Марина проснулась от плача Вари в шесть утра. Сквозь щель в шторах пробивался мутный январский свет, и она на секунду позволила себе полежать, глядя в потолок. Рядом сопел Костя, повернувшись к стене, даже не дрогнув от детского крика. Марина усмехнулась без радости — у него, конечно, особый дар не слышать то, что слышать неудобно.
Она села, натянула халат на плечи. Отражение в зеркале на противоположной стене поймало ее врасплох, как всегда в последние месяцы. Круглое лицо, двойной подбородок, расплывшееся тело под фланелью. Восемь месяцев прошло после родов, а она все еще выглядела так, будто готова рожать снова. Двадцать три лишних килограмма. Врач сказала спокойно: «Не торопитесь, организм восстанавливается, кормите грудью — вес постепенно уйдет». Марина и не торопилась. Варя была важнее любых диет.
В детской дочка уже разошлась не на шутку, размахивая кулачками. Марина взяла ее на руки, прижала к груди, и мир сузился до этого теплого комочка, до сопения у самого уха, до доверчивых глаз, которые смотрели на нее так, будто она — центр вселенной.
— Моя хорошая, — шептала Марина, укачивая. — Моя девочка.
Костя появился на кухне около восьми, свежий после душа, в выглаженной рубашке. Марина уже успела покормить Варю, переодеть ее, посадить в шезлонг и теперь пыталась быстро позавтракать стоя, зажав бутерброд в зубах, пока доставала из посудомойки чистые тарелки.
— Кофе есть? — спросил Костя, усаживаясь за стол.
— В турке, — ответила Марина, кивком указав на плиту.
Он поднялся, налил себе, снова сел. Варя довольно загулила, дрыгая ножками. Костя посмотрел на дочку, улыбнулся.
— Как наша принцесса?
— Отлично. Ночью два раза просыпалась.
— Мм, — он уткнулся в телефон, листая новости. — Слушай, а ты помнишь, что в субботу Андрюха с Леной к нам придут?
Марина замерла с чашкой в руке.
— Это в эту субботу? Я думала, через неделю.
— Нет, в эту. Я им уже подтвердил. Приготовишь что-нибудь?
Она поставила чашку на стол чуть резче, чем хотела.
— Конечно.
Костя поднял взгляд, уловил раздражение.
— Мариш, ну я же не знал, что ты забыла. Они наши друзья, нормально же посидим.
— Твои друзья, — поправила она тихо.
— Ну и твои тоже. Лена же с тобой в институте училась.
Марина промолчала. Лена была из тех, кто после института сделал карьеру в крупной компании, носил дорогие костюмы и говорил о путешествиях по Азии. Марина после рождения Вари уволилась из своей небольшой дизайн-студии — сидеть с ребенком оказалось не временной передышкой, а новым состоянием, которое поглотило ее целиком.
Костя допил кофе, встал, чмокнул Марину в макушку.
— Ладно, я поехал. Вечером пораньше постараюсь.
Он ушел, а она осталась в квартире с Варей, с горой невымытой посуды в раковине, с отражением в зеркале прихожей, которое все чаще хотелось не замечать.
Первые шутки начались незаметно. Костя листал ленту, пока они смотрели сериал вечером, и вдруг рассмеялся.
— Смотри, мем про то, как люди после Нового года в спортзал ломятся. «До» и «После праздников» — второе фото — шар.
Он показал Марине экран. Она посмотрела, кивнула без улыбки.
— Ну да, смешно.
— Мы тоже, кстати, после праздников неплохо так набрали, — он потрепал себя по животу. — Надо бы в зал сходить.
— Тебе виднее, — ответила Марина, не отрывая взгляда от экрана.
Костя вроде бы не заметил сухости в ее голосе или не придал значения. Через несколько дней, когда они ждали лифт, он, глядя на соседку-пенсионерку, которая поднималась по лестнице с тяжелыми сумками, заметил:
— Вот бы мне такую силу воли. Старушка по лестнице лезет, а многие на лифте только передвигаются и жалуются на вес.
Марина промолчала, но что-то кольнуло внутри. Он ведь знал, что она не может пока активно заниматься спортом — врач сказала подождать, организм еще восстанавливается после родов.
А потом была история с фотографией. Они разбирали старые снимки, и Костя наткнулся на фото их свадьбы — Марина в белом платье, стройная, смеющаяся, с цветами в руках.
— Вот это была фигура, — сказал он с придыханием. — Красотка прямо.
— Была, — эхом отозвалась Марина.
Он поднял на нее взгляд, кажется, только сейчас осознав, как это прозвучало.
— Ну то есть ты и сейчас красивая, просто… ну, ты понимаешь. Другая.
— Понимаю, — сказала она и вышла из комнаты, чтобы он не видел, как у нее дрогнули губы.
Костя, видимо, думал, что шутит легко, безобидно, по-свойски. Он не видел, как она каждое утро разглядывает себя в зеркало, как прячет старые джинсы на дальнюю полку шкафа, как избегает фотографироваться с Варей, чтобы не видеть себя на снимках. Он не видел, потому что не смотрел.
Суббота началась с того, что Варя капризничала — резались зубы, и никакие гели не помогали. Марина провела полдня с дочкой на руках, укачивая, напевая, утешая. К обеду у нее гудела спина, а на кухне ничего еще не было готово. Она судорожно метнулась к плите, пристроила Варю в шезлонг, включила мультик на планшете — пусть специалисты по развитию детей закидают ее камнями, но иначе она просто не успеет.
Костя вышел из душа около трех и удивленно оглядел кухню.
— Ты еще не начинала готовить?
Марина резала овощи для салата так быстро, что едва не поранилась.
— Варя весь день плакала. Я только что ее успокоила.
— Ну надо было меня позвать, я бы посидел с ней.
— Ты спал до двух.
— Я устал за неделю, — он говорил спокойно, как о чем-то самоочевидном. — Ладно, давай я хоть сейчас помогу. Что делать?
— Накрой на стол.
Он кивнул и начал доставать тарелки. Марина ставила мясо в духовку, помешивала соус, следила за картошкой, одним глазом поглядывая на Варю. Девочка затихла, уткнувшись взглядом в яркие картинки, но Марина знала — это ненадолго.
Андрей и Лена пришли ровно в шесть, с бутылкой вина и коробкой конфет. Лена выглядела безупречно — серое платье-футляр, каблуки, укладка. Марина встречала их в домашних джинсах на два размера больше прежнего и мешковатой кофте, которая скрывала складки на боках.
— Маринка! — Лена обняла ее, пахнув дорогими духами. — Как же давно мы не виделись! Ты как, как наша мамочка?
— Нормально, — улыбнулась Марина, стараясь не думать о том, как контрастно они сейчас смотрятся рядом. — Проходите, проходите.
Костя поздоровался с Андреем, похлопал его по плечу. Они прошли в зал, и началась обычная суета — рассаживание, разливание вина, первые расспросы. Варя сидела на ковре с игрушками, изредка поглядывая на гостей огромными любопытными глазами.
— Какая лапочка! — Лена присела рядом с девочкой. — Прямо кукла. Можно взять?
— Конечно, — Марина наблюдала, как Лена осторожно берет Варю на руки, и дочка, на удивление, не протестует.
— Ох, тяжеленькая какая! — рассмеялась Лена. — Богатырка растет.
— Нормально так кушает, да, Варюх? — подхватил Костя, подмигнув дочке. — В маму пошла.
Повисла секундная пауза. Андрей неловко кашлянул. Лена уставилась на Костю, потом перевела взгляд на Марину. А Марина будто окаменела, с вилкой в руке, не в силах пошевелиться.
— Шучу, шучу, — быстро добавил Костя, видя, что шутка не зашла. — Варька просто хорошо развивается, здоровая девочка.
Но слова уже были произнесены, и они повисли в воздухе, как что-то липкое и неприятное. Марина опустила вилку, встала из-за стола.
— Извините, пойду Варю покормлю. Время уже.
Она взяла дочку у Лены и вышла из комнаты, не оглядываясь. В детской было тихо и темно, только ночник отбрасывал мягкий свет на стены. Марина села в кресло, приложила Варю к груди, и только тогда позволила себе выдохнуть.
Слезы текли сами собой, беззвучно. Она вытирала их рукой, но они все шли и шли. Варя сосала молоко, сопя носиком, и Марина гладила ее по головке, чувствуя, как внутри что-то окончательно ломается.
«В маму пошла». При гостях. При Лене, которая и так смотрела на нее с едва скрываемой жалостью. Он сказал это просто так, легко, как будто это была безобидная шутка о погоде.
Марина покормила Варю, переодела ее, уложила в кроватку. Девочка засопела почти сразу — день выдался тяжелый. А Марина осталась стоять над кроваткой, глядя на спящее личико дочки, и вдруг поняла, что решение уже созрело. Может, оно зрело давно, а сегодняшний вечер просто стал последней каплей.
Она достала из шкафа большую дорожную сумку и начала складывать вещи. Свои, Варины. Спокойно, методично, словно составляла список покупок. Подгузники, сменная одежда, пеленки. Своя косметичка, документы, зарядка для телефона.
Из гостиной доносились голоса, смех — видимо, Костя успел разрядить обстановку, и вечер продолжился как ни в чем не бывало. Марина слушала эти звуки как что-то далекое, не касающееся ее.
Когда она закончила паковать сумку, часы показывали половину десятого. Она вышла в коридор как раз в тот момент, когда Андрей и Лена собирались уходить.
— Спасибо, что пришли, — сказала Марина, натянуто улыбаясь.
Лена обняла ее.
— Извини, что так рано, но завтра рано вставать. Было здорово, правда.
Когда дверь за гостями закрылась, Костя повернулся к Марине.
— Слушай, прости за ту глупость. Я не подумал, вырвалось.
— Угу, — Марина прошла мимо него в комнату, взяла сумку.
Костя заметил ее, насупился.
— Ты что, куда это?
— К маме. С Варей.
— Как это к маме? Сейчас? Ночью?
— Сейчас. — Марина говорила ровно, глядя ему в глаза. — И я подаю на развод.
Он раскрыл рот, закрыл. Потом рассмеялся — неуверенно, как человек, который надеется, что это розыгрыш.
— Из-за того, что я сказал? Мариш, ну это же…
— Что? — она остановилась у двери. — Что ты хотел сказать?
— Ну пошутил при всех, подумаешь! — он развел руками. — Чего сразу на развод подавать? Я же не со зла!
— Не со зла, — повторила она, качая головой. — Костя, ты даже не понимаешь, что ты сказал не так.
— Ну объясни!
Она поставила сумку на пол.
— Хорошо. Я объясню. Я девять месяцев вынашивала нашего ребенка. Мое тело менялось каждый день. Я рожала, меня зашивали. Потом два месяца я не могла нормально ходить. Я кормлю грудью, поэтому не могу сесть на диету. Я не сплю ночами, потому что Варя просыпается, а ты не слышишь. Я не хожу на работу, не вижусь с друзьями, не помню, когда последний раз была в кино или в кафе. Я целыми днями дома, с ребенком, и я люблю ее больше жизни, но я устала. — Голос ее дрогнул, но она взяла себя в руки. — А ты на протяжении месяцев отпускаешь шуточки про толстых людей. Показываешь мне фотографии, какой я была. Намекаешь, что мне надо бы заняться собой. И сегодня, при гостях, ты говоришь, что наша дочь в меня пошла — то есть толстая. Ты понимаешь, что ты делаешь?
Костя стоял бледный, растерянный.
— Я… я просто хотел немного подбодрить, чтобы ты…
— Чтобы я что? Быстрее похудела? Стала снова красивой, как на свадьбе? — она усмехнулась горько. — Костя, я родила твоего ребенка. Я не растолстела просто так, не от того, что жрала пирожные днями и ночами. Это последствия беременности и родов. И врач говорит, что нельзя торопиться. Но тебе все равно. Тебе важнее, чтобы твоя жена была худенькая и красивая.
— Нет, не так! — он шагнул к ней. — Мне просто хотелось, чтобы ты… чтобы ты была счастлива. Чтобы сама себе нравилась.
— Я была счастлива, — сказала она тихо. — Пока ты не начал меня разрушать по кусочкам. Каждой своей шуткой, каждым намеком. Я смотрелась в зеркало и видела маму своей дочки, которая дает ей жизнь, кормит, любит. А теперь я смотрюсь в зеркало и вижу толстую корову, которая не нравится своему мужу.
— Мариша…
— Нет. — Она подняла руку, останавливая его. — Я устала. Устала чувствовать себя плохой. Устала ждать, когда ты наконец посмотришь на меня не как на тело, которое должно соответствовать твоим ожиданиям, а как на человека. На мать твоего ребенка, которая проходит через самое трудное время в своей жизни. И если ты не можешь пережить со мной это трудное послеродовое время, если не можешь быть рядом, поддерживать, а только тыкаешь носом в то, что я не дотягиваю до твоего идеала, то такой муж и отец ребенка мне не нужен.
Костя стоял, не в силах произнести ни слова. Марина взяла сумку, достала куртку из шкафа.
— Я уезжаю. Завтра приду за остальными вещами, когда тебя не будет дома.
— Подожди, давай поговорим…
— Мы уже поговорили. Месяцы назад надо было разговаривать. Когда я пыталась объяснить тебе, что мне больно от твоих слов, а ты отмахивался — «ну это же шутка». Теперь поздно.
Она открыла дверь в детскую, осторожно взяла спящую Варю, завернула ее в теплый конверт. Девочка даже не проснулась — только засопела и уткнулась носиком Марине в плечо.
Костя смотрел на них, потерянный, растерянный, будто только сейчас понимая, что происходит.
— Мариш, ну не надо так. Давай я исправлюсь, я больше не буду…
— Ты не понимаешь, в чем проблема, — сказала она, глядя на него через порог. — Ты не понимаешь, что ты сделал. А я не могу жить с человеком, который не видит меня.
Она вышла из квартиры, закрыв за собой дверь. Лифт приехал быстро, и она спустилась вниз, вышла на улицу. Снег падал крупными хлопьями, и мир казался тихим и новым. Варя сопела на ее плече, такая теплая, такая родная.
Марина поймала такси и назвала адрес маминой квартиры. Водитель молчал всю дорогу, и она была благодарна ему за это. Она смотрела в окно, на заснеженный город, и чувствовала странное облегчение. Будто с нее сняли тяжелый груз, который она тащила месяцами, даже не осознавая его веса.
Мама открыла дверь в халате, с удивлением и тревогой в глазах.
— Маринка? Что случилось?
— Можно нам у тебя переночевать? — Марина едва сдерживала слезы. — Несколько дней, пока я разберусь.
Мама не задавала вопросов. Просто обняла дочку, взяла сумку из ее рук.
— Конечно, заходите. Я сейчас постель постелю.
Варю они положили в старую детскую кроватку, которую мама хранила на всякий случай. Девочка спала, раскинув ручки, сопя в подушку. Марина стояла рядом, гладя дочку по спинке, и только сейчас позволила слезам течь свободно.
Мама молча обняла ее.
— Расскажешь утром, — прошептала она. — А сейчас отдохни. Ты устала.
Марина легла на диван в гостиной, укрывшись старым пледом, и закрыла глаза. Телефон завибрировал — сообщение от Кости. Она не стала читать, просто выключила звук и положила телефон экраном вниз.
Завтра будет новый день. Завтра она начнет разбираться с юристами, документами, съемом квартиры. Завтра придется объяснять маме, что произошло, слушать советы, может быть, даже уговоры помириться.
Но сегодня она просто лежала в темноте и слушала тихое дыхание дочки за стеной. И впервые за долгие месяцы чувствовала, что дышит свободно.
Утро началось с того, что Варя проснулась в незнакомом месте и заплакала. Марина вскочила, взяла ее на руки, начала укачивать и напевать колыбельную. Девочка успокоилась, уткнувшись маме в шею, и Марина почувствовала, как сердце бьётся сильнее от любви и нежности.
Мама появилась на кухне, уже одетая, с чайником в руках.
— Как спалось?
— Нормально, — Марина села за стол, устроив Варю на коленях. — Мам, прости, что так внезапно.
— Ты моя дочь. Всегда можешь прийти. — Мама поставила перед ней чашку чая. — Хочешь рассказать?
И Марина рассказала. Про шутки, про вчерашний вечер, про то, как устала чувствовать себя не такой, как надо. Мама слушала молча, только иногда качала головой.
— Он позвонит, — сказала она наконец. — Будет просить вернуться.
— Я знаю.
— И что ты ответишь?
Марина посмотрела на Варю, которая играла с ложкой, стуча ей по столу.
— Что если он не может быть рядом со мной в самое трудное время, то мне не нужен такой мужчина рядом в принципе. Я справлюсь сама.
— Одной с ребенком тяжело.
— Знаю. Но знаешь что, мам? Мне уже было тяжело. С ним. Потому что он был рядом, но не видел, как я устаю, как мне больно от его слов, как я изо всех сил стараюсь быть хорошей мамой и женой. Он видел только то, что я не вписываюсь в его картинку. И это еще тяжелее, чем быть одной.
Мама протянула руку через стол, накрыла ладонью Маринину.
— Ты сильная. Справишься.
Варя, лежавшая рядом на пледе, заворочалась, и Марина пристроилась рядом с ней, обняла, уткнулась лицом в мягкие детские волосики. И внутри появилась твёрдая, растущая уверенность — она справится.
Они с дочерью справятся со всем.
