К Андрею Миронову, одному из самых легких, изящных, артистичных русских актеров, мало подходит слово «глыба». Но в смысле его значимости для советского кино и театра другого слова не подберешь. Он был непревзойденным исполнителем ролей жуиров и вертопрахов — и одновременно блестящим драматическим артистом. По его ролям трудно догадаться, каким он был в жизни. А когда погружаешься в воспоминания о нем (их море), кажется, что на их основе нужно писать не газетную статью, а книгу.
Вот лишь несколько историй из его жизни.
«ВЫ ПРИХОДИТЕ НА МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПИТЬ И ЖРАТЬ?»
Легкий на экране, Андрей Миронов и в общении с людьми был легким человеком. Он страстно любил розыгрыши, как, впрочем, и его друзья — в частности, Александр Ширвиндт. Он вспоминал, например: «Андрей пригласил как-то нашу компанию на день рождения. Приходим – на столе не накрыто. Поползли на кухню – ничего. Открыли холодильник – пустота. Думаем: о, наверное, на балконе. На балконе тоже ничего. «Ну и где?» – спрашиваем мы. «Ребята, – говорит Андрей, – я подумал: если вы приходите на мой день рождения пить и жрать, значит, так вы ко мне относитесь.
А если не из-за этого, то мы можем просто посидеть». Мы не поверили, еще полчаса поискали еду, потом сказали: «Ну все, спасибо». Послали его туда, куда сейчас нельзя посылать в печати, и спустились во двор. А там, у подъезда, стоит автобус с женским духовым оркестром в салоне, играющим «Варшавянку». Мы сели в автобус и поехали в заказанный ресторан «Русская изба» праздновать его день рождения».
Таких случаев было множество. Однажды, например, руководитель Театра сатиры Валентин Плучек после сдачи спектакля в шутку сказал Ширвиндту: «Ну что вы за молодежь? Вот в наше время начинали праздновать в Москве, а утром оказывались в Ленинграде». Тут же решили ехать в Ленинград (где в тот момент снимался Миронов), заняли денег у Татьяны Пельтцер на билеты и полетели. Но кто-то успел предупредить маму Андрея, Марию Миронову: та позвонила сыну и мрачно сказала: «Жди». «Когда мы подъехали к «Астории», — вспоминал Ширвиндт в мемуарах, — «на входе стоял Андрей в красной ливрее с салфеткой на согнутой руке. Не моргнув глазом он сухо сказал: «Ваш столик – № 2».
На проходивших в ГДР съемках фильма «Год как жизнь», где Миронов играл Фридриха Энгельса (!) он разыграл своего партнера Игоря Квашу (Карла Маркса). До двух часов ночи они выпивали, а уже в четыре утра Кваше надо было ехать на грим. Миронов с Василием Ливановым завели будильник у него в номере так, что он зазвонил через 15 минут после того, как Кваша заснул. «И, представляете, через 15 минут я, ничего не понимая (за окнами темно, в ужасе, что проспал!), начинаю собираться на грим. Они поджидали под дверью, но не выдержали и от хохота упали в номер. Я их чуть не убил…» — вспоминал Кваша. Потом настал черед Василия Ливанова: Миронов сделал вид, что ест шоколадку, и угостил друга, только в фольгу вместо шоколадки засунул сургуч.
«ТОЛСТЫЙ МАЛЬЧИШКА, ТАКИЕ ВСЮ ЖИЗНЬ МУЧАЮТСЯ»
Глядя на Андрея Миронова в десятках фильмов, никогда не скажешь, что ему приходилось постоянно бороться с лишним весом. Но у него от рождения была очень ощутимая склонность к полноте. Его однокурсница Виктория Лепко, впервые увидевшая его на поступлении в Щукинское училище, вспоминала: «Я даже посочувствовала: бедный мальчик, родители обкормили, я думала, потом дети всю жизнь не могут похудеть и мучаются. Толстый мальчишка, думаю, бедняга.
Такие дети всегда очень комплексуют, это в нем еще было». Говорят, из-за этого Миронова не хотели брать во второй его фильм, «Мой младший брат» по «Звездному билету» Аксенова — его герой был физкультурником. И Миронову пришлось сгонять килограммы… Потом актер постоянно ограничивал себя в еде (он воспитал в себе равнодушие к ней) и занимался физическими упражнениями.
И, конечно, все это не мешало ему быть любимцем женщин. Первой его официальной женой стала недавно ушедшая от нас Екатерина Градова. Он сделал ей предложение, когда она играла самую известную свою роль — радистку Кэт в «Семнадцати мгновениях весны». Сделал стремительно: до этого они виделись всего несколько раз. Миронов ухаживал за Екатериной, приезжая в павильон, где снимались «Мгновения», с банками клубники и охапками сирени (и то, и другое он добывал на родительской даче). Сразу назначили дату свадьбы — и через несколько месяцев отправились в ЗАГС. Потом у них родилась дочь — ныне актриса Мария Миронова.
Как вспоминала Градова, «Андрей был очень консервативен в браке. (…) Он не разрешал мне делать макияж, не любил в моих руках бокал вина или сигарету, говорил, что я должна быть „прекрасна, как утро“, а мои пальцы максимум чем должны пахнуть – это ягодами и духами. Он меня учил стирать, готовить и убирать так, как это делала его мама. Он был нежным мужем и симпатичным, смешным отцом. Андрей боялся оставаться с маленькой Манечкой наедине. На мой вопрос, почему, отвечал: «Я теряюсь, когда женщина плачет». Очень боялся кормить Машу кашей. Спрашивал, как засунуть ложку в рот…»
Увы, брак продлился недолго. Рассказывают, что Градова не смогла смириться с изменами мужа. Впрочем, многие тогда считали, что они в принципе не пара — слишком уж разные люди. Впоследствии Градова продолжала общаться с бывшим мужем, даже играла в спектаклях, которые он ставил на сцене Театра сатиры (мало кто сегодня об этом помнит, но Миронов активно пробовал себя в режиссуре).
А вот со второй и последней женой, Ларисой Голубкиной, Миронов познакомился за 14 лет до свадьбы. В конце 1963 года их познакомила Наталья Фатеева, которая играла с Мироновым в фильме «Три плюс два», а с Голубкиной подружилась во время совместной поездки за границу. Рассказывают, что она загорелась мыслью их свести — и действительно выступила в роли свахи.
Очень скоро Андрей сделал Ларисе предложение, но в такой форме, что серьезно она к нему отнестись не могла («Лариска, выходи за меня замуж!» — «Не хочу!» — «Как ты не хочешь? Все хотят, а ты не хочешь?») В следующем году он предложение повторил — и оно снова было отвергнуто. Но дружить они дружили, и в середине 70-х это наконец переросло в более серьезные отношения: Миронов переехал жить к будущей супруге, привезя с собой ценные вещи: импортный унитаз и антикварную лампу. Голубкина потом вспоминала, что очень смеялась.
В 1977 году они расписались. Их друзья отметили свадьбу розыгрышем: когда вечером молодожены отправились на дачу Миронова в Красной Пахре, за ними последовали Марк Захаров и Александр Ширвиндт с супругами. Захаров вспоминал: «Сначала мы осторожно изображали ночные привидения, ходящие с воем вокруг дома с погашенными окнами.
Поскольку окна не зажглись, звуковую гамму решили разнообразить. «Привидения» стали не только выть, но противно пищать и ухать. Когда пришло физическое утомление без всяких видимых изменений на даче, Ширвиндт проявил огромную, незабываемую на всю оставшуюся мою жизнь изобретательность. Он неслышно влез через окно в спальню и укусил Ларису Ивановну за пятку. Ларисе Ивановне это почему-то страшно не понравилось. Почему – для меня загадка…»
Конечно, кроме официальных жен, у Миронова было много увлечений. В 1999 году вышла книга актрисы Татьяны Егоровой «Андрей Миронов и я»; российская публика тогда еще не привыкла к скандальным историям о знаменитостях, и мемуары Егоровой всем показались бомбой. Из них следовало, что, в общем-то, именно она была главной женщиной в жизни Миронова — если, конечно, не считать его мать Марию Владимировну. Той в книге было уделено немало места: она предстает безумно влюбленной в сына и ревнующей его к другим женщинам. Когда Егорова забеременела от Миронова, Мария Владимировна настаивала, чтобы она сделала аборт, а сыну говорила, что ребенок якобы не от него, а от Юлиана Семенова. Ребенка Егорова в итоге потеряла…
БОМБА В ГОЛОВЕ
Болезнью, с которой Андрей Миронов сражался всю жизнь, был фурункулез (а по другим данным — гидраденит, воспаление потовых желез). Звучит не то чтобы очень страшно. Зато выглядит и ощущается чудовищно: при гидрадените у больных появляются гнойные фурункулы в подмышках, в паху… Режиссер Владимир Бортко, снявший «Блондинку за углом», вспоминал, как Миронов в сцене свадьбы снимал пиджак, поднимал руку — и на белой рубашке в районе подмышки отчетливо виднелось пятно крови. А Михаил Державин рассказывал: «В «Ревизоре», когда он падал, мы с Шурой Ширвиндтом пытались изловчиться и поймать его так, чтобы не дотронуться до больных мест под коленками, под мышками. Он страшно мучился. Дорогой парфюм заглушал аптечный запах разных мазей, которыми он спасался…»
Миронову было физически тяжело даже двигаться с этими язвами — а надо было играть в кино и на сцене. Он перенес аутогемотерапию (когда больному переливают его собственную кровь — считается, что это повышает иммунитет), обращался к Джуне Давиташвили, даже к каким-то деревенским знахарям — это мало помогало. Проблемы возникали и с лицом — ему приходилось постоянно пользоваться гримом, а еще носить водолазки, закрывающие шею. А потом ему сделали операцию — вырезали несколько лимфоузлов, и это наконец принесло облегчение. о это случилось только в 1985 году, за два года до его смерти.
Со стороны все выглядело настолько пугающе, что некоторые потом говорили: «От этой болезни он и умер!» Но умер он, конечно, совсем по другой причине.
У Андрея Миронова была аневризма сосудов головного мозга. Это бомба замедленного действия в голове. От нее скончалась, например, юная художница Надя Рушева: собиралась в школу, нагнулась, чтобы завязать шнурки, и упала замертво. Беда с аневризмой, что она может ничем себя не проявлять: бывает, что у человека болит голова, но не сильнее, чем у здоровых людей. Но у Миронова болезнь нашли за девять лет до смерти. В 1978 году он потерял сознание на сцене во время гастролей; сначала врачи сочли, что у него менингит, а потом поняли, что это было кровоизлияние.
По-хорошему, нужно было срочно делать операцию — и, если бы она прошла успешно, не исключено, что и сегодня Андрей Александрович был бы с нами. Вот только операция могла пройти и не очень успешно. Может, Миронов боялся ее осложнений? Вдруг бы он потерял, например, способность говорить?.. А может, он просто махнул рукой на болезнь, решил, что раз кровоизлияние в 1978-м обошлось без последствий, и дальше все будет нормально?
14 августа 1987 года Миронов потерял сознание еще раз — на сцене Рижской оперы, где шел гастрольный спектакль «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Перед этим он два часа играл в теннис на жаре, обмотавшись полиэтиленом — чтобы согнать вес. Александр Ширвиндт на руках унес его со сцены. Кто-то сунул Миронову в рот таблетку нитроглицерина, решив, что у него сердечный приступ. Потом возникла теория, что именно эта таблетка сыграла роковую роль (нитроглицерин не стоит давать при кровоизлияниях в мозг)… Но аневризма, лопнувшая в мозгу актера, была размером с абрикос, и ни спасти Миронова, ни дополнительно ухудшить его состояние его было уже невозможно. Врачи только продлили ему жизнь на два дня — он умер рано утром 16 августа.
Актера похоронили на Ваганьковском кладбище. Ширвиндт вспоминал: «Так и не смогли, например, страна, народ, близкие похоронить нашего Андрея Миронова на Новодевичьем — не успели дать народного СССР. Я помню эту страшную мышино-канцелярскую возню с перезвонами по инстанциям, когда один высокий чиновник звонил другому высочайшему чиновнику и говорил, что Миронов «подан» на это звание, что «документы лежат» уже близко к финальному столу, но… нет, не «пробили»… Когда Андрея вынесли из театра и город Москва остановился, я почему-то вспомнил виденные мною на пленке похороны Жерара Филипа. Не знаю, где похоронен Жерар Филип и как повлияло на место его захоронения обстоятельство, что он не дождался звания заслуженного артиста Сен-Жермен де Пре…»
