Анна стояла у окна своей квартиры, наблюдая за суетой московского утра. Шесть лет назад она приехала сюда из Тулы с единственным чемоданом и железной решимостью построить карьеру. Тогда она и представить не могла, что встретит Дмитрия — обаятельного архитектора из приличной семьи, который станет её мужем и билетом в совершенно другой мир.
Мир, который так и не принял её до конца.
— Анечка, мы опаздываем! — крикнул Дмитрий из прихожей. — Мама будет недовольна, если мы придём к обеду позже назначенного времени.
Анна вздохнула и взяла сумочку. Семейные обеды у свекрови — это была еженедельная пытка, которую она терпела ради мужа. Галина Михайловна, мать Дмитрия, была женщиной властной и язвительной. Её старший сын Игорь работал в престижной компании благодаря связям дяди Бориса, а младшая дочь Света получила квартиру в подарок от того же дяди к свадьбе. Только Анна никогда не просила у дяди Бориса ничего, хотя он был единственным в семье, кто относился к ней по-человечески.
Борис Михайлович Соколов, младший брат покойного отца Дмитрия, был успешным бизнесменом. Он построил крупную строительную компанию с нуля, оставшись холостяком и бездетным. При этом он щедро помогал племянникам, оплачивая их капризы и закрывая финансовые дыры.
— Ты опять в этом платье? — первые слова Галины Михайловны при встрече. — Неужели нельзя было что-то поприличнее надеть? Мы же не в твоей Туле.
— Здравствуйте, Галина Михайловна, — спокойно ответила Анна, привыкшая к таким уколам.
— А где дядя Боря? — поинтересовался Игорь, оглядывая стол. — Он обещал приехать.
— Не приедет, — буркнула мать. — Опять эти его обследования. Говорит, что плохо себя чувствует.
Анна насторожилась. Дядя Боря действительно последние месяцы выглядел неважно, но он упорно отмахивался от расспросов о здоровье.
— Может, стоит его проведать? — предложила она.
— Ты? — фыркнула Света. — Зачем? У него полно знакомых врачей, не нуждается он в провинциальной жалости.
— Да, Анечка, — подхватила свекровь, — лучше займись своими делами. Кстати, как там твоя карьера? Всё ещё менеджером в этой… как её… маркетинговой конторе?
— Я заместитель директора по развитию, — поправила Анна.
— Ах да, заместитель! — с притворным восхищением протянула Галина Михайловна. — Как же я забыла. Наша карьеристка растёт.
Анна сжала кулаки под столом. Эти люди не знали, сколько ночей она проводила за работой, как училась, как пробивалась снизу вверх в конкурентной среде. Они видели в ней только приживалку, которая зацепилась за их семью.
После обеда Анна всё-таки поехала к дяде Борису. Он жил в элитном районе, в просторной квартире, которая больше напоминала музей — повсюду стояли дорогие вещи, картины, антиквариат.
— Анечка! — обрадовался он, открывая дверь. — Какая неожиданность! Проходи, дорогая.
Дядя Боря действительно выглядел плохо — осунувшееся лицо, потухшие глаза, дрожащие руки.
— Как дела, дядя Боря? Честно, — села она рядом с ним на диван.
Он помолчал, изучая её лицо.
— Плохо, Анечка. Врачи говорят — четвёртая стадия. Месяца два-три, не больше.
Анна почувствовала, как сжалось сердце. Этот человек был для неё единственным островком человечности в семье мужа.
— А остальные знают?
— Нет пока. Не хочу, чтобы начался цирк с причитаниями и требованиями. Знаешь, как они умеют изображать горе, когда дело касается денег.
Анна кивнула. Она действительно знала. Когда у Игоря были проблемы с налоговой, он рыдал перед дядей, как маленький. Когда Свете понадобились деньги на ремонт, она целую неделю названивала дяде со слезами в голосе.
— Анечка, можно тебя кое о чём попросить? — дядя Боря взял её за руку.
— Конечно.
— Побудь со мной. Просто иногда приходи, посиди. Мне тяжело одному, а нанимать сиделку не хочется. Чужие люди…
— Я буду приходить, — пообещала Анна. — Каждый день после работы.
— Не каждый день, дорогая. У тебя своя жизнь. Но иногда… просто поговорить с человеком, который не видит во мне только кошелёк…
Следующие два месяца Анна действительно проводила вечера у дяди Бориса. Они говорили о книгах, о его молодости, о её планах. Он рассказывал, как строил бизнес, как жалел, что не завёл семью.
— Знаешь, Анечка, — говорил он однажды, — я всю жизнь думал, что семья — это кровь. А оказалось, что семья — это те, кто рядом, когда тебе плохо. Ты единственная, кто приходит ко мне не за деньгами.
— Дядя Боря, не говорите так. Дима тоже…
— Дима хороший мальчик, но слабый. Он никогда не защитит тебя от матери и брата с сестрой. А они ведь издеваются над тобой, правда?
Анна промолчала, но дядя Боря и так всё понимал.
— Вот идиоты, — покачал он головой. — Не понимают, какое сокровище рядом. Ты за шесть лет ни разу не попросила у меня помощи. Ни разу! А они только и делают, что просят.
В конце ноября дядя Боря попал в больницу. Анна навещала его каждый день, иногда оставаясь на ночь. Семья мужа наконец узнала о серьёзности его болезни и устроила настоящее представление у больничной койки.
— Дяденька, — рыдала Света, — вы обязательно поправитесь! Мы все вас так любим!
— Борис Михайлович, голубчик, — причитала Галина Михайловна, — что же мы без вас делать будем? Вы же для детей как отец родной!
Игорь молча стоял в сторонке, но Анна видела, как он изучает медицинские карты, пытаясь понять прогнозы врачей.
— Слушайте, — тихо сказал дядя Боря, когда они остались одни, — я завтра подписываю завещание. Всё оставляю тебе.
— Дядя Боря, что вы говорите! — испугалась Анна. — У вас есть племянники…
— У меня есть племянники, которые в последние шесть лет видели во мне только банкомат. И есть ты — единственный человек, который заботился обо мне просто так.
— Но они же возмутятся! Дима не поймёт…
— А ты объяснишь. Или не объяснишь — твоё право. Анечка, я прожил семьдесят лет и понял одну вещь: деньги должны достаться тому, кто их заслуживает. А заслуживает их не тот, кто требует, а тот, кто никогда не просил.
Дядя Боря умер через две недели, в декабре. Похороны были пышными — вся семья изображала безутешное горе. Анна стояла в сторонке, тихо плача о человеке, который стал ей настоящим другом.
Завещание огласили через неделю после похорон. Нотариус зачитал короткий текст: всё имущество Бориса Михайловича Соколова — квартира в центре, дача в Подмосковье, два автомобиля и банковские счета на общую сумму в неприличное количество десятков миллионов рублей — переходило к Анне Владимировне Соколовой.
Повисла мёртвая тишина.
— Это невозможно! — первой очнулась Галина Михайловна. — Какая-то ошибка! Мы родная семья!
— Завещание составлено в полном соответствии с законом, — спокойно ответил нотариус. — Борис Михайлович был в здравом уме и твёрдой памяти.
— Но почему ей? — выкрикнула Света. — Она же чужая! Провинциалка, которая к нам прицепилась!
Игорь молчал, но его лицо побагровело от ярости.
— Анна, — подошёл к ней Дмитрий, когда они вышли из конторы нотариуса, — ты же понимаешь, что дядя был болен? Может, он не совсем соображал, что делает?
— Дима, он был в полном сознании. Мы много раз говорили об этом.
— Но это же несправедливо! — взорвался он. — Мы его племянники! Я его крестник! А Игорь назвал сына в его честь!
— Да, и что? — спокойно ответила Анна. — За шесть лет вы подходили к дяде только с просьбами о деньгах. Ипотека, кредиты, ремонт, машины… Когда он болел, кто за ним ухаживал? Кто с ним разговаривал? Кто просто сидел рядом?
— Ты специально это делала! — закричала Света. — Заискивала перед ним, чтобы получить наследство!
— Я заботилась о нём, потому что он был хорошим человеком. Единственным в вашей семье, кто не называл меня провинциалкой и приживалкой.
Дмитрий схватил её за руку.
— Аня, милая, но ты же понимаешь — мы семья. Надо поделиться. Хотя бы дать доступ к одному счёту. У Игоря ипотека, у Светы кредиты на ремонт, у мамы проблемы с деньгами…
Анна посмотрела на мужа — на этого слабого, безвольного человека, который за шесть лет ни разу не защитил её от нападок родни.
— Ну уж нет, дорогой мой, — сказала она тихо, но твёрдо. — Если меня унижают, я мщу.
— Аня!
— Шесть лет, Дима. Шесть лет я терпела их издевательства. Твоя мать при гостях рассказывала, как я «зацепилась за приличную семью». Твоя сестра называла меня «тульской дурочкой». Твой брат говорил, что я «села тебе на шею». А ты молчал.
— Но я же любил тебя!
— Любовь без защиты — это не любовь, это трусость. А теперь, когда у меня появились деньги, вы вдруг вспомнили, что я семья?
Галина Михайловна подошла ближе.
— Анечка, дорогая, может, мы действительно были не правы. Но ведь теперь всё можно исправить? Мы же родные люди!
— Теперь поздно, — ответила Анна. — Дядя Боря был прав. Деньги должны достаться тому, кто их заслуживает. А вы заслужили только то, что сами создали — моё презрение.
Она развернулась и пошла к выходу.
— Анна! — крикнул ей вслед Дмитрий. — Куда ты идёшь?
— Домой. Собирать вещи. Я подаю на развод.
— Из-за денег? Ты готова разрушить семью из-за денег?
Анна остановилась и обернулась.
— Нет, Дима. Я разрушаю то, что вы разрушили задолго до этого наследства. Семью нельзя разрушить деньгами — её можно разрушить только неуважением.
Через месяц Анна переехала в квартиру дяди Бориса. Она уволилась с работы и открыла собственное рекламное агентство. Дмитрий звонил, просил вернуться, обещал «всё изменить». Но было поздно.
Иногда она думала о дяде Борисе и понимала, что он дал ей не только деньги. Он дал ей возможность наконец почувствовать себя достойной уважения. И самое главное — он показал, что месть бывает справедливой, когда она защищает твоё человеческое достоинство.
Дядя Боря был прав: деньги должны достаться тому, кто их заслуживает. А заслуживает их не тот, кто требует, а тот, кто никогда не просил.
