Давайте понаблюдаем за Шариковым и Глебом Жегловым.
Вот сцена из «Собачьего сердца». Автомобиль для транспортировки отловленных бродячих животных, напоминающий «Фердинанд» из «Места встречи», въезжает во двор какого-то строения.
Шариков руководит процессом облавы на подвальных кошек. На нём пальто из кожи и шляпа. Кругом снег. Зима. Кошки стаей выпрыгивают из люка.
В другом фильме МУРовский начальник при коже и шляпе руководит захватом бандитской группировки под названием «Чёрная кошка». Антураж тот же: заснеженный двор, «Фердинанд» на заднем плане. Из подвального люка один за другим выходят бандиты.
Если присмотреться к поведению персонажей в других фрагментах фильмов, можно тоже найти сходства – в повадках, жестах. Авторский намёк? Или режиссёрская задумка?
Авторы двух литературных источников жили в разное время: когда Булгаков писал свой рассказ, Аркадий и Георгий Вайнеры ещё не родились.
Но для создания убедительных литературных образов, безусловно, проработали немало исторического и художественного материала. Как, впрочем, и создатели киноленты.
И, пристально всматриваясь в образ правильного, служащего идее, но бездушного и жестокого Жеглова, зритель найдёт объяснение его поведению в чертах того самого послереволюционного работника «очистки», которого профессору Преображенскому не удалось до конца очеловечить.
Жеглов тоже работает в социальной «очистке» и одержим ненавистью к преступным элементам. Он не верит в их исправление, в человечность и наличие хороших качеств.
А потому не чувствует своей вины за напрасно осуждённого Груздева, за убитого Левченко, легко подбрасывает кошелёк в карман вора Сапрыкина.
Речь, конечно, не о том, каким должен быть работник уголовного розыска. А о том, откуда в нём берут начало чёрствость и бездушие.
