В 1957 году в небольшое московское кафе «Арфа» на Столешниковом переулке зашла молодая пара. Они не были похожи на людей, отмечающих главное событие в жизни. На невесте не было белого платья, на женихе — парадного костюма. Колец на пальцах тоже не наблюдалось — на них попросту не хватило денег.
Они заказали по порции мяса в кисло-сладком соусе с черносливом и чай. Так началась семейная история Юрия и Ольги Соломиных — союз, продлившийся более шестидесяти лет. Позже, когда он станет художественным руководителем Малого театра, а его лицо будут узнавать в каждом уголке огромной страны, этот скромный обед останется для них самым дорогим воспоминанием.
Юрий ухаживал за Ольгой трогательно и немного неуклюже: высшей степенью проявления чувств был принесенный девушке кусочек сахара или бутерброд с сыром.
Впервые он заметил её на лекции в Щепкинском училище. Ольга опоздала и села на единственное свободное место — рядом с ним. Соломин потом вспоминал, что его поразила не столько сама девушка, сколько её роскошная коса, толстая, спускающаяся до колен.
Жизнь молодой семьи начиналась в условиях, которые современные звезды назвали бы неприемлемыми. Сначала снимали угол в подвале на Петровском бульваре у какой-то безумной старухи. Позже переехали в общежитие, где их «домом» стала часть комнаты, отгороженная от соседей театральной ширмой. И даже когда родилась дочь Даша, быт не наладился. Семье дали комнату в коммуналке на Арбате: туалет в конце длинного коридора, кухня без окон. Из-за вечной сырости и пара от кипячения пеленок там было невозможно дышать.
Но удивительное дело: ни Юрий, ни Ольга никогда не делали из этого трагедии. В их доме быт считался чем-то второстепенным, и даже постыдным, если он начинал мешать работе. Ольга Николаевна говорила дочери: «С бытом надо бороться всю жизнь, иначе он тебя сожрет». Ремонт, новая мебель, отмытые до блеска полки — всё это было для них чуждо. Они и прибирались-то только в тех случаях, когда грязь начинала прилипать к ногам, а грязная посуда валилась из раковины.
В представлении многих Юрий Соломин — это строгий, статный «адъютант его превосходительства», человек в мундире, которого все слушаются. Дома же эта строгость моментально таяла. В семье роли распределялись неожиданно: железной леди была Ольга.
— Бабушка была очень волевая, сильная, — вспоминает внучка Александра. — А дедушка быстро сдавался. Мною он вообще не мог управлять, я легко им манипулировала.
Соломин сам признавал эту черту: он не умел говорить «нет» двум категориям существ — детям и животным. В бытовых вопросах он тоже часто пасовал. Подарки жене выбирать не умел, да и времени вечно не хватало. В день рождения Ольги он просто доставал все деньги из кошелька и виновато говорил: «Купи себе сама что-нибудь, я не знаю, что тебе дарить». Другая бы обиделась, но Ольга его прекрасно понимала.
Еда его тоже мало интересовала. Картошка с селедкой, блинчики со сметаной — вот и весь гастрономический рай народного артиста.
Слава, обрушившаяся на Соломина после «Адъютанта его превосходительства» и оскароносного «Дерсу Узала», стала для него тяжелым испытанием. Он не мог просто проехать в автобусе — на него смотрели в упор десятки глаз. Не мог спокойно поесть в ресторане — люди подходили за автографами, не давая поднести вилку ко рту. Машина стала для него не роскошью, а единственным способом спрятаться, доехать от дома до театра без посторонних взглядов.
Особенно ярко это желание спрятаться проявлялось в его дни рождения. Юрий Мефодьевич ненавидел шумиху вокруг своего имени в этот день. 18 июня он отдавал свой телефон дочери и говорил: «Будут звонить — говори, что меня нет. Дверь тоже никому не открывай». Телефон звонил не переставая, а именинник сидел тихо, как мышь, радуясь только кругу самых близких. Единственный раз он нарушил эту традицию после смерти жены — ему стало одиноко, и он позвал коллег в театр, где накрыл роскошный стол.
Если бы Юрия Соломина попросили назвать его лучших друзей, в этом списке обязательно оказались бы собаки. Любовь к ним тянулась из детства, с того момента, как он выпросил у мамы дворнягу и назвал её Джульбарсом — в честь пса из кино.
Взрослый Соломин называл своих питомцев «ребятами». И был уверен: они понимают всё намного лучше людей. Главным любимчиком семьи стала немецкая овчарка Маклай, прожившая с ними почти пятнадцать лет.
Маклай был не только сторожем, но и семейным психотерапевтом. Утром, когда Юрий и Ольга, спеша на работу, начинали на повышенных тонах выяснять отношения, пёс садился между ними и начинал сердито лаять. Ольга смеялась: «Это он меня защищает!», а Юрий парировал: «Нет, это он мне советует: не связывайся ты с ней, не мотай нервы!». Ссора мгновенно прекращалась.
Соломин использовал, как он сам это называл, «тест на собаку» на вступительных экзаменах в театральное училище. Он часто спрашивал абитуриентов: «Ты собак любишь?», и внимательно следил за реакцией. Если лицо человека светлело, если он начинал с улыбкой рассказывать о собаках, для мастера это значило больше, чем идеально прочитанная басня. Это был знак: у человека есть душа, есть эмпатия.
Дача в Валентиновке стала для Юрия Соломина не местом отдыха, а местом встречи с его «ребятами». В последние годы, когда здоровье уже не позволяло ночевать за городом, водитель возил его туда хотя бы на пару часов — просто покормить собак и кошек. Соломин нарезал им колбасу, гладил, разговаривал. «Они скучают», — горько говорил он, хотя, возможно, скучал в первую очередь он сам.
Жизнь публичного человека неизбежно обрастает слухами. Самый устойчивый из них касался отношений Юрия с младшим братом, Виталием Соломиным. Газеты десятилетиями писали о вражде, о соперничестве двух знаменитых актеров.
Семья реагирует на это с усталой улыбкой: «Чего только про них не писали!». На самом деле, именно Юрий, будучи уже преподавателем в училище, помог брату сделать первый шаг к лицедейству. Когда Виталий провалился на экзаменах в театральном институте, Юрий помог ему поступить в театральное училище. А позже, когда Виталия приняли, следил за его успехами с гордостью старшего брата. Да, они были разными, но никакой «войны» не было. До сих пор семья Юрия Мефодьевича поддерживает тесную связь с вдовой и детьми Виталия.
К концу жизни память Юрия Соломина начала совершать удивительные кульбиты. Как кинопленка, которую отматывают назад, его сознание уходило от дней сегодняшних всё дальше в прошлое. Он забывал недавние события, но отчетливо видел картинки из читинского детства.
Он вспоминал, как бабушка приносила с рынка молоко. В лютые забайкальские морозы его продавали в виде замороженных ледяных кругляшей. Молоко наливали в миску, выставляли на мороз, а потом вытряхивали ледышку покупателю. Эту «молочную тарелочку» бабушка несла домой в сетке. Он вспоминал самый вкусный десерт своего военного детства — пенку со сливками, которую соскребал с размораживаемого молока и намазывал на черный хлеб. Вспоминал и арест деда в 1937 году, когда тот, уходя в ночь с чужими людьми, успел крикнуть: «Берегите Юрочку». Это возвращение к истокам помогало ему отвлечься от своей тяжелой болезни.
Уход жены стал для Юрия Мефодьевича ударом, от которого он так и не оправился. Они прожили вместе 62 года. Когда Ольги не стало, он потерял ориентир. Начались болезни: ковид, инсульт, потеря зрения. Дочь Дарья переехала к отцу, превратившись в сиделку.
— Я была рядом с ним 24 часа в сутки, — рассказывает она. — Папа уже не мог сам застегнуть рубашку, руки потеряли чувствительность.
В эти последние месяцы его главной радостью стали правнуки — Федя и Юра. Маленький Юра был назван в честь прадеда, и Соломин испытывал к тёзке особый трепет. Однажды Юра, глядя на жилистые руки прадеда, спросил: «Деда, а что у тебя с руками?». Юрий Мефодьевич грустно вздохнул: «Старые стали». Малыш посмотрел на свои ладошки и серьезно ответил: «А у меня ладошки новые!». Соломин сначала засмеялся, а потом расплакался. Не смог сдержать слёз из-за того, что осознал, что не увидит какими вырастут его правнуки.
Он уходил дома, как и хотел. После больницы, где его трижды вытаскивали с того света, он попросился в родные стены. И как только оказался у себя дома, ему стало спокойно. Ушёл тихо, во сне, держа дочь за руку.
Через два месяца после хозяина ушёл и его любимый пёс Валет. Старая собака просто отказалась жить без того, кто всегда приносил ей нарезанную колбасу и чесал за ухом.
А вскоре после его смерти случилась ещё одна странная вещь. Дочь Дарья сидела в комнате одна. Был вечер, ровно четыре месяца со дня ухода отца. Она потянулась включить настольную лампу и мысленно обратилась к нему: «Пап, ты бы хоть знак мне какой-нибудь подал». Щелкнула выключатель — и лампа с грохотом взорвалась, разлетевшись на мелкие осколки. Теперь дочь уверена, что любящий отец наблюдает за ней оттуда, где нет ни славы, ни назойливых звонков, ни болезней. Только он, мама и преданный пёс.
