамой на рыбалку. Мы жили в палатке по неделе. Ловили рыбу, варили уху, купались…
— А потом?
— Потом отец ушёл, — просто ответила Валентина. — И рыбалка закончилась.
Михаил Александрович понимающе кивнул.
— Тебе было сколько?
— Двенадцать.
Они помолчали, продолжая идти по тропинке. Валентина вдруг поняла, что ей легко с этим человеком — даже молчать легко. Не нужно заполнять паузы, суетиться, изображать интерес. Можно просто быть.
— А здесь рыба есть? — спросила она.
— Полно, — кивнул Михаил Александрович. — Летом я часто рыбачу. Карась, окунь, плотва… Даже щука попадается.
— Научишь меня? — неожиданно для себя попросила Валентина.
Он остановился и посмотрел на неё с улыбкой.
— Конечно. Летом. Если захочешь.
«Летом», — эхом отозвалось в душе Валентины. Так далеко вперёд она давно не загадывала.
К даче они вернулись, когда начало смеркаться. Это был маленький деревянный домик — две комнаты, веранда, печка. Простой, но уютный. Михаил Александрович растопил печь, и вскоре стало тепло.
— Электричества нет, — извиняющимся тоном сказал он, зажигая керосиновую лампу. — Но мне так даже нравится. Отдыхаешь от цивилизации.
Валентина огляделась. Книжные полки вдоль стен, старое кресло-качалка, на стенах — фотографии природы. В углу — рыболовные снасти.
— У тебя уютно, — сказала она, сама не заметив, что перешла на «ты».
— Это всё мама, — он улыбнулся. — Это была её дача. Она любила простые вещи, природу. Всегда говорила: «Миша, помни — счастье в простоте».
— Она… ушла? — осторожно спросила Валентина.
— Пять лет назад, — он кивнул. — Но я чувствую её здесь. Особенно когда пеку её фирменный пирог с яблоками.
— Ты умеешь печь пироги? — удивилась Валентина.
— Представь себе, — он рассмеялся. — Хочешь, сделаю? У меня как раз яблоки есть. Те самые, антоновка.
— Давай, — согласилась она. — Я помогу.
Они вместе месили тесто, чистили яблоки, шутили, смеялись. Валентина не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так легко и весело. На работе она всегда была собранной, серьёзной. Дома — уставшей и озабоченной. А здесь, на этой маленькой даче, рядом с этим мужчиной, она вдруг почувствовала себя другой — молодой, беззаботной, счастливой.
Когда пирог был в печи, Михаил достал бутылку вина.
— Будешь? — спросил он. — Домашнее, сливовое. Сосед делает.
Валентина кивнула. Они сели у печки, глядя на огонь через приоткрытую дверцу, и молча пили терпкое сладкое вино.
— Знаешь, — вдруг сказал Михаил, не глядя на неё, — я ведь специально пришёл к тебе домой в субботу. Не только потому, что волновался.
— А почему? — тихо спросила Валентина.
— Хотел увидеть тебя… не в больнице. Не как пациентку. А как женщину, — он повернулся к ней. — Ты мне нравишься, Валя. Очень.
Валентина почувствовала, как сердце начинает биться чаще. Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле.
— Я знаю, это неожиданно, — продолжил он. — И я не жду ответа прямо сейчас. Просто хотел, чтобы ты знала.
Она молча смотрела на него, не зная, что сказать. Внутри всё дрожало от смеси страха и радости.
— У меня давно никого не было, — наконец призналась она. — Я… разучилась. Не знаю, как это — быть с кем-то.
— Я тоже, — он улыбнулся. — Может, вспомним вместе?
Валентина не помнила, кто первым потянулся за поцелуем. Помнила только тепло его рук, запах дыма и яблок, ощущение полёта… И мысль, мелькнувшую и растаявшую: «Наконец-то».
Пирог чуть не сгорел — они вспомнили о нём в последний момент. Смеясь, вытащили из печки, поставили остывать на подоконник.
— Подгорел немного, — со смехом сказал Михаил, разрезая пирог. — Но это даже хорошо. Добавляет характер.
— Как и нам, — заметила Валентина, и они снова рассмеялись.
Пирог оказался восхитительным — хрустящая, слегка карамелизированная корочка, сочная яблочная начинка с корицей. Они ели, запивая чаем, и говорили — о работе, о жизни, о книгах. О том, как каждый из них оказался там, где оказался. О разбитом браке Михаила, о несостоявшемся романе Валентины в юности.
— Он уехал за границу, — рассказывала она, глядя в огонь. — Звал с собой. А у мамы только началась гипертония, отец ушёл… Я не могла её оставить.
— Жалеешь? — тихо спросил Михаил.
— Иногда, — честно призналась Валентина. — В те дни, когда особенно устаю. Думаю: а что, если бы уехала? Как сложилась бы жизнь?
— И как, по-твоему?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Может, была бы счастлива. Может, несчастна. Это ведь никогда не угадаешь.
— Не угадаешь, — согласился он. — Но знаешь, что я понял за свои сорок пять? Счастье — это не место, не люди, не обстоятельства. Это состояние. Ты можешь быть счастлив где угодно и с кем угодно, если научишься этому состоянию. И можешь быть несчастным в райском саду, если не научишься.
Валентина задумчиво смотрела на него.
— Мудрые мысли, доктор, — улыбнулась она. — А ты? Ты счастлив?
— Сейчас — да, — он взял её за руку. — Определённо да.
Они вернулись в город поздно вечером. Михаил довёз Валентину до дома, помог выйти из машины.
— Проводить до квартиры? — спросил он.
— Не надо, — покачала головой Валентина. — Мама увидит и… Ну, ты понимаешь.
— Понимаю, — он улыбнулся. — Тогда до завтра? В больнице?
— До завтра, — подтвердила она и, поддавшись внезапному порыву, быстро поцеловала его в щёку.
Дома мама ждала её с нетерпением.
— Ну как? — спросила она, едва Валентина переступила порог. — Как дача? Как доктор?
— Хорошо, — лаконично ответила Валентина, снимая пальто. — Красивая природа. Река, лес.
— А доктор? — настаивала мама, сгорая от любопытства.
— И доктор хороший, — улыбнулась Валентина. — Пирог испёк с яблоками. Очень вкусный.
— Пирог? — мама удивлённо подняла брови. — Мужчина, который печёт пироги? Это что-то новенькое.
— Вот и я о том же, — Валентина прошла на кухню и поставила чайник. — Чаю хочешь?
Мама внимательно смотрела на дочь, замечая и румянец на щеках, и блеск в глазах, и какую-то новую, незнакомую лёгкость в движениях. Но спрашивать больше не стала. Только улыбнулась про себя и кивнула:
— Хочу. И расскажи мне о реке. Там правда рыба водится?
Следующие два месяца пролетели для Валентины как один день. Она будто очнулась от долгого сна и увидела мир в новых красках. Оказалось, что жизнь может быть… разной. Не только работа-дом-работа, но и прогулки под зимним снегопадом, и походы в кино, и разговоры до глубокой ночи, и смех, и тепло чужих — нет, уже не чужих — рук.
С Михаилом было удивительно легко. Он не требовал, не настаивал, не торопил. Просто был рядом — надёжный, спокойный, с неожиданным чувством юмора и бесконечным терпением. С ним Валентина учились заново простым вещам — отдыхать, смеяться, радоваться мелочам.
Ей было неловко признаться маме, что у неё роман. В тридцать восемь — как старшекласснице! Но мама, конечно, всё поняла сама. И деликатно делала вид, что ничего не замечает, когда Валентина возвращалась домой поздно или уходила рано утром «на работу» в выходной день.
К Новому году их отношения перестали быть секретом. Михаил часто заходил к ним домой, помогал с мамой — измерял давление, рекомендовал новые лекарства, а иногда просто разговаривал с ней часами, пока Валентина была на работе.
— Он хороший, — как-то сказала мама, когда они с Валентиной остались одни. — Настоящий. Таких сейчас мало.
— Знаю, — просто ответила Валентина.
— И любит тебя, — добавила мама. — Глаз с тебя не сводит.
Валентина смутилась, но не стала спорить. Она и сама видела, как смотрит на неё Михаил — с нежностью, восхищением и какой-то светлой радостью. Так на неё никто никогда не смотрел.
На Новый год Михаил пригласил их к себе домой. Валентина волновалась — одно дело встречаться, ходить в кино, даже ночевать у него иногда, и совсем другое — прийти с мамой, как настоящая семья.
— Мы не помешаем? — спросила она по телефону. — Может, ты хотел встретить с друзьями или…
— Я хочу встретить с вами, — перебил Михаил. — С тобой и Ириной Петровной. Больше мне никто не нужен.
И вот они втроём сидели за праздничным столом в его квартире — небольшой, но уютной, с книжными полками вдоль стен и старым роялем в углу.
— Ты играешь? — удивилась Валентина, увидев инструмент.
— Когда-то играл, — кивнул Михаил. — В юности даже думал поступать в консерваторию. Но родители настояли на медицинском. А потом закрутило, и стало не до музыки.
— Сыграешь? — попросила она.
— Для тебя — что угодно, — улыбнулся он и сел за рояль.
Мелодия полилась неожиданно легко и свободно. Шопен — узнала Валентина. Ноктюрн. Михаил играл с закрытыми глазами, полностью погрузившись в музыку. А Валентина смотрела на него и думала: как странно устроена жизнь. Полгода назад он был для неё просто врачом, который лечил мамину спину. А теперь… теперь он стал частью её жизни, важной, необходимой частью.
Когда до полуночи оставалась минута, они встали с бокалами шампанского.
— Я хочу сказать тост, — Михаил выглядел непривычно серьёзным. — За вас, мои дорогие женщины. За то, что вы появились в моей жизни. За то, что… — он запнулся, глядя на Валентину, — за то, что я снова чувствую себя живым.
Они чокнулись, выпили под бой курантов. Мама украдкой вытерла слезу.
После ужина, когда мама задремала в кресле под звуки телевизора, Михаил отвёл Валентину на кухню.
— Я хочу тебе кое-что сказать, — начал он, явно волнуясь. — Вернее, спросить.
Валентина насторожилась.
— Что случилось?
— Ничего, — он взял её за руки. — Просто… В общем, я подумал… Мы уже два месяца вместе. И я понял, что не хочу без тебя. Без вас обеих, вообще-то.
Валентина смотрела на него широко раскрытыми глазами, не понимая, к чему он клонит.
— И? — осторожно спросила она.
— И я хочу, чтобы мы жили вместе, — выпалил Михаил. — Все трое. В моей квартире. Она больше вашей, две спальни, Ирине Петровне будет удобнее. И мне до больницы ближе, и тебе до завода не намного дальше…
— Ты… предлагаешь съехаться? — медленно произнесла Валентина.
— Да, — он кивнул. — Если ты, конечно, готова. Если нет — я подожду.
Валентина не знала, что сказать. Она не ожидала такого поворота. Конечно, они с Михаилом были близки, но жить вместе? Это серьёзный шаг. И что скажет мама?
— Я… я не знаю, — честно призналась она. — Нужно подумать. И с мамой поговорить.
— Конечно, — Михаил не выглядел разочарованным. — Думайте. Я никуда не тороплюсь.
— А твои родственники? — вдруг спросила Валентина. — Они не будут против, если мы…
— У меня только сестра, — пожал плечами Михаил. — Живёт в Питере. Мы созваниваемся раз в месяц. Она будет рада, что я счастлив. А больше никого нет.
В этот момент с дивана раздался голос Ирины Петровны:
— А я не против.
Они обернулись. Мама сидела с хитрой улыбкой, явно всё слышала.
— Мама! — возмутилась Валентина. — Ты подслушивала?
— Я просто проснулась, — невинно ответила та. — И услышала. Так вот, я не против переезда. У Михаила Александровича действительно квартира больше. И район лучше.
Михаил рассмеялся.
— Спасибо за поддержку, Ирина Петровна.
— Всегда пожалуйста, — она подмигнула ему, потом повернулась к дочери. — Валя, не смотри так испуганно. Никто не торопит. Но я считаю, это хорошая идея.
Валентина переводила взгляд с мамы на Михаила и обратно, не веря своим ушам. Они что, сговорились?
— Ладно, — наконец сказала она. — Я подумаю. Правда подумаю. Обещаю.
Михаил просиял.
— Большего я и не прошу.
Валентина думала две недели. Взвешивала все «за» и «против», прикидывала, как изменится жизнь, если они переедут к Михаилу. Мама уже решила для себя — она была «за» и не скрывала этого. Но Валентина колебалась.
С одной стороны, она любила Михаила. Это уже не вызывало сомнений. С другой — они знали друг друга всего полгода. Не рано ли для такого серьёзного шага?
В середине января выдалась особенно морозная неделя. Батареи в их с мамой квартире едва грели, приходилось включать обогреватели. Из-за этого постоянно выбивало пробки. В одну из таких холодных ночей, когда они с мамой сидели закутавшись в пледы и ждали электрика, Валентина вдруг подумала: «А чего я, собственно, боюсь? Что может быть хуже, чем сидеть в холодной квартире и ждать неизвестно чего?»
На следующий день она позвонила Михаилу.
— Мы согласны, — сказала она без предисловий.
— Правда? — в его голосе прозвучало столько радости, что Валентина невольно улыбнулась.
— Правда. Но у меня есть условия.
— Какие угодно, — тут же согласился он.
— Первое — мы пока не продаём нашу квартиру. Сдадим в аренду, а там видно будет.
— Разумно, — одобрил Михаил.
— Второе — мы с мамой будем участвовать в расходах. Никаких «я сам всё оплачу».
— Хорошо, — согласился он, хотя явно хотел возразить.
— И третье… — Валентина помедлила. — Третье условие — я сама буду готовить по выходным. Твои пироги, конечно, прекрасны, но мясо по-французски у меня получается лучше.
Михаил рассмеялся.
— Согласен на все условия! Когда переезжаете?
— В субботу? — предложила Валентина. — Дашь нам ключи заранее, чтобы мы могли перевезти вещи?
— Ключи? — переспросил Михаил. — Да, конечно. Завтра занесу. Или… Знаешь что? Давай я сделаю копию для каждой из вас. Чтобы у всех были свои.
— Хорошо, — согласилась Валентина. — Только не торопись, у нас ещё много времени.
На что Михаил неожиданно серьёзно ответил:
— У нас всё время мира, Валя. Теперь — всё время мира.
Переезд состоялся в конце января. Они перевезли самое необходимое — одежду, посуду, книги, мамины лекарства. Остальное решили оставить в старой квартире — всё равно сдавать планировали с мебелью.
Первый вечер в новом доме был немного неловким. Они ходили на цыпочках, боясь что-то задеть или сломать, говорили тихо, словно в гостях. Михаил смотрел на них с улыбкой.
— Вы как будто в музее, — заметил он за ужином. — Расслабьтесь. Это теперь ваш дом тоже.
— Привыкнем, — ответила Ирина Петровна, но всё равно аккуратно составляла тарелки, стараясь не шуметь.
Ночью, когда они легли спать в спальне Михаила — теперь их общей спальне — Валентина долго не могла уснуть. Всё казалось странным: чужая кровать, чужие запахи, чужие звуки за окном. Но рядом дышал Михаил, и от этого становилось спокойнее.
— Не спишь? — тихо спросил он, обнимая её.
— Не спится, — призналась Валентина. — Всё так… непривычно.
— Знаю, — он погладил её по волосам. — Но мы привыкнем. Вместе.
Она повернулась к нему, вглядываясь в темноте в знакомые черты.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— За что?
— За то, что ты есть. За то, что появился в моей жизни. За то, что… — она запнулась, подбирая слова, — за то, что научил меня не бояться быть счастливой.
Михаил притянул её к себе и поцеловал — нежно, благодарно.
— Это ты научила меня жить заново, — прошептал он. — После развода я думал, всё кончено. А потом пришла ты со своей больной шеей, и… И началась новая глава.
Они уснули в объятиях друг друга, и впервые за много лет Валентина спала спокойно, без тревожных снов и ранних пробуждений от беспокойства о делах.
Утром их разбудил запах кофе и оладий. Мама уже хозяйничала на кухне, напевая что-то себе под нос.
— Надо же, — удивилась Валентина, входя на кухню. — Ты уже освоилась?
— А что тут осваиваться? — пожала плечами мама. — Кухня как кухня. Только плита лучше нашей.
Михаил, вошедший следом, улыбнулся.
— Как спалось на новом месте, Ирина Петровна?
— Отлично, — она подмигнула. — Тихо у вас тут, спокойно. И соседи не топают над головой.
— Вот и хорошо, — Михаил сел за стол. — Давайте завтракать, а потом я вам покажу, где что лежит. Чтобы вы чувствовали себя… Чёрт, забыл ключи!
— Какие ключи? — не поняла Валентина.
— Ваши, — он хлопнул себя по лбу. — Сделал, положил в портфель и забыл отдать. Сейчас принесу.
Он вышел и вернулся с двумя ключами на новеньких брелоках — маленькими фигурками котов, один рыжий, другой серый.
— Вот, — он протянул рыжего кота Валентине, серого — маме. — Теперь у каждого свой ключ. Приходите и уходите, когда захотите.
Мама растроганно взяла ключ, повертела в руках.
— Спасибо, Миша, — сказала она, и впервые назвала его просто по имени, без отчества.
— Не за что, Ирина Петровна, — он улыбнулся. — Это ваш дом теперь.
Валентина смотрела на ключ в своей руке — маленький, блестящий, с рыжим котом на брелоке. Такая простая вещь, а сколько всего изменила в её жизни.
Михаил заметил её задумчивый взгляд.
— О чём думаешь? — спросил он.
— О том, как всё меняется, — ответила она. — Полгода назад мы даже не знали друг друга. А теперь…
— А теперь мы семья, — просто сказал Михаил. И, помедлив, добавил: — Хотя кое-чего не хватает для полной картины.
— Чего же? — спросила Валентина, не понимая, к чему он клонит.
Михаил отодвинул стул, встал, и вдруг опустился на одно колено перед ней. Достал из кармана халата маленькую бархатную коробочку.
— Валя, — сказал он, открывая коробочку, в которой блеснуло кольцо с небольшим сапфиром, — ты выйдешь за меня замуж?
Валентина замерла, не веря своим глазам. Мама ахнула и прижала руки к груди.
— Я знаю, мы знакомы всего полгода, — торопливо продолжил Михаил. — И можно подождать. Но я не хочу ждать. Я хочу, чтобы ты была моей женой. Официально. По-настоящему.
Валентина смотрела на кольцо, на Михаила, на его волнующееся лицо. В голове мелькали обрывки мыслей: «Слишком быстро», «А вдруг не получится», «Что скажут на работе»… Но сердце уже давно всё решило.
— Да, — сказала она, чувствуя, как по щекам текут слёзы. — Да, я выйду за тебя замуж.
Михаил надел кольцо на её палец — оно подошло идеально, словно было создано для неё — и поцеловал её руку.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
— И я тебя, — улыбнулась Валентина сквозь слёзы.
Мама всхлипнула, не скрывая радости.
— Дети мои, — сказала она, вытирая слёзы. — Как же я счастлива за вас.
Михаил поднялся с колен, не выпуская руки Валентины.
— Это ещё не все новости, — сказал он загадочно. — Есть кое-что ещё.
— Что? — удивилась Валентина. — Ты меня пугаешь.
— Не бойся, — он улыбнулся. — Помнишь, ты говорила, что давно не была в отпуске? Что хотела бы куда-нибудь поехать, отдохнуть?
— Помню, — осторожно кивнула она.
— Я купил путёвки, — объявил Михаил. — На троих. В Сочи, на две недели. В феврале. Санаторий с лечением, море, горы…
— Что? — Валентина не могла поверить своим ушам. — Но… работа, больница…
— Я договорился с главврачом, — ответил Михаил. — У меня накопились отгулы за три года. А ты… Ты ведь можешь взять отпуск? Хотя бы на две недели?
Валентина растерянно смотрела на него.
— Наверное, могу… Но ты всё решил без меня?
— Прости, — Михаил смутился. — Я хотел сделать сюрприз. Если ты против, мы можем поменять даты или…
— Не против, — перебила Валентина. — Просто… удивлена. Я не привыкла, что кто-то…
— Заботится о тебе? — мягко закончил Михаил. — Привыкай. Теперь нас трое. И мы заботимся друг о друге.
Мама кивнула, соглашаясь.
— И вот что, дети, — сказала она решительно. — Свадьбу играем после отпуска. Я хочу успеть похудеть для платья.
Они рассмеялись — все трое, как одна семья. И в этот момент Валентина поняла, что больше не боится остановиться. Она уже остановилась — и нашла то, что искала всю жизнь. Дом. Семью. Любовь.
Вечером, когда мама уже легла спать, Валентина и Михаил сидели на кухне, пили чай и строили планы на будущее.
— А в свадебное путешествие поедем на мою дачу, — предложил Михаил. — Летом там красиво. И рыбалка… Я же обещал научить тебя рыбачить.
— Поедем, — согласилась Валентина. — Только сначала ремонт сделаем. Крыша у тебя там течёт, я заметила. И печку надо перекладывать.
— Хозяйственная ты моя, — рассмеялся Михаил. — Уже всё примечаешь.
— А как иначе? — она пожала плечами. — Надо же о будущем думать.
Они сидели за ужином, обсуждая планы на выходные, когда Михаил вдруг посмотрел на часы.
— Завтра моя сестра из Питера приезжает, — сказал он. — Надо встретить её с поезда.
Валентина кивнула, помешивая чай.
— Она у тебя остановится?
— Да, в гостевой комнате. На пару дней, — Михаил помедлил и добавил: — Надо моей маме ключи сделать от твоей квартиры, — сказал жених за ужином.
Валентина удивлённо подняла брови:
— Твоей маме? Но…
— Прости, — Михаил потер лоб. — Я хотел сказать — сестре. Устал, перепутал. Когда она приезжает в Москву на обследование, ей было бы удобно иметь ключи от твоей старой квартиры, чтобы останавливаться там, а не у нас. Иначе нам придется каждый раз её встречать и провожать.
— Понятно, — кивнула Валентина. — Конечно, сделаем. Только сначала познакомь нас.
— И детям нашим, когда вырастут, — неожиданно добавил Михаил. — Пусть знают, что у них есть не только наша квартира, но и ещё одна. На всякий случай.
Валентина замерла.
— Детям? Ты хочешь детей? В нашем возрасте?
— А почему нет? — он пожал плечами. — Мне сорок пять, тебе тридцать восемь. Самое время. И вообще, я всегда мечтал о большой семье. Минимум двое детей, а лучше трое.
Валентина расхохоталась.
— Трое? Да ты с ума сошёл! Я на работе с пятнадцатью мужиками еле справляюсь, а тут ещё трое детей!
— Справишься, — уверенно сказал Михаил. — Ты же у нас Фурия. Тебя все боятся и уважают.
Валентина шутливо замахнулась на него.
— Кто рассказал? Мои работяги? Я их уволю!
— Нет, — он поймал её руку и поцеловал. — Просто слухами земля полнится. А теперь ты будешь не Фурия, а Харитонова. Звучит грознее, а?
— Валентина Сергеевна Харитонова, — задумчиво протянула она. — Звучит… правильно.
— Вот и я о том же, — Михаил притянул её к себе. — Правильно и навсегда.
И в этот момент Валентина поверила: да, навсегда. Как бы ни сложилась дальше судьба, что бы ни случилось, они будут вместе. Она, Михаил, мама. И, может быть… Кто знает? Может быть, и правда трое детей.
А почему бы и нет? В конце концов, жизнь только начинается.
